- Я знал, что ты заглянешь, - сказал Бортов, поднимаясь из-за стола. Подошел к Павлу, взял предложенную папиросу, щелкнул зажигалкой, дал прикурить Мальцеву, сам прикурил. - Трудно спалось? - спросил и выпустил куда-то в пол струйку дыма, разогнал ладонью.
- Признаться, глаз не сомкнул, Иван Сидорович, - выдохнул Павел.
- Понимаю. Я тоже мучался… Нелегкую задачу перед тобой поставил командир. - Бортов вернулся к столу, стряхнул пепел в пепельницу. - Ну и что же ты надумал, Павел? - спросил, не оборачиваясь.
- Служить решил, Иван Сидорович, вот и вся моя дума. Пришел к тебе поддержку искать. И Тоня просила, Иван Сндорович.
- Правильно, Павел, служить надо. - Шагнул к Мальцеву Бортов. - Но где? Летать?
- Только летать!
- Но только ли? Может быть, осядешь на капе? Чем черт не шутит - из тебя прекраснейший штурман наведения получится. А, Павел Сергеевич? Да и Антонине Степановне спокойнее будет. Хватит уж ей ночами-то не спать, глядеть в небо. Ведь она не железная. Пока шла война - туда-сюда, долг, все на фронт работали. Ну теперь-то дай ей, как говорится, вздохнуть. Прихварывает она у тебя, говорят.
Павел поднял на Бортова удавленные глаза:
- А это откуда тебе известно, Иван Сидорович?
- Э, батенька мой, что не известно замполиту? Какой же он будет замполит, если…
- Нет, в самом деле? - перебил Мальцев.
- Ну а это уж мое дело. Скажи, серьезно больна?
Павел тихо ответил:
- После родов чего-то расклеилась. На сердце жалуется.
- А что говорят врачи?
- Навещают, капли какие-то прописали.
- Как это «какие-то»?
- Поди разберись в них, каплях-то. В медицине я не силен, хотя по госпиталям навалялся. А Тонечка - сама медичка. Понимает, что к чему.
- Ты это дело не запускай. Помощь нужна - скажи.
- Страшного пока ничего нет, Иван Сидорович. Если что - загляну… Так как же, Иван Сидорович, посоветуешь? - вернулся Павел к началу разговора.
- Я же сказал - служить, Павел. Ты еще нужен авиации. Но где - вот вопрос?
- Летать хочу… Не могу без неба.
- А капе, по-твоему, паршивая лужа, что ли?
- Ну зачем же так, Иван Сидорович! - возразил Павел. - Разве я…
- Да знаешь ли ты, с капе дальше и выше видно. Перед тобой - весь воздушный океан, а в нем - молодые летчики, которых твоя уверенная рука выводит на цели.
Павел улыбнулся.
- Знаю, знаю, Иван Сидорович, ты мастер, так сказать, зажечь сердечко. Но ведь…
- Что ведь?
- И все же это земля-матушка.
Бортов взглянул на часы:
- Тебе во сколько к командиру?
- В двенадцать.
- Сейчас без четверти, решай!
Павел встал, оперся на палку, выпрямился:
- Вот что, Иван Сидорович, если командир намерен списать, пусть будет капе, а если повременит, тогда…
- Хорошо. Договорились. Пошли. - Бортов широко распахнул дверь, пропуская вперед Павла.
Загубисало встретил Мальцева официально. Окинул его взглядом, кивнул на стул. Павел сел, оперся на палку.
- Ну что надумали, товарищ капитан?
Павел встал, приложил руку к козырьку:
- Служить, товарищ командир!
- Садитесь и не паясничайте. Я серьезно спрашиваю.
В разговор вступил Бортов:
- Кирилл Прокофьевич, он в самом, деле решил служить.
- Как это понимать, Иван Сидорович? Товарищ капитан, - обратился Загубисало к Павлу, - выйдите, пожалуйста… Как это прикажете понимать? - повторил он вопрос, когда Мальцев вышел.
Бортов приблизился к столу, встал напротив Загубисало.
- Кирилл Прокофьевич, я долго беседовал с Мальцевым. Мне кажется, с увольнением следует повременить.
- То есть? - сердясь, спросил Загубисало.
- Нельзя одним махом это делать. Он нам еще нужен, опытный летчик, сердцем прирос к самолету, и, если оторвем его от машины, как говорится, с кровью, мы нанесем человеку непоправимую рану.
- А кто будет выполнять приказ об увольнении людей в запас, я или ты?
- Оба, Кирилл Прокофьевич, будем выполнять. Ты и я. Но ведь приказ-то надо выполнять не формально, а… по существу.
- Что ж, по-твоему, я формалист? Так, что ли? По-твоему, здорового, крепкого парня уволь, а инвалида оставь? Да? И это выполнение приказа по существу? А с кем, позволь тебя спросить, ты воевать будешь, если завтра сыграют вновь тревогу? С инвалидом?
- Кирилл Прокофьевич! - повысил голос Бортов. - Вы забываете, о ком говорите! Вы оскорбляете человека, который…
- Я уже сорок лет Кирилл Прокофьевич, - перешел на еще более высокую ноту Загубисало, - и никому не позволю командовать! Я командир и попрошу вас, товарищ майор, выслушать, что я скажу. - Загубисало перешел на «вы».
- Я повторю, Кирилл Прокофьевич, - твердо сказал Бортов, - вы можете принимать любое решение, но не имеете права говорить оскорбительно о человеке, перед которым мы должны снимать шапку…
- Ну и хватил, вот так хватил, комиссар. - Загубисало круто повернулся к Бортову. Глаза их встретились, схлестнулись. Несколько секунд они смотрели друг на друга сурово, не моргнув. Наконец Загубисало отвел взгляд в сторону, нервно запустил руку в карман, выхватил оттуда портсигар, закурил,- Кури, комиссар,- сунул он в руки Бортова портсигар и шумно опустился на стул.
Бортов закурил, положил портсигар на стол. Загубисало взял его и нервно сунул в карман.
Несколько минут курили молча.
- Так что же ты предлагаешь? - спросил Загубисало, успокоившись.
- Штурманом наведения назначить, - так же спокойно ответил Бортов,
Загубисало нажал кнопку, вызвал начальника штаба. Тот явился быстро, словно стоял за дверью:
- Слушаю вас.
- Напишите представление на Мальцева.
- На увольнение, как договорились?
Загубисало зло блеснул глазами:
- Поперед батьки не лезьте в пекло.
- Слушаюсь.
- Напишите представление о назначении его на должность штурмана наведения. В кадры я позвоню. Идите и позовите Мальцева.
Павел вошел в кабинет энергично, широко.
- Вот что, товарищ капитан, - сказал Загубисало. - Комиссар уговорил меня оставить тебя на капе наведенцем. Как ты на это смотришь?
- Положительно он смотрит, Кирилл Прокофьевич,- вставил Бортов.
- Положительно, товарищ командир, - подтвердил Мальцев.
- Тогда жди приказ. А теперь - будь здоров.
Павел, постояв немного в нерешительности, повернулся к Бортову, протянул ему свою широкую ладонь, сжал маленькую, но крепкую руку замполита, сказал:
- Спасибо, комиссар.
- Идите, Павел Сергеевич, - ответил Бортов и тихонько подтолкнул его в плечо. Павел, опираясь на палку, вышел из кабинета.
- Думаешь, справится? - спросил Загубисало, пуская в потолок дым.
- Уверен, - ответил Бортов, гася папиросу.
Они помолчали. Над аэродромом раздался гул самолета. Загубисало посмотрел в окно.
- Федорович идет. По почерку вижу.
- Да это он, - неопределенно заметил замполит,
- Хоть сейчас комэском ставь.
- Дело твое, но я бы воздержался.
Загубисало всем корпусом грузно повернулся к Бортову:
- Не любишь его?
- А при чем тут любовь?
- Но летает-то здорово!
- Летать еще мало.
- Нет, комиссар, ты определенно на него зол. - Загубисало посмотрел в глаза Бортова. - Не скажешь, почему?
- С чего это ты взял? Я не зол на него. Замполиту быть злым, как ты знаешь, просто запрещено. Да, да, запрещено. Но на Федоровича у меня свой взгляд. И раз ты спрашиваешь - отвечу. Он прямолинейный службист, а точнее… карьерист. Ты не улыбайся, Кирилл Прокофьевнч, он карьерист.
Загубисало прищурил глаза:
- Так чего ж ты его не лечишь, комиссар?
- Давай лечить вместе, Кирилл Прокофьевич.
- Но я этого самого карьеризма в нем не замечаю. Даже под лупой рассматривал - не нашел. Не путаешь ли ты хорошую службу с карьерой? А?
Бортов встал, зашагал по комнате.
- Очевидно, Кирилл Прокофьевич, мы по-разному понимаем, что такое хорошая служба.
- Отчего ж?
- Ты видишь в нем только летчика. А я хочу видеть и человека. Вместе, слитно.
- А разве на собраниях Федорович не выступает?
- Даже слишком часто.
- Так как же тебя понимать?
- Очень просто. Он выступает, но о чем? Он больше поучает других, чем анализирует положение в своем звене. У соседа и то не так и это не эдак, а у самого под носом черт знает что творится - этого он не замечает. А скажи - на любого набросится: «Придирки. Позорят лучшее звено». А как он строит взаимоотношения с подчиненными? «Вот вкачу тебе «арбуз» - ты у меня забегаешь», «Вот суну тебе «рябчика» четыре - запрыгаешь». И это так разговаривает опытный летчик, командир звена!
- А по-твоему, с ними лобызаться он обязан, - возразил Загубисало. - Он же командир, а не тряпка!
- Командир - это не солдафон, а воспитатель. Война прошла. Она, может быть, и прощала грубость. Но сейчас-то пора перестраиваться. Требовать нужно. Но как?
Загубисало не глядя нащупал спичечный коробок на столе, взял его в руку, секунду-другую поиграл им. Затем встал, оперся кулаками о крышку стола. Стол заскрипел.
