Тыл-фронт - Андрей Андреевич Головин

Быстро темнело. Чем гуще становились сумерки, тем сильнее кровянился закат. А с востока медленно надвигались тяжелые громады свинцовых туч. Они устрашающе нависли над густой мережей воздушных заградителей, над притихшей, затемненной Москвой.

Город погружался в густую темноту. Словно радуясь отсутствию уличного освещения, тьма торопливо заполняла проспекты, разливалась по площадям, окутывала громады зданий. Изредка в нее вонзался ослепительный луч прожектора. Когда огненный столб вставал где-либо впереди, Георгий Владимирович быстро опускал голову, прикладывал руку козырьком к папахе и старался смотреть под ноги. Свернув на Софийскую набережную, он неожиданно столкнулся с каким-то гражданином. Тот шел торопливо, низко опустив голову.

— Простите! — быстро сторонясь, буркнул прохожий, но, скользнув взглядом по его фигуре, торопливо спросил: — Товарищ генерал, говорят, будет объявлено осадное положение?

— Я ничего не знаю! — сухо бросил Георгий Владимирович, обходя встречного. «Можно было ответить то же, но вежливее, сейчас же подумал он. — Нервы шалят… Осадное положение!.. И где? В Москве!..»

Столица казалась Георгию Владимировичу затаившейся, настороженной, военной. Он знал, что из москвичей было сформировано и отправлено на фронт двадцать пять отдельных батальонов. Сегодня утром на фабриках и заводах объявили, что немцы в двадцати пяти километрах от города. К вечеру поползли тревожные слухи — через день-два город будет объявлен на осадном положении.

Генерал подошел к Управлению кадров Наркомата обороны, предъявил удостоверение личности, поднялся по лестнице на второй этаж и заглянул в открытую дверь дежурного. Навстречу ему из-за стола поднялся полковник.

— Генерал-лейтенант Савельев? — осведомился он и извиняющимся тоном добавил: — Получил распоряжение срочно ознакомить вас с приказом о назначении: пришлось побеспокоить…

— Куда назначили? — непроизвольно спросил Савельев.

— Дальневосточный фронт. Командующим Отдельной Приморской армией.

Полковник положил на приставной стол папку с приказом и сказал:

— Прочтите и распишитесь.

Георгий Владимирович прочитал приказ. В душе шевельнулось чувство разочарования и досады. Приказ Ставки явился для него полной неожиданностью. Он окончил Академию Генерального штаба и ожидал назначения в действующую армию. И вдруг Дальневосточный фронт…

— Товарищ генерал-лейтенант, — прервал раздумья голос полковника, — у бокового подъезда ожидает машина заместителя начальника Генерального штаба. Он приказал вам явиться к нему в ГКО [1].

Из управления Савельев вышел обескураженный, с неутихшим чувством недовольства. «Кто же вспомнил в эту годину Дальневосточный фронт!» — с раздражением думал он, усаживаясь в машину.

По дороге вспыхнувшее в душе раздражение постепенно сменилось чувством сознания воинского долга, и в Государственный Комитет Обороны он явился убежденным в неоспоримости своего назначения.

Генерал Василевский встретил его приценивающимся, изучающим взглядом.

— Ознакомились с приказом? — чуть прищурившись, спросил он.

— Ознакомился!

— Довольны назначением?

— Признаться, не совсем.

Василевский удивленно приподнял брови.

— Рассчитывал попасть в действующую армию, — пояснил Савельев.

— Это — хорошо, — медленно проговорил Василевский, внимательно глядя Георгию Владимировичу в глаза. — К сожалению, не все военачальники думают так: некоторые считают себя бессильными, неспособными что-либо противопоставить немцам и оттого стремятся подальше от фронта. Вообще, обстановка очень крутая, генерал: бьют нас немцы…

— Учат воевать, — вставил Савельев.

— Слишком дорого обходится эта учеба. Все войска Юго-Западного, фронта, державшие оборону на левом берегу Днепра, окружены восточнее Киева. — Василевский надолго умолк, словно предоставляя собеседнику оценить сложность создавшегося положения. Потом тяжело вздохнув, продолжил: — И если, генерал, в это время Государственный Комитет Обороны находит целесообразным назначить вас на Восток — это большое доверие и, я бы сказал, большая честь. Здесь положение ясно: нужно бить, бить, всеми способами и средствами. Для этого необходимо только умение и сила. Там нужна еще и политическая проницательность: когда на японскую провокацию ответить огнем, а когда оттолкнуть, не ввязываясь в драку.

— Мой предшественник?..

— Болен. Условия позволяли — с заменой временили. Сейчас положение там обостряется: Квантунская армия приведена в готовность номер один.

— Когда я должен выехать?

— Ваша семья где?

— На Дальнем Востоке… Вернее, сейчас эвакуирована в Сибирь.

— Тогда завтра и отправляйтесь, — заключил Василевский. — Здесь сейчас находится командующий Дальневосточным фронтом и секретарь крайкома партии. Вылетают завтра, с ними и отправитесь.

— Слушаюсь! — Савельев встал и слегка поклонился.

— Попрошу пару минут повременить, посидите, — Василевский вышел из кабинета и вскоре возвратился.

— Вас просит к себе секретарь ЦК, пройдемте! — пригласил он, и они вышли.

В большом, несколько продолговатом кабинете, куда его провел генерал Василевский, Георгий Владимирович узнал в стоявшем у окна плотном мужчине секретаря ЦК партии Щербакова. Два его собеседника были незнакомы.

Щербаков бросил на Савельева быстрый взгляд и, не желая прерывать говорившего, молча указал генералу глазами на кресло. Генерал на мгновение вытянулся, коротко кивнул в знак приветствия и неслышно опустился в кресло. «Очевидно, секретарь Хабаровского крайкома», — подумал Георгий Владимирович, вслушиваясь в слова говорившего.

— За эти три месяца, Александр Сергеевич, коммунисты провели беспощадную борьбу с дезорганизаторскими тенденциями, паникерством, благодушием. Труженики края сейчас проявляют исключительную дисциплинированность на производстве, бдительность на всех участках нашего хозяйства и, я бы сказал, трудовой героизм. — Говоривший выдержал паузу, словно собираясь с мыслями, и добавил с какой-то глубокой, идущей от души непоколебимостью: — Народ верит в победу и готов отдать для ускорения ее все! За эти месяцы население края собрало пять миллионов рублей на строительство звена боевых самолетов «Хабаровский комсомол», эшелон подарков воинам действующей армии. Но… — секретарь крайкома, казалось, глубоко задумался, прежде чем продолжить свою мысль. — Понимаете, Александр Сергеевич, традиции Дальневосточного фронта боевые! Вот и армия, на которую мы выпросили генерала Савельева — Краснознаменная. Но… недостаточно этого сейчас, чтобы я мог с уверенностью доложить ЦК, что тыл страны на востоке прикрыт надежно. Вот и командующий Дальневосточным фронтом, мне кажется, больше надеется на государство, чем на свой фронт…

— Кроме фронта, имеется еще Апрельский пакт о нейтралитете. Япония не может не считаться с ним, — возразил сидевший около Савельева тучный генерал-полковник.

— Тыл страны на востоке, генерал, может быть прикрыт сейчас не Апрельским пактом, — горячо, даже, как показалось Савельеву, осуждающе проговорил Щербаков. — Его Япония давно игнорирует. Наше правительство поручало послу в Токио узнать, будет ли Япония сохранять нейтралитет. Министр иностранных дел Мацуока уклонился от прямого ответа. Он сказал, что если нейтралитет не будет противоречить пакту трех держав, он будет действителен, если же он помешает дружбе с