Герасимова Валерия Анатольевна, Савельев Лев Исомерович
Крушение карьеры Власовского
Глава первая
В гостях у старого друга
Преподобный Порфирий Храпчук вышел на улицу в отличном настроении.
Он только что спрятал в бумажник, покоившийся в боковом кармане его светло-серого «с рябинкой» костюма, листок с долгожданным адресом.
Какие воспоминания просыпались в нем, когда он видел это родное имя: Антон Сенченко!
Ведь то, что на своей бывшей родине, которую преподобный Храпчук оставил в далекие мальчишеские годы, он, возможно, встретит старого друга, было едва ли не основной причиной, побудившей его проделать утомительное для его возраста путешествие в Советский Союз.
И такой радостной неожиданностью оказалось то, что чиновник консульского отдела посольства, визировавший паспорт, не только не чинил препятствий, но даже проявил исключительную заботливость.
Порфирий Иванович был готов к тому, что в консульстве его встретят с той официальной безликой вежливостью, под которой служащие подобных учреждений умеют скрывать истинные мысли и намерения. Но на этот раз, как ему показалось, он встретил даже дружескую заинтересованность.
Ему не было задано стереотипных вопросов о цели приезда в СССР. Чиновник только осведомился о сроке его пребывания, а затем спросил, не собирается ли он, кроме Москвы, побывать еще в каких-либо городах Советского Союза?
Порфирий Иванович учитывал, что эти люди ставят себе в особую заслугу понимание юмора даже в самой официальной обстановке. Поэтому, улыбнувшись, он ответил, что, помимо желания посмотреть на перемены, происшедшие в этой стране, у него имелась еще одна задача — наконец взять реванш у своего друга детства Антошки, 45 лет назад обыгравшего его в лапту…
— Лапта? — улыбнулся чиновник, оценивший шутку, — я знаю, это народная игра.
А дружеская привязанность, сохранившаяся столько лет, его не удивляет… Дружба священна! Все с той же любезной улыбкой он тут же помог господину Храпчуку уточнить местонахождение его друга…
Признаться, Порфирий Иванович не намеревался сегодня же начать эти поиски. Но раз ему сразу же пошли навстречу — он решил воспользоваться случаем.
Перед изумленными глазами Порфирия Ивановича все совершалось с непостижимой быстротой.
Не прошло и нескольких минут, как секретарша принесла справку.
— Вот видите, господин Храпчук, вам чертовски повезло. Ваш… — взглянул чиновник на бумажку, — Антон Матвейевитш Сентшенко живет здесь, в Москве. И даже недалеко от Кремля. Адрес — вот. Как проехать туда, объяснит портье вашей гостиницы.
Очутившись на величественно просторной улице Горького, Порфирий Иванович с волнением следил за потоком машин. Их совершенная обтекаемая форма восхищала его. А разноцветная окраска — бежевая, красная, синяя — радовала глаз. Подумать только, что в его Сумах, где он родился и рос, извозчик с рессорным фаэтоном был редкостью, а тот, кто проезжал в нем по главной Соборной улице, чуть ли не зачислялся в разряд богачей…
Что же — правда есть правда. И он расскажет ее всем тем, кто так же, как он, ищет прежде всего непререкаемую истину. Он беспристрастно расскажет, что происходит сейчас, в 1951 году, на его бывшей родине. Да, видать, многое изменилось за 45 лет его отсутствия!
А вот внешне кое-что не очень изменилось. Глаза преподобного остановились на двух старушках, что, тихо переговариваясь, стояли у входа в магазин. Одна из них была в знакомом ему с детских лет черном плисовом салопчике, а в облике другой, скромно повязанной черным платком, почудилось ему нечто монашеское.
Интересно, свободен ли дух таких вот старых женщин в коммунистической стране?
— Матушка, — из предосторожности понизив голос, обратился он к одной из них. — Чи есть тут поблизости храм?
— А как же, — откликнулась женщина в черном платке, — в субботу литургию отстояла, — и с добродушной словоохотливостью посоветовала: — Ступай на метро до Новокузнецкой станции, а там до Скорбящей — рукой подать.
И так как изрезанное морщинами лицо было явной реальностью, Порфирий Иванович сделал свой первый молчаливый и несомненный вывод о существовании в Советском Союзе известной духовной независимости. Стараясь придерживаться способа выражений, как он полагал, неизбежных в Советской стране, Порфирий Иванович продолжал:
— Спасибо, товарищ!.. «А это далеко от Кремля?» — осенила его неожиданная мысль. И он протянул бумажку с адресом друга детских лет.
Сначала старушка в плисовом салопчике внимательно взглянула на Порфирия Ивановича. Ни широкополая шляпа, ни костюм от лучшего портного, ни ботинки на светлой резине не привлекли ее внимания. Перед ней было лицо пожилого человека с добрым — как она решила про себя — выражением глаз.
Затем вооружившись очками, она всмотрелась в бумажку и сообщила, что это совсем недалеко и проехать туда можно или на метро или автобусом номер шесть.
Мы не будем говорить о тех сложных и по-своему глубоких чувствах, которые Порфирий Иванович испытывал, когда оказался в мраморном подземном дворце станции метро Охотный ряд. Взятая на себя обязанность быть беспристрастным экспертом его оставила. Он был восхищен и даже несколько растроган.
Ему даже показалось, что и безликие строки адреса приведут его к великолепному зданию. Однако дом, в котором проживал его друг, оказался самым обычным, даже несколько казенным на вид.
Но, конечно, не это волновало Храпчука…
И все же ему мерещилось, что, когда распахнется дверь в квартиру Антона Сенченко, он снова увидит голубые просторы родной Малороссии, заросшие ивняком и черемухой берега тихого Пела и услышит разбойничий посвист коновода Антошки, сзывавшего свою команду в набег на вишневые сады Засумки…
Сидевшая в вестибюле лифтерша вопросительно взглянула на вошедшего.
— Вам к кому?
— Сенченко! — волнуясь, только и выговорил священник.
— К Василию Антоновичу?
— Да нет, какому… Василию? — удивился Храпчук. — К Антону! К Антону Матвеевичу! — поправился он.
— А… к их папаше!.. Так они вместе живут… Шестой этаж, квартира семнадцать.
Когда Храпчук позвонил в дверь квартиры семнадцать, ему открыла маленькая женщина с седыми волосами. Остановившись на пороге, она всматривалась в гостя.
— Антон Матвеевич дома? — с трудом произнес Порфирий Иванович.
— Антон Матвеевич? Он как раз сегодня выходной. Та вы проходьте, пожалуйста, — с мягкой улыбкой сказала хозяйка.
Пройдя просторную переднюю, Порфирий Иванович очутился в комнате. Она не гармонировала с современным стилем большого каменного дома, в котором жил друг его детских лет. Преподобный Порфирий увидел комнату вроде той, в которой протекало его детство: здесь были и сшитый из лоскутков коврик над покрытым белым чехольчиком диваном, и расшитые петушками рушники, и алые цветочки гераньки на подоконнике.
Но, тем не менее, стоящий на видном месте поблескивавший лаком радиоприемник сразу же вводил в современность.
— Та вы кто такие будете? — с певучей интонацией, так много напомнившей Порфирию Ивановичу, спросила женщина.
— А я… да долго рассказывать, — задумчиво ответил он. — А вы, верно, жинка Антоши будете? Звиняйте, як вас величают?
— Та вы не из наших краев? — и седая женщина улыбнулась совсем молодо. — Марьей Кузьминишной колысь величали… Та вы сидайте, в ногах правды нет, — пододвигая кресло под безукоризненно белым чехлом, сказала она. — А там и мой Матвеич подойдет.
— Спасибо.
Размышляя о том, возможно ли достаточно сложную жизнь втиснуть в короткие и понятные фразы, преподобный Храпчук устало опустился в кресло.
Да и действительно нелегко в двух — трех словах рассказать о том, как он — друг детских лет ее «Матвеича» — попал за тысячи километров от уездного городишка Сумы…
Это было 45 лет тому назад. В семье священника Храпчука произошло неожиданное событие. С далекой чужбины пришло письмо. Земляки, которых безработица и безземелье погнали искать счастье вдали от родины, приглашали отца Иоанна возглавлять приход. Батюшка соблазнился. Продав за бесценок дом и фруктовый садик с памятным Порфирию «белым наливом», отец Иоанн оставил насиженное гнездо и вместе с женой и четырнадцатилетним сыном отправился в далекий путь.
Порфишку, конечно, прельщала перспектива увидеть водные просторы с акулами, коралловыми рифами, а возможно, и китами. Но когда пришла пора расставаться с заветным садиком и кустами акаций — а из них получались такие замечательные пищики! — с косогором, под которым пролегал подземный ход, еще в шведскую войну прорытый Петром Первым, — тоска сжала его сердце. Но самым большим его горем была разлука с Тошкой, сыном соседа Сенченко — мастерового — человека «на все руки».
