— Неплохо! — проговорил полковник. — Пойдете под прикрытием батареи сорокапятимиллиметровых пушек — я их оставлю здесь. Атакуйте совместно со стрелковой ротой. Больше я ничего дать не могу. Детали согласуйте с начальником штаба. Желаю успеха, капитан.
Больше всего Николай Ермаков желал сейчас, чтобы на месте командира пехотинцев оказался рыжий лейтенант Жуликов с его солдатами. Он только вздохнул, когда к нему подошли двое командиров.
Первый четко, по-кадровому представился:
— Командир стрелковой роты лейтенант Тулин.
Второй, с темным скуластым лицом, медленно проговорил, поднеся большую ладонь к фуражке:
— Командир батареи лейтенант Рахматуллин.
Оба были высоченные здоровяки. Капитан рассмеялся:
— Вас специально так подобрали?
Лейтенанты оказались бывалыми и дельными людьми. Артиллеристы быстренько установили свои совсем игрушечные, с тонкими стволами пушечки, пехотинцы начали лихорадочно окапываться. Грозно взревели моторы. Танки ломились через лесок, поближе к опушке, смотревшей на дорогу.
8
Огромное пыльное облако катилось по степи к разъезду. Гул множества моторов, словно эхо, отзывался в небе, где плыли стаи бомбардировщиков.
— Сейчас кому-то достанется, — сказал капитан, поглядывая на небо. — Нас они вряд ли увидят, но по разъезду и бронепоезду дадут крепко.
Он сидел с обоими лейтенантами в мелком окопчике у опушки. В бинокль были уже отчетливо видны летящие по дороге мотоциклисты, легкие танки. Позади в облаках пыли угадывались тяжелые машины, а за ними грузовики с пехотой… Немцы протаранят оборону, даже не слезая с машин. Что смогут сделать три наших танка? Если только пропустить колонну и ударить по грузовикам… Прежде чем они повернут танки, можно устроить пехоте такой сабантуй, что небу жарко станет.
Грозный тугой удар всколыхнул степь — это, упреждая налет авиации, торопился открыть огонь бронепоезд. Капитан повел биноклем: «Комсомолец Кавказа». Новый залп, и он покатил в сторону от станции, изрыгая огонь из орудий. Самолеты разворачиваются, заходят на него. Вздымаются столбы земли, глухо долетают запоздалые разрывы.
— Товарищ капитан, вас разъезд вызывает.
В окопчике связистов тесно, и он с трудом втискивается в узкую щель.
— Тридцатый слушает.
Это говорит полковник — «седьмой».
— Сейчас прилетят наши птички. Огня пока не открывайте, ждите. Пусть фрицы ввяжутся в бой. Вас не обнаружили? Очень хорошо. У меня пока все.
В бинокль ясно видны уже знакомые звери на бортах тяжелых танков. Генерал Кессель любит экзотику. Его танковая колонна не разворачивается в боевой порядок, немцы надеются без помех прорваться через узенькую полоску окопов, раздавить обороняющихся своей массой. Часть танков желтого цвета. Понятно: их не довезли до Роммеля и бросили сюда. Видно, Кессель рассчитывает дойти до Аравийской пустыни, он даже не перекрасил машины. Пехота нагло катит на грузовиках.
Внезапно капитан Ермаков срывается, бежит к соседнему окопчику.
— Седьмого срочно, — просит он телефониста. — Товарищ седьмой, сейчас мимо меня пойдет пехота на грузовиках. Я ударю в середину колонны, и от них пыль пойдет.
— Очень рискованно, — отвечает полковник, — птички могут дать и по вас.
— Риск — благородное дело, товарищ седьмой. Такого момента больше не будет. Разрешите? Они не успеют рассредоточиться.
— Подождите, я посоветуюсь с представителем авиации.
В трубке несколько минут сухо потрескивало. Ермаков нетерпеливо грыз травинку. Наконец раздался голос полковника:
— Вы слышите? Атакуйте сразу после налета и ближе к хвосту. Бейте только пехоту, а то угодите под огонь «катюш» — сейчас они ударят по танкам. Ну, счастливо, юноша.
Последнего слова Ермаков не понял.
— Что вы сказали?
— Я пожелал вам удачи, капитан.
— Спасибо, — ответ прозвучал совсем не по-военному.
Этот бой не походил на оборону города, хотя внезапность прорыва давала немецкому командованию огромные преимущества. «Может, кончится, наконец, это проклятое отступление, — думал капитан, — соберемся снова с силами и пойдем вперед, как прошлой зимой. Вот тогда я и подам в партию — не будет совестно. А если этот мой бой — последний, и эта дорога отступления — для меня тоже последняя? Кто нам выбирает дороги — разве не мы сами? Куда они ведут, эти наши дороги? Володя Коваленко сгорел заживо у Матвеева Кургана. Мамедова закопали на береговом откосе у Нижне-Донецка. Лена вырвалась из блокады, но погибла от вражеской бомбы. Дорощук уверяет, что наши дороги ведут в бессмертие. Быть может, и мне уготовано уйти из жизни…»
На дороге, ведущей к разъезду с востока, клубилась пыль.
— «Идет несметная сила, — проговорил Николай Ермаков древние торжественные слова. — Она сокрушит вражьи полчища». Может быть, там и родная бригада, с которой так и не удалось соединиться в круговерти отступления, и еще сто бригад и сто дивизий…
«Великая пехота большевиков», — вспомнилась ему фраза из какой-то книги. Танкист, он воздавал должное самому главному роду войск этой войны. «А сейчас танки пойдут на вылазку без пехоты», — эта мысль промелькнула и исчезла.
— Товарищ капитан, покушайте! — позвал его Илья.
— Вы поели? Ну и ладно. Мне сейчас не до этого.
Он бежал к своему танку, на ходу застегивая комбинезон. Солнце уже начало пригревать. Через час в машине будет, как в пекле.
В танке прохладно. Капитан послушал, как дружно взревали моторы его маленького отряда, и надел шлемофон.
— Слушай боевой приказ. Мы должны прикрыться от огня танков их же машинами. Атакуем середину колонны и идем к концу ее. Они побоятся бить по своим. Ясно?
— Ясно! Ясно! — глухо прозвучали в наушниках голоса Анциферова и Демина.
— Наш отход прикроют «сорокапятки». Мой заместитель Анциферов. Сейчас их атакуют «Илы». Сыграют «катюши», и мы пойдем.
В воздухе закружилась карусель воздушного боя. Стрекот пулеметов, короткие удары авиационных пушек неслись с высоты.
Штурмовики появились внезапно. Темно-серые плоские тела «Илов» скользили над степью. Резко затрещали реактивные установки. Вот штурмовики согласно развернулись, понеслись обратно, поливая колонну огнем. Танки сползали с дороги, сталкивались друг с другом, несколько машин загорелось.
Грозный слитный рев, похожий на скрипение тысяч телег, покрыл все шумы боя. Дорога вздыбилась морем огня, дыма, фонтанами поднятой вверх земли. Комбат смотрел как завороженный туда, где должна была пройти граница обстрела. До грузовиков с пехотой «катюши» как будто не дотянулись. Пора!
— Вперед! — капитан захлопнул люк.
Окутавшись синим дымом, рванулись танки. В панораме, быстро приближаясь, заплясали вражеские машины; немцы спрыгивали с грузовиков, разбегались по степи. Их заметили — солдаты, нелепо размахивая руками, побежали за дорогу.
— Вперед, самый полный вперед!
— Есть! — отозвался Дорощук.
Капитан поймал в перекрестье прицела ближние грузовики и, затормозив машину, дал несколько выстрелов.
— Вперед, на дорогу!
Задрав вверх пушку, танк перепрыгнул кювет, с маху ударил по ближайшему грузовику, опрокинул его и помчался по шоссе, раскидывая в стороны машины, давя прицепленные к ним пушки, расстреливая разбегавшихся солдат. В смотровую щель капитан увидел, что «тройка» Анциферова ломится по дороге к разъезду, а деминская «восьмерка», слетев с шоссе, давит и расстреливает бегущих.
— Анциферов, не зарывайся, дай знать, как только появятся их танки.
В башню рикошетом ударил снаряд. Мелкие осколки брони впились в лицо. Впереди, метрах в двухстах, немцы лихорадочно копошились у орудия. Кто быстрее? Капитан закрутил маховик наводки, «схватил» пушку и, не останавливаясь, выстрелил. Танк мчался дальше по дороге, сталкивая в кювет грузовики, а конца колонны все не было видно.
— Демин, Демин, иди к Анциферову, я дойду до конца и вернусь к вам. Слышишь меня?
— Сейчас поворачиваю, еще немножко, — отдавался в наушниках азартный голос Демина. — Еще дам им раза и поверну.
Последними в колонне были бензозаправщики. Капитан выстрелил, и над ними взметнулись столбы пламени. Машина развернулась и помчалась обратно, и тут забился в ушах тревожный голос Анциферова:
— Веду бой с танками.
— Отходи к леску, Толя, к леску отходи! Демин, Вася, отход. Я вас прикрою.
Из облака дыма, огня, разрывов вырвались немецкие танки. Их оказалось не меньше двадцати. Они шли развернутым строем. «У разъезда вас не будет. А здесь уже поздно, голубчики, поздно, гады!» — торжествующе сказал капитан. Он уже не думал о том, какой ценой они заплатят за свой дерзкий рейд, — он мчался навстречу вражеским машинам. Ему хотелось сшибиться с ними в лоб — за безнаказанные зверские бомбежки, за голубые автобусы, за убитых детей на дорогах, за Володю, Лену, Мамедова, за все, за всех. Поймав в перекрестье ближайшую машину, нажал педаль спуска. Остановился, дал еще несколько выстрелов и снова помчался на сближение. Горело уже три немецких танка.
