Никулин Игорь Владимирович
Добро Пожаловать В Ад
Он сидел на скамье задержанных, потирая саднящую скулу. Ссадина кровоточила и при неосторожном прикосновении вызывала неприятное жжение. Поморщившись, он посмотрел на милицейского сержанта, восседавшего с умным видом за столом напротив.
— Назовите свою фамилию, — произнес сержант, облокотившись на столешницу и лениво поигрывая авторучкой.
Он поднялся со скамьи и выложил на толстый журнал в потрепанной корочке, лежащий перед сержантом, студенческий билет.
Сержант развернул удостоверение, пробежался по строчкам, сверил крошечную, заверенную печатью деканата фотографию с разукрашенным лицом задержанного.
— А просто назваться было нельзя, а, Руслан Адиев?
— Там же все написано, — он пожал плечами.
Скривив толстые губы в ироничной ухмылке, сержант переписал данные в журнал. Поднявшись со вздохом грузчика, день таскавшего тяжеленные мешки и присевшего едва на минуту, прошел к компьютеру, стоявшему рядом с пультом дежурного.
— Умничаешь, значит? — спросил, усаживаясь за клавиатуру. — Сейчас посмотрим, что ты из себя за птица. А может, ты и вовсе в Федеральном розыске?
— Смотрите, — осторожно коснувшись пальцами разбитой скулы, покривился Руслан.
Скула опухала. Если в ближайшие полчаса не приложить холод, синяк расползется на пол-лица. Как не исхитрялся, а увернуться не успел от кулака общежитского дебошира…
А ведь еще какой-то час назад ни сам Руслан, ни его одногруппник и сосед по комнатушке Юрка Турбин и подумать не могли, что коротать остаток вечера придется в участке. Обидно не то — с кем не бывает? Но почему наряд, не разобравшись толком на месте, заковал в наручники и приволок сюда только их, не тронув зачинщиков драки, нажравшихся водки до помутнения рассудка и, вдобавок, чуть не изнасиловавших девчонку?..
— Чисто, — проворчал сержант, считав короткую запись с монитора. — В первый раз попался, что ли?
В трения с законом Руслану вступать не доводилось. Как пишут в анкетах — не был, не состоял, не имел… Да и в этом сибирском городе он всего-навсего третий месяц.
Сюда он приехал из Грозного, городка средней руки, угнездившегося у подножья Терского хребта. Еще заканчивая десятый класс, он решился попробовать силы и поступить в государственный университет. Послушал совета отца, согласился на Новосибирск…
Вступительные экзамены дались исключительно тяжело, хотя в школьном аттестате троек у Руслана не было, и над учебниками он провел немало бессонных ночей. Он поступил — и не ценой стада баранов, как подначивал Славка Иванов, нагловатый сынок шишки областного масштаба. Тому и сдавать ничего не потребовалось. Звонок из Областного Совета, и свято место застолблено. Славка, имеющий в котелке одну извилину, и ту переходящую в прямую кишку, умудрился без усилий сдать такие предметы, где сыпались золотые, не ему чета головы…
Сержант прошел мимо него в коридор и поманил пальцем.
— Иди сюда.
— Зачем?
Задавать вопросы в его положении было делом неоправданно глупым. На невольную реплику сержант отреагировал, как бык на красную тряпку. В глазах его мелькнули искры раздражения:
— В коридор! — вспылил он, выдергивая из портупеи резиновую дубинку.
Схлопотав тычок в спину, Руслан проскочил в насквозь провонявший табаком, водочным перегаром и засорившимся сортиром коридор.
— Ты откуда в Россию приехал? — ноздри сержанта возбужденно раздувались, как у загнанной лошади; костяшки пальцев, сжимающих рукоять «демократизатора» побелели от напряжения.
— Из Чечни, — набычившись, ответил в тон ему Руслан.
Дубинка, описав в воздухе кривую, обласкала ему плечо. Зашипев от боли, чеченец отскочил назад, хватаясь за ушибленное место.
— Не горячо? — осведомился, расплывшись в улыбке, сержант.
— За что-о?!
— Было бы за что… — намекнул блюститель порядка. — Все вы скоты! И вы, и братья ваши черножопые — ингуши. Вайнахи хреновы! — сержант ожесточенно сплюнул на грязный пол. — Никогда не забуду кавказского гостеприимства.
— Что мы такого сделали? — держась на безопасном расстоянии, спросил Руслан с опаской.
— В прошлом году я был в командировке. Перевозил беженцев в Назрань. Так, гады… камнями забросали. Такой же урод, вроде тебя, на крышу взобрался с гранатометом. Дескать, только шелохнитесь. А бабье — обезьяны в юбках и шпана ваша сопливая — камнями по стеклам!.. Эх… — вздохнул он, остывая. — Всыпать бы тебе как следует. Так ведь жалобу настрочишь. Ничего, шарик-то круглый. Авось, еще и свидимся. А теперь, марш в камеру. Самая вонючая, с клопами, в твоем распоряжении.
Выдвинув стальной засов, сержант потянул на себя оббитую жестью дверь. Руслана обдало душной волной зловония.
— Давай! — втолкнул его сержант и замкнул запоры.
* * *
Часам к трем ночи оперативник, вымотанный за сутки от бесконечных мотаний по кражам, опроса свидетелей и потерпевших, и не успевший даже наскоро перекусить, валился с ног. Все, о чем он сейчас мечтал — запереться в кабинете, упасть на сдвинутые в ряд стулья и хоть немного вздремнуть.
Отдавая дежурному выведенные справки по преступлениям, он с надеждой спросил:
— Большего ничего?
Капитан оторвался от пульта, посмотрел на него мутноватыми от усталости глазами.
— Надо еще двоих опросить.
— По поводу?
— Почитай, — капитан подал скрепленные вместе рапорта. — Ситуация, в двух словах, такова… Позвонили из общежития НГУ, вроде драка. Я выслал для разбирательства папуасов[1]. Есть трое потерпевших, свидетельница. Собрались, мол, компанией. Водочка, музыка. В разгар веселья заваливаются соседи. Начинаются претензии: мешаете заниматься. Компанийка уже навеселе, соответственно и ответили. Слово за слово, за грудки…
— И что? — зевнул оперативник.
— Хулиганочка вырисовывается. Показания потерпевших подтверждает комендант общаги, она и звонила.
— А где потерпевшие?
— Дома дрыхнут. Папуасы заявления сами приняли…
Опер чертыхнулся, сгребая со стола чистую бумагу.
— Миша, давай первого…
Сержант вразвалку прошествовал к клетке, где, навалившись на решетку, дремал худощавый парень лет семнадцати в кожаной куртке и надвинутой на глаза драповой кепочке.
— Подъем! — крикнул нарочито громко, пнул по стальным прутьям.
Парнишка подскочил, растирая слипающиеся глаза.
— Турбин, на выход.
* * *
— Неправда! — горячо воскликнул Юра, выслушав оперативника, зачитавшего заявления. — Полное вранье! Перевернуто с ног на голову.
— Ты не кипятись, юноша! Разберемся.
— Разбираться надо было в общаге…
— Ты учить меня вздумал? — опер угрожающе поднялся из-за стола, нависая над щуплым подростком. — Отвечай только на вопросы. Фамилия, имя, отчество.
— Турбин Юрий Станиславович.
— Дата рождения.
— Десятого апреля семьдесят пятого года.
— Где родился?
— В Омске.
— Ранее судим?
— Нет.
— Какие твои годы… — буркнул сыщик, ставя точку. — Итак, коротко и по существу.
А что, собственно, было рассказывать? Просидев до закрытия в университетской библиотеке, они появились в общежитии около восьми. Перекусив еще теплыми, купленными у уличной торговки, беляшами с горячим чаем, завалились по кроватям. Руслан читал детективный роман, а он, Юра, просто отдыхал, стараясь не думать ни о чем…
За стеной вовсю шла гулянка. К соседям частенько захаживал Славка Иванов, «золотой студент», как нарекли его на курсе, а по большому счету кутила и мот. Деньги, а папаша щедро спонсировал старания отпрыска, «грызущего» гранит науки, у него не переводились, и большей частью тратились на регулярные попойки.
Магнитофон гремел на полную катушку; казалось, даже стены тряслись и позвякивали стекла. Руслан оторвался от книги, читать стало невозможным, и опустил ноги на пол.
— Опять… — пробурчал он, надевая шлепанцы. — Никакого покоя.
— А что сделаешь? — повернулся к нему Юра. — Если даже комендантша боится замечание сделать.
— Ага… А назавтра очутиться на улице.
У соседей пьяно заржали, покатилась со звоном бутылка.
— Черт знает что! — возмутился Руслан. — Надоело…
Юра достал из-под подушки рулон ваты, слепил заглушки и заткнул уши.
— Во! — поднял он большой палец. — Почти не слышно.
За стеной истошно взвизгнули. Визг перекрыл отборный мат, послышался звук сочной пощечины. Еще раз кто-то тонко завизжал, после чего визг перешел в захлебывающийся девичий плач.
— Не вмешивайся! — посоветовал Юра приятелю, видя, что тот, забросив детектив, пошлепал к двери. — Мы же крайними будем.
Руслан презрительно процедил сквозь зубы.