Молчание первым нарушил Нехай:
— Колы убиг до своих, нехай ще повоюе…
Казалось, добродушный басок пулеметчика настроит разведчиков на снисхождение к Воронову, но комсомольский групорг Седых прямо-таки взвился:
— Ты очень добрый дядя, товарищ Нехай. Думаешь, он тебя пожалеет при случае? Он себя одного жалеть умеет, за счет других! Я против того, чтобы Воронов остался с нами.
— Ты, комсорг, не горячись, — степенно произнес Балтрушайтис. — Остался там — один человек, вернулся — другой. Мы поговорить с ним успеем. А сейчас каждый штык на счету. Пусть останется, поучится воевать.
Воронов заметно повеселел.
— Каждый штык, говоришь? — угрюмо переспросил Денисов. — Согласен. Да только сломанный штык для дела негоден, его выбрасывают. Пусть Воронов вернется туда, где остался, да подумает обо всем хорошенько — время у него будет.
— Согласен с Денисовым! — коротко высказался пятый разведчик.
Воронов испуганно глянул на Амурко и опустил глаза. Лицо таежника казалось замкнутым, отчужденным, и только лейтенант читал затаенную улыбку в линии его плотно сомкнутых губ. Бывая в тайге подолгу вдвоем, они научились понимать друг друга без слов, и сейчас глаза сержанта говорили Дагаеву: выдворять Воронова из группы не следует, и даже те, кто под горячую руку готовы это сделать, в душе надеются на благополучное для Воронова решение; они только хотят, чтобы устроенный лейтенантом урок не прошел даром. Амурко улыбнулся и просто сказал:
— Мое мнение — пусть остается.
Голоса разделились поровну, и теперь разведчики выжидающе смотрели на лейтенанта: все-таки решать приходилось ему. Но разведчики, похоже, просчитались, думая, что командир, устроив необычное голосование, отказался от своего первого слова.
— Амурко, вы все еще не накормили Воронова, поторопитесь, — спокойно сказал лейтенант и отметил, что люди облегченно вздохнули, по-своему истолковав его распоряжение.
Чуть позже, когда разбирали лыжи, Дагаев почувствовал, как сквозь влажный снег по-весеннему запахло хвоей. Пурга совсем прекратилась, но над черными деревьями нескончаемо плыли легионы туч, они как будто даже стали ниже, и не идут ли за ними новые с нерастраченным запасом снега? Впрочем, снег замел бы их следы, а пока приходится каждую минуту ждать гостей. Особенно после того, как был взят в плен и сбежал от «противника» Воронов. Группа, конечно, сделала немало, но, пока цела, она должна воевать…
Нехай, толкнув Воронова в бок, весело прогудел:
— Так що ж вон робыл, той йог-любытель, як жинка його до хаты не приймала?
На ходу дожевывая ужин, Воронов хитро спросил:
— А ты бы что сделал на его месте?
— В мене жинки немае. Не можу знаты.
— Вот и он не знал, что ему делать. Поэтому постучался к знакомой соседке и переночевал у нее.
Снова разведчики весело смеялись, и Дагаев, против воли улыбаясь, сердился на себя и на них: «Только-только ярились на Воронова, а уж в рот ему заглядывают, готовые смеяться. «Любыма дытына»… Разве не тот же Денисов на пару с Брегвадзе чуть ли не в каждом марш-броске делят между собой груз боевой выкладки Воронова, чтоб ему полегче было? А «непримиримый» Седых сколько раз обращался к Дагаеву: «Товарищ лейтенант, Воронову надо бы на репетицию, отпустите его, а мы работу сами сделаем…» Да и другие… Вот уж точно — любимое дитя. Нет, не имеет Дагаев права сегодня менять свое решение, и, выходит, большинство голосов не в пользу Воронова… Почаще надо брать его в разведку и ничего не спускать ему, иначе этого везучего мальчика завезет когда-нибудь в скверную историю. Ведь и нынешняя не так уж безобидна. А Воронов, похоже, решил, что пронесло».
— Становись!..
Разведчики выстроились в одну шеренгу, затихли, прислушиваясь к слабеющим порывам ветра.
— Воронов!.. Дойдете до постов охранения «противника», там, где вас задержали. Передайте их старшему, что я возвратил вас. Как быть с вами дальше, они сами решат. Да пусть посредника поставят в известность.
Сутулясь, солдат медленно вышел из строя и, провожаемый молчанием, скоро скрылся за деревьями.
На миг Дагаеву показалось, что он совершает ошибку, но только на миг. Жалостью бойца не воспитаешь.
— Амурко! — сказал негромко. — Идите за ним. Проводите его до первого поста, но старайтесь не показываться. По пути передайте Брегвадзе, чтоб вернулся к палатке и охранял ее до нашего возвращения. Потом — сюда, и чтоб в одиночку никакой самодеятельности.
— Понятно. — Амурко тенью скользнул в темноту и почти мгновенно растворился в ней.
— Остальные — за мной!.. — приказал Дагаев и повел группу серединой открытой долины прямо к колонному пути — туда, где, по его мнению, диверсантов никак не ждали. Но едва минули оконечность леса, со стороны ближнего хребта блеснул трепетный свет, и люди без команды попадали в снег. Холодный белый огонь ракеты озарил низкие тучи. Встал из мрака, словно придвинулся, черногрудый лесистый склон, заискрился влажный снег, и от близкого леска упала черная колеблющаяся тень. Длинная очередь, захлебнувшись, закончилась одиночным выстрелом, словно автоматчик поставил точку, и вторая белая ракета зажглась над опушкой. Стрелял, конечно, не Амурко: у него оставалось пяток патронов — столько же, сколько у каждого в группе. У Воронова патронов совсем не было. Значит, либо напоролись на засаду, либо «противник» все-таки выслал погоню по их следу, — видно, изрядно досадили ему, и он решил расправиться с разведчиками, едва затих снегопад. У Амурко были ракеты, и не иначе это он подает сигнал тревоги. «Противнику» устраивать иллюминацию не с руки.
С Вороновым теперь ясно, но сумеет ли оторваться от них Амурко? Догадается ли захватить Брегвадзе и уйти по следам группы? Палатку им придется оставить «противнику» как трофей, и от палатки погоня бросится по пятам за Дагаевым — пошла игра в кошки-мышки. Эх, развернулась бы напоследок «Мария» да сыпанула снежку! Он только начинал понимать, какой помощницей была ему пурга в эту ночь. Если враг наступает на пятки, землетрясению обрадуешься.
Едва угасла вторая ракета, Дагаев поднял группу и, не оглядываясь, пошел вперед быстро, как только мог. Ветер порывами толкал в спину, снег был плотный, мутный свет луны пробивался сквозь тучи, позволяя вовремя замечать редкие валуны, поэтому группа скоро достигла колонного пути.
Но тут разведчики сами напоролись на засаду.
Дагаев сразу бросился в снег, увидев вспышки выстрелов над темнеющим впереди снежным отвалом, — два автомата били по ним прямо с дороги. Выходит, и здесь выставили охрану. Он не знал еще, что группа его не раз фигурировала в донесениях посредников, что «противник», потеряв несколько боевых машин, управление батальона и горючевозы, а главное — десятки драгоценных минут на стычки с засадами и расчистку пути, уже нарек это место «долиной диверсантов», и теперь редкая цепь постов охраны протянулась вдоль дороги на несколько километров. Воевать с этими постами не имело смысл. Дагаев дал команду на отход. А сзади ветер снопа донес выстрелы: вероятно, Амурко и Брегвадзе пытались задержать наседающих преследователей. Боевые удачи группы закончились вместе с пургой.
Луна ушла за горы, стало совсем темно, и Дагаев, уклоняясь от дороги, повел разведчиков туда, где они впятером приняли первый бой. Он рассчитывал в темном лесу незаметно приблизиться к дороге, еще не зная о второй группе преследователей, которая искала их следы как раз там, куда они шли, и, привлеченная стрельбой у дороги, повернула им навстречу. План командира, руководившего прочесыванием, был прост и безошибочен — команды преследователей, действуя вдоль отрогов, словно две клешни, охватывали разведчиков, и рано или поздно одна из них должна была нащупать свежий след, а там все решала гонка, которую измотанные ночными переходами разведчики Дагаева долго не выдержали бы. Сейчас «противник» как раз вышел на свежий след; используя радио, он уверенно затягивал мешок.
Смутное беспокойство заставило Дагаева взять у одного из разведчиков автомат, оснащенный ночным прицелом; время от времени он останавливался, осматривая долину впереди. Тьма сгустилась так, что идти наугад стало опасно. Боль в спине и локте напоминала о вечернем происшествии…
Встречная группа попала в самый край поля зрения прицела. Дагаев резко повел автоматом и замер: оттуда в их сторону тоже целились двое, в следующий миг инфракрасный луч ослепил его, прятаться не имело смысла, и Дагаев скомандовал:
— К бою!
— Пароль?! — потребовал из темноты незнакомый голос.
Автоматные очереди взорвали ночь. Взвод «противника» с ходу бросился в атаку, но последние взрыв-пакеты разведчиков взметнули на пути стену огня и снега, мотострелки залегли под редкими выстрелами, однако Дагаев видел в ночной прицел, как фланги атакующих быстро выдвигаются, охватывая его группу. По открытой долине под ночными прицелами уйти невозможно, к тому же и позади, совсем близко, взлетели ракеты, осветив долину и маленькую группу разведчиков, уже полуокруженную цепью мотострелков — подходила вторая команда преследователей. С недалекой дороги блеснул узкий плотный луч прожектора, пробежал по снегу, задержался на ослепленных разведчиках, но им все равно стрелять было уже нечем.
