— Лечить так лечить... — сказал он вслух... — А вы напрасно не садитесь со мной. Здесь повар преотличный.
— Нет, нет... А вот еще одна тайна...
— Вы, Алаярбек Даниарбек, настоящий хурджун, набитый тайнами.
— Очень важная... тайна.
— Что же это еще за тайна?
Доктор одной рукой чистил зубы изящной зубочисткой с позолоченной резной ручкой, а другой высвободился от белоснежной заткнутой за воротник крахмальной салфетки и поднял глаза на Алаярбека Даниарбека. По тем «коварным» гримасам, в которых корчились черты его лица, можно было подумать, что тайна какая-то особенная. И Иван Петрович приготовился выслушать ее с благодушной готовностью, так как он был настроен очень заинтересованно ко всему, что его ожидало в Кабуле.
Оказывается, его дочь Наргис, нежная девочка Наргис, пропавшая, или, как все думали, увезенная басмачами Ибрагимбека за рубеж, храбрая, смелая разведчица Красной Армии, находится в Кала-и-Фату в гареме Сеида Алимхана.
Наргис — пленница Бухарского центра!
Больше того, советское посольство знает о том, что Наргис находится во дворце эмира Кала-и-Фату, но ничего не может сделать для ее спасения.
Баба-Калан все знал и рассказал все подробности. Советское посольство ничего не может сделать потому, что Наргис официально жена бывшего Бухарского эмира, и правительство Афганистана не считает возможным и нужным поднимать вопрос о Наргис, так как эмир живет уже ряд лет в Афганистане почетным гостем правительства. Эмир — халиф мусульман, а Афганистан исламское государство, оказывающее приют и покровительство исламским государям, оказавшимся в изгнании.
О, ворон разлуки, горе тебе!
Скажи мне, что знаешь про нее?
Ты ведь всезнающ!
А если ты не скажешь,
то взлетишь
Со сломанным крылом
И будешь кружить над врагами,
Среди которых твоя любимая...
Кайс ибн Зарех
И высекло огниво тоски огонь страсти меж моими ребрами.
Ибн Хазм
— Черная ночь — черные дела, — сдавленным голосом бормотал Али, — умоляю, не медлите! Они придут!
Он появился внезапно на озаренной бледным светом луны тропинке сада Кала-и-Фату и бросился к Наргис так внезапно, что она не на шутку испугалась.
— О, поэт мой! Вы здесь? Уходите! Скорее. Если вас застанут... Как вы попали сюда, в гаремный сад?
— Я пришел, Наргис, вырвать вас отсюда! Умоляю — бежим! Там, за оградой, ждут кони. Привратник куплен. Стража считает мои червонцы. Все ослепли!
— Нет... С чего вы взяли, что мне нужна ваша помощь? Зачем вы проводили меня сюда?
— Кляну себя за это!
— Уходите! И не вмешивайтесь в мои дела.
Наргис была резка. В ее планы не входило принимать услуги непрошеного спасителя. И потом она опасалась, что ежеминутно кто-нибудь из гаремных служителей может появиться на дорожке парка.
Но влюбленный поэт преградил путь молодой женщине и, воздев руки, декламировал.
Там насилие! Там жестокость!
Бежим, о несравненная из этого ада!
Плачущие турчанки
в золотых поясах на бедрах
Готовы на все
перед блистательными
горами золота.
— Уходите, Али! Вы толкаете меня на верную гибель, а еще смеете говорить, что любите меня. Вы же знаете, что я, слабая женщина, явилась сюда, чтобы освободить себя, расторгнуть ненавистный брак. Я буду плакать! Нет! Я не плачу. Я никогда не плачу с тех пор, как. я... увидела голову любимого.
— Вы не плачете, несравненная, но на глазах ваших жемчужины слез.
— Слезы не вернут ушедшего.
— Позвольте же мне, вашему рабу, утереть кристаллы ваших драгоценных слез. Бежим!
— Оставьте меня. Вы накидываете мне на шею шелковый шнурок удавки. Тише! Темная ночь. Кто-то ходит там, по стене.
— Решайтесь, Наргис! Пусть провалится в преисподнюю и эмир, и презренный Мирза!
— Уходите!
Она бросилась бежать и мгновенно исчезла в тени деревьев.
Али стоял посреди дорожки. Потом он побрел через цветник к стене, где, сидя верхом на ней, его ждали слуги. Они потянули его на стену, а он громко, чуть не во весь голос, восклицал в отчаянии:
Поднимись, несчастный!
Налей в.золотую чашу
Веселящей влаги,
Прежде чем чаша черепа
превратится в совок
для сора!
Оказавшись по ту сторону стены, он не сел на коня, а побежал по пыльной дороге, ломая руки и подвывая.
— Она погибнет! О аллах всесильный! Ни любовь, ни золото ей не нужны! Сколь бы женщина ни была учена и прекрасна, если у нее нет в голове и крупицы разума, — она бедствие для влюбленного и для всех людей.
Али бежал, не обращая внимания ни на камни, ни на рытвины. И свое отчаяние он выразил в вопле:
— Я насыплю гору золота. И куплю ее! Устрою засаду. Я исполню любое ее желание. Наточу кинжал для... эмира, для того, чтобы лезвие его достигло его гнусного сердца. Она, я знаю, ненавидит и эмира, и Мирзу... Я теперь понял, зачем она здесь! Приехала мстить. И моя рука поможет ей! Нельзя допустить, чтобы она сама взяла в руки кинжал.
Али уже не бежал. Шаги его делались все медленнее по мере того, как он разгадывал намерения Наргис.
Али вдруг остановился и ударил себя по тюрбану так, что тот свалился на землю. Пока слуги поднимали тюрбан, он говорил:
— Да, теперь я знаю, знаю! Божественная не может забыть зла! Зло смывается только кровью. О благородная Наргис! О, какой я дурак! Как я не понимал этого...
Схватив за плечо подвернувшегося слугу, Али крикнул:
— Лошадей! Быстро!
Он вскочил в седло и маленькая кавалькада, поднимая облака серебрившейся в свете луны пыли, помчалась по дороге обратно в сторону Кала-и-Фату.
Точно птица Семург,
что попала в сеть,
Всю ночь она вырывалась,
а крыло запуталось.
Кайс ибн Зарих
Только слабые приходят в отчаяние оттого, что на свете существуют негодяи. Зачем терять самообладание? Надо покончить с негодяями.
Закир Кабадиани
Сеид Алимхан соблаговолил принять Наргис только после долгих раздумий и колебаний. Он советовался со своим духовником, несколько вечеров беседовал с законоведами. Специально навестил Бош-хатын, свою первую жену, чтобы испросить совета у нее.
— Как так?.. Он не помнит... э... доставила ли ему эта, желающая развода, дозволенные утехи... э... женщина... Ну, одно ясно... Утверждают, что она не родила. Как же так? Все женщины, которых он удостаивал вниманием, рожали. Тут что-то не так... Может быть, она не удостоилась нашей милости... Тогда какие могут быть разговоры об «уч талаке»?.. Сначала надо воспользоваться правами супруга...
Бош-хатын, умная и властная женщина, держала весь калаифатуский гарем в крепких руках, сама подбирала новеньких жен и наложниц для своего супруга. По ее совету, а вернее указанию — Сеид Алимхан послал за Наргис.
— Вы посмотрите на нее... — скрипучим голосом тянет Бош-хатын.—Этой вашей жене, господин, уже немало лет и от красоты цветка мало что остается осенью.
Привели Наргис. При появлении Наргис она вскидывает глаза и невольно багровеет. О, нет, отнюдь не из ревности.
Со своими яркими, нежнейшего рисунка губками, нежным румянцем щек, ослепительной улыбкой, огромными, мрачно горящими глазами — надо сказать, как ни пытается Наргис притвориться тихой, покорной, скрыть полностью вопль души она не в состоянии — молодая женщина неотразима. И к счастью, она ничуть не походит на мстительную пери или на богиню возмездия.
Наргис очаровательна своей женственностью, и Бош-хатын ужасно досадует, что предварительно не глянула на эту, аллах ведает, откуда взявшуюся из прошлого бывшую жену.
