он и с силой хлопнул крышкой пианино.
Подласов едва успел убрать руки, чтобы удар не пришелся по пальцам.
Взгляды их встретились, как стрелы.
— Почему прекратить?
— Это политика. Ты нарочно мешаешь нам.
Подласов медленно поднялся. В окружении товарищей по курсу он чувствовал себя достаточно уверенно.
— Шуточная песенка — политика?
Его поддержал Кожемяко, загудели и другие.
— Каждый развлекается как хочет.
— Не навязывай нам свой репертуар!
Буцматый еще больше распетушился:
— Ну-ка, давай выйдем отсюда!
— Давай, пошли!
За ними потянулась группа студентов, среди которых был и Кожемяко, но Подласов остановил их.
В коридоре Буцматый снова напал на Подласова.
— Как ты посмел исполнять советскую песню? Напоминаешь про Советы? По разрешению пана директора мы собрались здесь только потанцевать.
— И поете петлюровский гимн?
— Это дело нашей компетенции.
— Ну, и пойте себе на здоровье. Мы же не заставляем вас замолчать.
Аргументы Буцматого были исчерпаны. В резерве осталось последнее — применить силу. Но на это он почему-то не решился. Видимо, подумал, что конфликт станет широко известен и за петлюровский гимн ему непременно влетит. Он знал, как жестоко немцы поступили с работниками редакции «Украiнського слова» за «крайний национализм». Не помилуют и его.
Прекратив на этом поединок, Буцматый направился к выходу. Вслед за ним пошли еще трое из его свиты.
...Георгий рассказывает о вечере танцев в гидромелиоративном институте, о находчивости наших друзей, и мы втроем смеемся, представляя, как покидают поле битвы спесивые верховоды-националисты.
— Придет время — так же будут бежать и гитлеровцы, — говорит Бурляй, — только борьба с ними будет не словесная.
День 8 Марта для Вали начался радостно — пришли друзья: Арсен Поддубный, Третьяк, Елена Пономаренко и Елена Белиц. Правда, пришли они не с цветами, не веселиться, отмечая Международный женский праздник, а решать насущные дела подполья: о резервных явках, о помощи матери Коли Охрименко, о Валином переезде на новую квартиру. И все же настроение у нее было праздничное. В коллективе она всегда чувствовала себя лучше.
— Собрать продукты для матери Коли Охрименко поручите мне, — вызвалась Елена Пономаренко. — Сама и отнесу их.
С этим согласились.
Вопрос с резервными явками был уже подготовлен. Друзья положили перед Валей семь адресов. Одну из квартир на первое время может занять и она.
Валя посмотрела список. Обратила внимание на то, что предлагались отдаленные уголки города. Улицы Новоюрковская, Хоревая, Арсенальная, Брест-Литовское шоссе... Это хорошо. Не будет попадаться на глаза тем, кто ее здесь уже знает. Особенно же явному недругу из управления домами.
— Благодарю, товарищи, — проговорила она. — Несколько квартир я посмотрю немедля. А вы занимайтесь делами. Соберемся... когда? Пусть будет завтра.
Последней ушла Елена Пономаренко. Ей надо зайти в аптеку, что напротив оперного театра, оттуда заглянуть на Пушкинскую, встретиться с Павловым. К нему раньше заходила Лиза Моргунова, но не застала дома. Тем временем Иван Крамаренко настаивал во что бы то ни стало установить с ним связь.
С порога Лена сказала:
— Выбирай, Валя, царские хоромы, справим новоселье.
— Хорошо, Леночка! Будь осторожна...
Подпольщики всегда напоминали друг другу об осторожности, но особенный смысл Валя вкладывала в эти слова, когда обращалась к Еленам. Постоянно беспокоилась, как бы с ними чего-нибудь не случилось. Она говорила Третьяку: «Мне не страшно умирать, а вот девушек жаль. И наших Леночек, и Тамару, и всех. Девушки — нежные существа, их надо лелеять, а они идут на пытки, на расстрел. Это противоестественно». Был еще один повод такой неусыпной тревоги о Еленах: их обеих вовлекла в подполье она, Валя.
Перед Отечественной войной, по решению Центрального Комитета комсомола республики, Елена Белиц поехала на Буковину. Работала старшей пионервожатой в селе Станивцы тогдашнего Вашковского района, затем инструктором Вашковского райкома комсомола. С приближением фронта вместе с работниками райкома партии выехала на восток.
В Киев прибыла 15 июля. Родных дома не застала: мать, брат, сестра и ее муж эвакуировались с заводами в глубь страны. В горкоме комсомола встретила Валю Прилуцкую, спросила, какую работу ей предложат. Тогда как раз посылали бригады на уборку урожая в колхозы Бориспольского района, с одной из них поехала и Елена Белиц.
Вернулась в конце сентября, когда в Киеве уже хозяйничали немцы. Встала жгучая проблема: как зарабатывать на хлеб? На биржу труда не обращалась, потому что там брали на учет всех коммунистов и комсомольцев, решила обойтись сама. Пекла пирожки и продавала их на Сенном базаре. Однажды в базарной суете услышала знакомый голос: «Кому каши? Кому каши?» Оглянулась, видит: Валя Прилуцкая. Бросилась к ней, спросила, как жить дальше. «Иди к нам, будешь вместе с нами». Сначала не поняла, о чем идет речь, а когда Валя, хорошо зная верность подруги, сказала, что придется работать в подполье, не колеблясь согласилась. Стала связной...
Елена Пономаренко трудовую деятельность начала на одном из киевских заводов, где и застала ее война. В июле 1941 года вступила в народное ополчение, была зачислена в комсомольскую роту воинской части 14/17. Рота работала при медсанбате. Ополченцы оказывали первую помощь раненым, готовили их к эвакуации. 18 сентября 1941 года по приказу командования эта воинская часть отступила в направлении Борисполя, а 23 сентября у села Борщи Пономаренко была контужена и попала в плен. Находилась в лагере военнопленных в Василькове, Фастове и Житомире. В конце октября 1941 года при помощи пленных командиров Красной Армии ей посчастливилось бежать из житомирского лагеря.
Добравшись до Киева, встретила свою школьную подругу Валю Прилуцкую и, узнав от нее о существовании подпольной группы, вступила в нее...
Так Валя повела за собою двух Леночек, повела путем героической борьбы комсомольского подполья в оккупированном Киеве. Разве могла она теперь не тревожиться их судьбу?
Итак, с какой же квартиры начинать осмотр? Валя еще не успела решить для себя этот вопрос, как вдруг послышался условный стук в дверь черного хода. Неужели вернулась Лена? Эта девушка всегда пунктуальна в выполнении поручений, и если чего-нибудь не сделает, то только уважительным причинам.
Валя побежала на стук, но по пути вспомнила, что столе остались адреса явочных квартир, надо на всякий случай
