Красивое, знаковое название у его деревни — Богодаровка, то бишь Богом подаренная. Раньше Виктор как-то не задумывался над этим, а теперь понял: неспроста такое название, с какой-то легендой или былью наверняка связано. Надо бы, пока живы, расспросить стариков, покопаться в архивах — интересно ведь!
Очистить душу от скверны — вот что ему сейчас нужно. Как родник колодца или реки со временем затягивает тиной или грязью, так и внутренний мир человека обрастает греховными низменными страстями, нравственными пороками — завистью, злобой, ненавистью… Вера в Христа и есть тот специальный фильтр, который делает человека чище, лучше, духовно здоровее.
…Уснул он лишь под утро. До самого подъема Виктор снова с ротой тяжело поднимался в горы. В этот раз искали «духовские» склады с оружием. По узкой петляющей тропке Виктор ступал крайне осторожно: у него было тревожное, близкое к страху, предчувствие: сегодня он обязательно подорвется на мине: если не сейчас, так чуть позже, после очередного шага, который станет роковым. Он, словно кошка с мышкой, играл с судьбой вслепую. Афган по-прежнему цепко держал капитана Колесникова при себе, как важного свидетеля, еще не давшего ценные показания. Но и в тот раз Бог спас его: очнувшись от сна, он точно помнил, что не подорвался на мине.
Кошмарные сны, назойливо навещавшие все чаще, с годами отнюдь не растворились в тумане прошлого. Не выдержав их прессинга, Виктор однажды пришел на прием к психотерапевту. Тот прописал какие-то таблетки, порекомендовал прогулки в лесу, на свежем воздухе и настоятельно советовал съездить отдохнуть в санаторий с видом на море, что Колесников и сделал. В Крыму и впрямь он почувствовал себя здоровым. И лишь однажды, после того как они с женой поднялись на вершину сказочно красивой Ай-Петри, его до этого спокойный ночной сон бесцеремонно нарушил бессмысленный калейдоскоп пережитых впечатлений. Но к по-домашнему уютному Крыму, увы, они не имели никакого отношения. Это Виктор понял по фразам, в которых четко уловил кем-то произнесенные до боли знакомые ключевые слова: «шурави», «духи», «вертушки». Даже санаторий, на который он так надеялся, оказался бессильным помочь ему. А тут новый удар по нервам и психике — страшное происшествие со смертельным исходом на обратной дороге. Лучшей терапии не придумаешь…
И вот теперь, в колонии, Колесников, кажется, наконец-то нашел единственное лекарство от своей невидимой многолетней болезни, которой даже опытные врачи не могут поставить точный диагноз. «Это у вас нервное переутомление, обычная хандра — пройдет», — обычно так, успокаивая, квалифицировали медицинские светила его навязчивые, опустошающие душу и угнетающие сознание тяжелые афганские сны. Вера в Бога — вот его чудодейственный препарат, который ни в одной аптеке мира не продается: для его приобретения вообще не нужны деньги, блат. Только покаяние души.
Загадка — парадокс для любителей кроссвордов. Не убийца, не преступник, хотя руки в крови. Кто это? Командир мотострелковой роты Советской армии капитан Колесников. Конечно, он не один таков. И не по своей воле, а по приказу высшего командования оказался в чужой стране с оружием. Чтобы воевать, а не заводы, мосты, дороги строить, в чем по партийной указке пыталось поначалу убедить свой народ Советское телевидение. А у войны во все времена две родные сестры — боль и смерть. И если с последней Виктору посчастливилось разминуться, хотя не раз воочию видел ее, то первой стал братом. Как радиации чернобыльцы, так он нахватался этой медленно убивающей душу боли, человеческих страданий. Думал, с годами они исчезнут, но память и сознание зачем-то бережно хранят наряду с положительными эмоциями, чувствами и пережитые страхи, стыд, муки, сомнения. Обезглавленный труп моджахеда с кровоточащей, облепленной сонмищем зеленых мух шеей, неожиданно вернулся к нему из прошлого даже не во сне, а днем, когда Виктор разделывал на кухне мясо. Не он линчевал того «духа», а шедшие впереди разведчики. Но полузабытая картинка не стерлась в памяти, как и тот афганский подросток, расстрелянный им на пороге своего дома вместе с отцом, главарем банды. Как тени-призраки возвращаются порой к нему в ночной тиши голоса мертвых и живых однополчан. Хорошо, что хоть «воюет» Виктор молча, лишь слегка постанывая, не выкрикивая дурацких команд, иначе бессонница жене была бы обеспечена. Теперь он знает, что как незахороненный прах близкого человека зовет, напоминает о себе, так и непрощенный Богом грех безжалостно бередит оголенную душу. «Так что не к психотерапевту и невропатологу, а к батюшке на исповедь, в храм тебе, Виктор Иванович, надо идти, — с легкой иронией признался себе Колесников. — Пока не сделаешь этого, будешь приговорен к своей вине пожизненно, а не на два определенных судом года…» А еще он приговорен самой судьбой к Афганистану, куда, будь птицей, не соблюдая границ, с радостью упорхнул бы. Только не в нынешний, натовско-американский, где бал правит исключительно сила оружия, а не человеческих чувств, отношений, а в свой, середины 1980-х. Именно тот Афганистан, где он выполнял интернациональный долг, не спрашивая разрешения, как старый друг, приходит в гости во снах, в которых горе и радость, жизнь и смерть вперемешку. Колесников устал от них и хотел бы сам оказаться в гостях у своей боевой молодости, когда день шел за три, а их количество казалось безграничным. Но, наверное, сколько лет отмерено, столько и будет он носить в себе эту чистую, как родник, с примесью боли, горечи и печали, несбыточную мечту…
Большинство девушек и женщин, не встретивших свою вторую половину на необъятных просторах Советского Союза, отправлялись за семейным счастьем на афганскую войну, наивно веря в то, что оно их там ждет. И как же нестерпимо больно и горько было разочаровываться, воочию в увеличенном масштабе видя совсем другое: ужас, кровь, мучения, смерть. Лишь прошедшие через круги ада получали право на настоящую любовь. Она могла длиться вечность, годы, а то и вовсе считаные дни.
* * *
Большего романтика, чем Ира Кузнецова, во всем медучилище, наверное, не было. Поэтому никто из ребят не удивился, узнав, что девушка настойчиво обивает пороги военкомата. С единственной просьбой: направить ее после выпуска в Афганистан.
— Вы не имеете права мне отказать, — сердилась Ира, слыша уже из уст военкома знакомое предложение «еще раз хорошенько подумать». — Я взрослый, самостоятельный человек и хочу полученные в училище знания применить там, где они наиболее нужны.
— Правильно мыслите, — неожиданно согласился с ней военком. — Поэтому мой вам совет: езжайте в одну из сельских больниц. Там не хватает медсестер и каждому новому человеку очень рады.
Туда я всегда успею. А вот в Афган могу опоздать. Я вас, товарищ полковник, всегда по-доброму помнить буду, только оформите документы, пожалуйста.
Да что же это за девки такие напористые нынче?! — слегка завелся и военком. — По-доброму, говоришь, вспоминать будешь? А если, не дай бог, без глаз или без руки останешься: пуля ведь действительно дура, ей все равно кого ранить и убивать. Тебе, Ира, самое время не в строю в сапогах, а в невестах ходить, любовь с парнями крутить. А там, глядишь, дело к свадьбе повернет, сына или дочку родишь…
— Это тоже успеется. Так как насчет Афганистана?
А родители согласны? — после паузы уточнил военком. — Они, кстати, кто по профессии?
— Папа у меня военный, танкист, правда, уже на пенсии. А мама заведующая библиотекой. Но их мнение в данном случае не решающее.
— Значит, они «против»?
А вы были бы «за» на их месте? Уже хорошо, что они не закатывают в доме истерику, а относятся к моей возможной командировке сдержанно.
Когда у вас выпуск, в июле? Подойдите в начале августа: мы как раз будем комплектовать команду по заявке с области. Медсестры, думаю, понадобятся.
Услышав такое, Ира на радостях готова была расцеловать военкома. Она не шла, а просто летела к ближайшей автобусной остановке. Со стороны могло показаться, что девушка выиграла в лотерею миллион.
* * *
В отделе кадров штаба армии ей вначале предложили остаться в Кабуле, в госпитале, но в последний момент все переиграли.
— Поедете в Баграм. Там в агитотряде уже два месяца нет медсестры.
Где находится этот Баграм и что за странное такое подразделение агитотряд, Ира не знала, но решила не уточнять. По ходу сама разберется. На попутном транспорте еще с одной женщиной, вольнонаемной из Челябинска, добралась до Теплого Стана, откуда должна была идти автомобильная колонна. По иронии судьбы она направлялась домой, в Советский Союз, откуда сутки назад прилетела Ира военно-транспортным самолетом.
— Возьмете до Баграма? — спросили они у капитана, деловито прохаживавшегося вдоль выстраиваемых машин.
