– Эта чертова операция началась так, как я и предсказывал!
Именно о Канно как командире спецподразделения камикадзе подумал Тамаи в первую очередь, когда впервые официально прозвучало предложение о создании такого подразделения. Я знал, что, будь Канно в это время на месте службы, он настаивал бы на назначении его командиром первого подразделения смертников. Поэтому я не удивился, когда по возвращении с родины японский ас нашел меня и с завистью сказал:
– Капитан Накадзима, мне хотелось бы быть на месте Сэки!
– Не глупи, Канно, – ответил я. – У тебя впереди достаточно шансов. Не важно, кто будет первым, а кто вторым. Ты ведь в прошлом не гонялся за славой, почему ты это делаешь теперь?
– Вы правы, – ответил ас, – но мне хотелось бы стать первым камикадзе.
Он в официальном или неофициальном порядке настойчиво добивался зачисления в подразделение смертников, но его заявления и просьбы постоянно оставлялись без внимания. Летчики его класса были слишком необходимы для выполнения заданий по сопровождению и перехвату, чтобы использоваться иным образом.[10]
Не менее значимым следует считать вклад адмирала Аримы, прибывшего на Филиппины менее чем за неделю до того, как адмирал Ониси сформировал первые подразделения камикадзе.
Арима, командующий 26-й авиабригадой в Маниле, явился образцом достоинства офицера. Пунктуальный, основательный, дотошный и педантичный, он носил безукоризненно сидящий военный мундир даже под яркими лучами тропического солнца. Подтянутый и элегантный, не повышавший голоса, адмирал происходил из семьи почитателей конфуцианской традиции, которые в течение ряда веков служили на юге Кюсю главам феодального рода Кагосима. В короткие часы досуга он читал древние классические книги по военному искусству с потрепанными обложками. В ответ на вопросительные взгляды он смеялся и пояснял:
– Это книга по тактике моего прадеда.
Его деликатность не содержала и намека на способность совершить отчаянный поступок.
Штаб 26-й авиабригады в Маниле размещался в прекрасном здании западного стиля, где у адмирала Аримы имелись удобные апартаменты. Но он предпочитал жить в крохотной хижине рядом с командно-диспетчерским пунктом аэродрома Николс, единственным предметом мебели которой была легкая походная кровать. Когда на аэродроме не было дел, адмирал, как полагали его офицеры, либо отдыхал в своей хижине, либо уходил в столовую. Он часто говорил:
– Здесь чудный воздух. Думаю, это самое полезное для меня место.
21 сентября палубная авиация американских авианосцев впервые подвергла бомбардировке Манилу. Из-за несовершенства наших радаров, систем наблюдения и связи налет застал авиабазу Николс почти врасплох. Адмирал Арима находился на летном поле, отдавая команды по подъему в воздух истребителей в условиях непрерывной бомбежки. Он отказывался покинуть незащищенный командно-диспетчерский пункт, пока ближе к окончанию налета один молодой офицер не стал настаивать на том, что будет стоять рядом в качестве живого щита. Потом Арима мрачно объяснил:
– Мне пришлось уйти в бомбоубежище, потому что младший лейтенант Канамару, кажется, приготовился умереть за меня.
Сентябрьские налеты противника были лишь прелюдией к более разрушительным рейдам. К середине октября Верховное командование объявило: судьба родины зависит от исхода предстоящей великой битвы, каждый должен сделать все возможное.
Что это значило? Пилот делает все возможное, когда вступает в воздушный бой с противником. Но как может сделать все возможное адмирал? Тактические операции осуществляются командирами эскадрилий, которые таким образом делают все возможное. Но как может сделать все возможное командующий авиабригадой?
Адмирал Арима имел свой сокровенный ответ на этот вопрос. 15 октября тактическое соединение американского флота было замечено к востоку от Лусона. Приняли решение поднять против него все наличные самолеты – армейские и морской авиации. Когда самолеты 26-й авиабригады приготовились стартовать для выполнения задания с аэродрома Николс, адмирал Арима неожиданно объявил, что поведет бригаду сам. В то время как помощники и офицеры штаба отговаривали адмирала, Арима снял с мундира все знаки различия и сел в самолет-лидер второго эшелона, состоявшего из 13 бомбардировщиков типа 1, 16 Зеро и 70 армейских истребителей. В 15.54 Арима обнаружил на расстоянии 240 миль, по азимуту 65 градусов от Манилы, корабли противника. Он приказал самолетам атаковать противника. На своем собственном самолете он врезался во вражеский авианосец.[11]
Война быстро приближалась к неизбежной катастрофе. К командирам подразделений теперь предъявлялись максимальные требования. Возможно, об этом и думал адмирал Арима, решившись на боевую операцию, из которой не было возврата.
Таким образом, японский боевой дух, дух камикадзе, называйте его как хотите, проявлялся осенью 1944 года вполне очевидно. Он достиг апогея в атаках камикадзе – в чрезвычайных условиях, сделавших эти атаки неизбежными.
Тадаси Накадзима
Глава 6 СЕБУ
(октябрь 1944 г.)
Прибытие подразделения «Ямато»
Утром 20 октября я вернулся в Мабалакат из Манилы, и капитан Тамаи кратко ознакомил меня с организацией нового специального ударного корпуса.
– Накадзима, – сообщил он, – подразделение «Ямато», входящее в корпус, сегодня в полдень направляется в Себу. Вы будете сопровождать это подразделение на своем самолете вместе с тремя другими, а в Себу вам следует подготовить еще одну специальную ударную группу.
В полдень я находился уже в 400 милях к югу, ведя звено из восьми истребителей Зеро. Мы летели над горами, которые окаймляют восточный берег острова Себу, и собирались приземлиться на базе морской авиации, расположенной непосредственно к северу от города Себу. Как инструктору летной подготовки 201-й авиагруппы в Мабалакате мне поручили привести эти самолеты в Себу. Операция была настолько засекречена, что пилоты трех других самолетов ничего не знали о том, что сопровождают подразделение «Ямато» вновь сформированного специального ударного корпуса.
Как только севшие на аэродром при свете заходящего тропического солнца самолеты остановились на бетонной полосе, к ним подбежали механики для осмотра. Отстегивая свой парашют, я приказал немедленно собрать весь персонал базы и затем радировал в Мабалакат о нашем благополучном прибытии.
Посадка восьми Зеро настроила личный состав базы на ожидание чего-то необычного. Офицеры и обслуживающий персонал собрались на командно-диспетчерском пункте аэродрома. Для обращения к ним я взобрался на импровизированную трибуну из деревянных ящиков. Аудитория знала о высадке противника в Лейте, отделенного от Себу лишь нешироким морем Камотес, и догадывалась, что я буду говорить об этом. Люди понимали, что наше внезапное прибытие означало что-то важное, их глаза горели ожиданием. Их нетерпение разжигалось моей напряженностью и стремлением казаться спокойным.
– Военная обстановка чрезвычайно опасная, – начал я. – Если противнику удастся создать базы ВВС на Лейте, оперативная зона, доступная его бомбардировщикам «В-24», распространится через Восточно-Китайское море на континент. Таким образом он поставит под угрозу снабжение Японии топливом из Южного Китая. Без топлива не сможет действовать наш флот.
Операция «Сё» приведена в действие. Все наши военные корабли движутся в залив Лейте с целью разгромить десантные силы противника. В зоне Филиппин противник весьма силен, и нашему флоту придется сражаться в условиях подавляющего превосходства сил противника. Если палубная авиация американских авианосцев нанесет удары по нашим кораблям на пути к Лейте, гигантские орудия наших мощных линкоров «Ямато» и «Мусаси» смолкнут еще до того, как они доберутся до места сражения.
Операция «Сё» имеет какие-либо шансы на успех лишь в том случае, если пилоты японского флота смогут обезвредить американское тактическое соединение. Но военно-воздушные силы Японии на Филиппинах слишком обескровлены, чтобы дать отпор противнику традиционными методами. Время требует применения тактики аварийного пикирования. Прошлым вечером адмирал Ониси одобрил в Мабалакате использование такой тактики, санкционировав формирование специального ударного корпуса «Симпу» («Камикадзе»). В Мабалакате созданы четыре подразделения этого корпуса – «Сикисима», «Ямато», «Асахи» и «Ямадзакура». Четыре самолета, прилетевшие только что со мной, входят в подразделение «Ямато».
Я прибыл в Себу, чтобы сформировать еще одно специальное подразделение. Любой унтер-офицер или летчик, желающий вступить в подразделение добровольцем, сообщит об этом, указав на листочке бумаги свое имя и звание. Те, кто не хочет этого, оставят листок незаполненным. Каждый листок бумаги следует поместить в конверт, который мне должны передать сегодня к 21.00.
