В-третьих, в РВСН появились боевые железнодорожные ракетные комплексы (БЖРК). Систематическое перемещение этих комплексов, конечно, вносило неразбериху в планирование американцев — они не могли, не способны были просто физически в любой момент определить точные координаты этих ракетных комплексов, а следовательно, не могли выдать и данные для прицеливания тех средств, которые должны были их уничтожить. Мы это достоверно знали.
Говоря о РВСН, нельзя обойти и две другие составляющие триаду стратегических ядерных сил — стратегические ядерные средства ВМФ и ВВС.
В Военно-Морском Флоте — Главнокомандующий — адмирал флота Советского Союза Сергей Георгиевич Горшков — основу ядерных средств составляли атомные и дизельные подводные лодки класса БДР. Были и многоцелевые лодки, которые несли и ракеты, и торпеды с ядерными зарядами. Наконец, надводные корабли делились на ракетоносцы, которые несли крылатые ракеты для ударов по надводным и наземным целям, и авианесущие, на борту которых размещалась авиация, способная наносить удары ядерными боеприпасами. Но особо надо отметить, что в то время открывалась отличная перспектива — атомный подводный флот ожидал новую подводную лодку, которую назвали «Акулой» (941-й проект). Этот катамаран состоит из двух параллельно расположенных корпусов, соединенных поверху и бортами. Каждый корпус несет 10 ракет, в свою очередь каждая ракета имеет головную часть из 10 боевых зарядов. Таким образом, одна подводная лодка несла 200 ядерных зарядов, каждый из которых должен был поражать свою цель. Наконец, на флоте имелись и береговые ракетные комплексы с крылатыми ракетами «Берег — корабль». Это оперативно-тактическое средство в стратегические ядерные силы не входит, но имеет большое значение в борьбе с корабельными группировками и при обороне побережья.
Что касается Военно-Воздушных Сил — Главкомом был Главный маршал авиации Павел Степанович Кутахов, — то, на мой взгляд, как стратегическое ядерное средство они и в прошлом и тем более сейчас все больше утрачивают свое значение. Самолеты дальней авиации просто не долетят до назначенных целей. Тем более что и необходимости такой нет — часами лететь за тысячи километров, тогда как в считанные минуты баллистические ракеты могут решить те же задачи и без потерь. Другое дело, если самолеты являются носителями крылатых ракет с дальностью действий в 6 тысяч и более километров. К примеру, самолет поднялся на 10–12 километров, в заданном направлении сбросил с борта до 20 такого типа ракет (плюс с неотражающей поверхностью), а сам развернулся и полетел на базу. А крылатая ракета, пролетев в благоприятных условиях основное расстояние за 1–1,5 тысячи километров, снижается в плотные слои и, продолжая лететь на предельно малой высоте (100–200 метров), идет к цели, являясь практически неуязвимой. Очень эффективно.
Но ВВС несравненно сильны своей фронтовой и армейской (штурмовой) авиацией. И особенно если она с ядерным оружием. Эта авиация практически незаменима в любой операции, особенно когда речь идет о поражении подвижных целей.
Стратегические ядерные силы, безусловно, являются средством нападения. Точнее и разумнее — средством сдерживания. Нападать, а следовательно, применять ядерное оружие — конечно, это самоубийство, что наконец понимают уже все. Но учитывая, что в мире еще есть маньяки и мы не застрахованы от самой дикой неожиданности, то мы и обязаны стратегические ядерные силы (начиная от системы предупреждения о ракетно-ядерном нападении— СПРН) содержать в полной готовности к немедленному применению и быть уверенными, что любой ядерный агрессор в случае нападения получит возмездие, т. е. наш неприемлемый удар, и перестанет существовать вообще.
Этим мы и занимались. И хотя для меня эта область была до 1979 года знакома лишь в общих чертах, мне удалось с помощью офицеров наших управлений не только все освоить в короткие сроки, но и пустить корни — выходить на заседания «пятерки» с предложениями по вопросам сокращения стратегических ядерных вооружений, а на наших тематических (часто научно-технических) совещаниях активно участвовать в выработке линии развития того или иного вида оружия.
Конечно, развитие Сухопутных войск — Главнокомандующим в то время был генерал армии И. Г. Павловский— для меня особых проблем не представляло, хотя детали производства бронетанковой техники, современной артиллерии, войсковой ПВО и особенно армейской авиации были мне не известны. Особую нишу в познании всего и вся по Сухопутным войскам занимали НИОКРы — научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы.
А вот ПВО страны — маршал Советского Союза Павел Федотович Батицкий передавал главное командование этим видом ВС маршалу авиации Александру Ивановичу Колдунову — были предметом такого же изучения, как и стратегические ядерные силы в целом, как и ВМФ. Чтобы знать на высоком уровне флот и ПВО страны, особенно противоракетную оборону (построенную в том числе и особенно вокруг Москвы), требовалось и много времени, и сил. А знать было необходимо для того, чтобы правильно выстраивать политику развития Вооруженных Сил в целом и техническую политику в частности, а также, чтобы правильно организовывать их подготовку.
Отдельно и достаточно много времени занимало изучение родов войск, в том числе воздушно-десантных войск, разведывательных, инженерных и химических войск, автотракторной службы Министерства обороны. Особое место занимали проблемы связи, поскольку материальную основу управления Вооруженными Силами надо было не только знать досконально, но и видеть перспективу развития, что всегда мог блестяще представить маршал войск связи А. И. Белов.
Наконец, тыл и строительные войска. Тылом командовал маршал Советского Союза Семен Констатинович Куркоткин. Тыл в наших стратегических планах занимал исключительное положение. Поэтому мы ясно представляли себе не только принципиальное эшелонирование тыла, но и его состояние на каждом стратегическом направлении, в важнейших группировках войск (таких, например, как Группа Советских войск в Германии). Мы четко и ясно представляли себе, какие, в каких объемах и где создавались запасы: неприкосновенные — на случай войны и текущие — для обеспечения повседневной жизни.
Сегодня особо важно подчеркнуть: запасы у нас были такими, что они гарантированно обеспечивали многомесячное ведение боевых действий всеми Вооруженными Силами без поставок из народного хозяйства. А сейчас в результате преступно-халатного отношения к обеспечению Вооруженных Сил вообще и сохранению запасов в частности эти неприкосновенные запасы («НЗ») в подавляющем большинстве иссякли — пошли на повседневное обеспечение жизни личного состава и деятельности войск или разворованы. Возникает вопрос — а если грянет гром? А если завтра война? Что делать? Никто в стране на это ответить не может, а соответствующие должностные лица говорят: не надо сгущать краски. И это еще больше усугубляет проблему. Надеемся, с приходом нового президента РФ В. В. Путина и нового министра обороны С. Б. Иванова обстановка изменится к лучшему. Во всяком случае, основания для таких надежд имеются.
Такие параллели — что было и что есть — можно проводить до бесконечности. Кстати, раньше боевая учеба (маневры, стрельбы всех видов, вождение боевых машин, кораблей, самолетов) била «ключом». Сейчас — все «ключи» пересохли. Никто не водит, не стреляет, учений не проводят. Почему? Нет денег!
Несколько слов о военных строителях. Главным строителем Вооруженных Сил был маршал инженерных войск Николай Федорович Шестопалов. Всего в 80-х годах строителей насчитывалось более миллиона. Они не только создавали инфраструктуру Вооруженным Силам, но и по указанию руководства страны строили многие объекты для государства. Однако весь состав строителей учитывался как ресурс, и в случае объявления особого положения все они шли на пополнение боевых частей. Поэтому в программе обучения военного строителя имелись не только чисто строительные специальности, но и изучение общевойсковых дисциплин (уставы, материальная часть оружия, стрельбы, тактическая подготовка).
Ко нечно, в сферу внимания Генштаба входили и все, кто был в других ведомствах (министерствах), но носил погоны и имел оружие. Это в первую очередь Пограничные войска, входящие в состав КГБ, и войска МВД. Кроме того, еще со времен Хрущева некоторые министерства, например Министерство среднего машиностроения, начали «баловать» выделением в их подчинение воинских формирований, которые насчитывали несколько тысяч человек. Они тоже учитывались в общем плане использования ресурсов. Разумеется, такого типа вопросы были прерогативой Главного организационно-мобилизационного управления, но мне, как и все остальное, должно было быть известно.