Прошли первые пять-шесть месяцев моего напряженного труда в Генеральном штабе. Я уже фактически адаптировался. А через год — свободно оперировал точными и самыми свежими последними сведениями из любой военно-политической области, пользовался на память любыми цифрами. Хорошо знал все группировки войск и сил флота. Имел необходимый для служебной деятельности широкий круг знакомств, особенно в МИДе, КГБ, Военно-промышленной комиссии при Совмине, Госплане, в ряде министерств, в Академии наук, во многих КБ, НИИ и крупных предприятиях. Быстро устанавливал деловые связи с руководством союзных республик. Но самое главное— были быстро найдены контакты с окружением Л. И. Брежнева. А если точнее, то эти лица сами проявили инициативу к этому. Дело в том, что для Совета обороны, председателем которого являлся Леонид Ильич, все документы готовились у меня. Поэтому необходимость тесных контактов просто была вызвана жизнью. Секретаря Совета обороны, которым в то время был С. Ахромеев, мы (Огарков, Ахромеев и Варенников) договорились с моим приходом в Генштаб не менять, чтобы не создавать проблем для Брежнева.
В целом оказалось, что не так страшен черт, как его малюют! До работы в Генеральном штабе я, как и все старшие и высшие офицеры Вооруженных Сил, смотрел на этот орган не просто с глубоким уважением, но поклонялся ему и говорил о нем с придыханием. Когда же сам окунулся в этот «атомный» котел, то, с одной стороны, представления об этом органе подтвердились, а с другой— оказалось, что при желании все можно постичь, в том числе и функции офицера Генштаба.
Дело прошлое, но даже тогда (а сейчас я даже уверен) у меня было подозрение, что главная цель некоторых «авторов» (но не Огаркова) моего перевода в Генштаб — сломать меня. Не хочу я о них говорить, но мне было ясно, что расчет был именно такой. Эти авторы убедили Огаркова и Устинова, что надо взять Варенникова: хорошо командует округом, вот ему и карты в руки — пусть поработает в Генштабе. Если же оценить прохождение моей службы поверхностно, то действительно создавалось впечатление, что офицер, фактически не имеющий никакого навыка работы в крупном штабе, вдруг попадает в Генштаб, да еще и в возрасте 56 лет. Конечно, у такого офицера путь один — выход к финишу в службе.
Но эти авторы не учли некоторых обстоятельств.
Во-первых, на протяжении всей службы я лично исполнял многие документы — приказы, директивы, донесения, распоряжения, писал сам себе все доклады и т. д., поэтому у меня в этом плане была большая практика. Вспоминается один довольно интересный эпизод. Это произошло в то время, когда я служил в должности первого заместителя главнокомандующего Группы Советских войск в Германии. Однажды я представил главнокомандующему генералу армии С. К. Куркоткину доклад с моими оценками состояния ПВО группы, в котором вносил конкретные предложения по ее совершенствованию с учетом существующей ПВО в Советском Союзе и ГДР в целом. Предложения были сильные и весьма убедительные. Куркоткин внимательно прочитал весь доклад, затем вернулся и заново «прошел» текст, но уже делая пометки на полях. Закончил, посмотрел на мою подпись, затем перевернул последнюю страницу, где на секретном документе обязательно печатается фамилия непосредственного исполнителя документа. Там стояла моя фамилия, номер рабочей тетради и фамилия печатавшей доклад машинистки. Прочитав эти данные, Куркоткин посмотрел на меня удивленно и спросил:
— Кто все-таки автор этого доклада?
— Вы же убедились, что доклад исполнен мною.
— Странно, очень странно…
Разумеется, я не вступал в полемику, хотя Куркоткин к этому меня склонял. Он был человек недоверчивый, с подозрительным характером, а к людям, которые служили до него вместе с генералом армии Куликовым, его предшественником на Группе, он вообще испытывал неприязнь — считал, что окружение Куликова может быть только тупое и, следовательно, умных документов от них ждать нельзя.
Во-вторых, встречаясь с незнакомой проблемой, я старался ее детально изучить. При этом не гнушался ничем. Если надо было получить какие-то сведения от лейтенанта или даже от солдата — я это делал. Все знали мой склад характера и часто сами шли, чтобы доложить и прояснить мне некоторые вопросы.
Как-то в Прикарпатский военный округ поступила первая партия нового оружия — станковые гранатометы. Я приказал всё отдать на вооружение в «Железную» дивизию (г. Львов), а в остальные дивизии послать по несколько штук для изучения офицерским составом. Издал по этому вопросу директиву. Приблизительно через месяц поинтересовался, как в «Железной» дивизии идет освоение. Доложили, что дивизия стреляет из гранатометов и выполняет все упражнения. Тогда, вызвав из управления боевой подготовки офицера, поставил ему задачу — на следующий день подготовить на львовском стрельбище учебное место для изучения станкового гранатомета и стрельбы из него. Преподавать должны солдат или сержант и оружейный мастер из того полка, который завтра будет стрелять. Желательно, чтобы это учебное место было на фланге стрельбища (лучше там, где пристреливают оружие). В 10.30–11.00 я подъеду и будем заниматься все вместе.
Офицер организовал всё точно. Я приехал в установленное время, и мы приступили к занятиям. Моими «учителями» были два сержанта. Оба — отличные методисты. Минут через тридцать к нам подъехал генерал-полковник Николай Борисович Абашин — первый заместитель командующего войсками округа. Мы поздоровались:
— Я пронюхал, что вы в этих краях, и решил отыскать, чтобы посоветоваться по одному вопросу, — начал было Николай Борисович.
— Присаживайтесь к нам, — пригласил я его. Мы сидели на траве, перед нами на плащ-палатке лежал до деталей разобранный станковый гранатомет. — Вот закончим все с гранатометом, а затем разберем ваш вопрос.
Абашин тоже, как и я, сбросил китель и без особого энтузиазма устроился рядом. Но по ходу изучения проявлял все возрастающий интерес, а после стрельб вообще пришел в восторг. И на то были причины — гранатомет был очень эффективным оружием. Что касается наших «педагогов», то мы не только были им благодарны, но и гордились, что в округе есть такие воины. Николай Борисович Абашин часто любил об этом вспоминать. Но ведь таких примеров много.
В-третьих, если на моем пути встречается препятствие, то я принимаю все меры к тому, чтобы его решительно преодолеть. Чем больше против меня противодействие, тем выше, сильнее и активнее становятся мои действия. Так было на протяжении всей моей жизни и службы. Я никогда не нуждался в «сильной руке», а тем более не искал покровительства (хотя оно иногда и проявлялось, но эти покровители преследовали свои цели). Однако когда мне противодействовали, а я знал, что прав, то считал в таких случаях: если требует дело — можно идти на самые крайние меры. Так я и поступал.
Когда же я попал в Генштаб, то сразу почувствовал, что некоторые лица были по-своему заинтересованы в том, чтобы я пришел сюда. Они были уверены, что, не имея ни малейшего опыта в этой области, я в короткое время «скисну». Я же максимально мобилизовался и твердо шел вперед.
Итак, в Генеральный штаб Вооруженных Сил СССР я вошел с парадного входа и со временем, когда закончил службу в этих стенах, вышел тоже через парадный вход, а не раздавленным, как этого кое-кто ждал. В то же время я горжусь тем, что служил в Генеральном штабе. Особенно приятно вспомнить, что моими коллегами по службе были С. Ф. Ахромеев, А. И. Грибков, П. И. Ивашутин, В. Я. Аболинс, Н. В. Сторч, А. И. Белов, Н. Ф. Червов, И. Г. Николаев.
Глава II
Откуда исходит угроза миру
Необходимость создания труда с правдивым показом истинной угрозы миру. Оценки. Соотношение военных сил между Востоком и Западом. Два направления в мировой политике. Выводы и перспективы.
В кругу политиков, дипломатов и военных частенько муссировалась мысль о том, что мы в пропагандистском плане отстаем от Запада, и особенно от США. Действительно, если идет «холодная война» и наши оппоненты, не придерживаясь элементарных правил этики и приличия, беспардонно лгут, обливая грязью Советский Союз и его народ, то нам надо не оправдываться и отбиваться, а нападать самим. Естественно, для нас неприемлемы методы, какими пользуются американцы, но наступать надо. И именно правда, а не ложь будет еще более эффективным оружием в этом наступлении. А повод к активным действиям для нас, военных, был: в США выпустили огромным тиражом, со множеством иллюстраций, книгу «Советская военная мощь». Показывая широко все виды Вооруженных Сил СССР, авторы довольно напористо внушали американским читателям, что такая, ничем извне не вызванная мощь угрожает их стране и она (эта мощь) якобы может в любой момент нанести удар, обеспечив агрессивные планы Советского Союза.
