Тридцать две машины строгой колонной шли по ослепительному крымскому небу, облитые ярким солнцем. Десять И-153 и двадцать два И-16. Перед ними была поставлена задача: обнаружить и подавить сверхдальнобойное орудие немцев с женским именем «Дора».[7] Двадцать второго июня, ровно через год после начала войны, этот монстр открыл огонь по батарее капитана Александера, для защиты которой и была выделена специальная авиагруппа в составе 109 самолётов всех типов…
Лучи крымского солнца били в глаза. Но машины шли вперёд. Владимир внимательно, несмотря на режущую боль и выступившие слёзы, вглядывался в горизонт. Немцы были очень сильны, и расслабиться означало смерть.
Пока лётчикам везло. На бреющем, прижимаясь к земле, советские ястребки мчались к засечённой звукометристами позиции. Основным признаком вражеской сверхпушки должна быть восьмиколейная железнодорожная магистраль, на которую при стрельбе и опиралась гигантская платформа…
Под крылом промелькнули позиции морской пехоты на Сапун-горе. Там шёл страшный бой: румыны в своих несуразных кепках и пилотках яростно лезли вверх по склонам, их поддерживали огнём артиллерийские самоходные установки фашистов. Почти всё было закрыто сплошной пеленой густого чёрного дыма, и глаз выхватывал в редких разрывах случайные картины сражения.
Тем временем, согласно имеющимся сведениям, приближалась позиция немецкого орудия. Ведущий группы, майор Киселев, покачал плоскостями из стороны в сторону, подавая знак «Внимание». Столяров глубоко вздохнул, вентилируя лёгкие. Наступала ВОЛНА. Он уже ощущал то самое, тёмное и звериное. Именно в эти минуты НАКАТА его зрение обострялось до такой степени, что капитан различал мельчайшие детали на земле с двухсотметровой высоты, предугадывал действия вражеских зениток и ловким манёвром оставлял противника в дураках. Но сейчас он страшно не хотел штурмовать пушку. Почему? Даже для него это было загадкой.
Есть! Вот она, гора, за которой должны быть немцы! И в это мгновение Столяров различил вдалеке непонятный аппарат с вращающимся над пилотом винтом. Странная машина спешила к земле. Вертикально! Лётчик потянул ручку управления на себя, вздымая самолёт ввысь, чтобы оттуда, в крутом пикировании сбросить бомбы на фашистов, как вдруг навстречу ему скользнули хищные тонкие тени «Фридрихов», «Bf-109F».
Дымные очереди пулемётов потянулись к советским самолётам. Крутанув головой, Владимир заметил, что и сзади, им в хвост заходят такие же стремительные силуэты с характерными обрубленными плоскостями. Резким рывком пилот закрутил свою «Чайку», разворачиваясь навстречу немцам. Исключительная маневренность биплана, помноженная на мощь мотора, помогла справиться с машиной. Он откинул большим пальцем с рукоятки управления алую предохранительную чеку и на мгновение зависнув в воздухе, поймал в прицел узкий лоб истребителя с прозрачным диском впереди. В этот момент немец открыл огонь — его кок озарился пламенем из ствола мотор-пушки.
— Держи ответ, скотина!
Залп из двух трофейных «MG-FF», стоявших на месте обычных для «И-153» «ШКАСов» был ужасен: снаряды вошли точно в центр, ударив по увеличенному коку. В разные стороны полетели обломки пропеллера, огрызки обшивки, блеснули на солнце вырванные ужасающей силой тротила шатуны из развороченного двигателя. Фашист словно споткнулся в воздухе, и, беспорядочно кувыркаясь, пошёл к земле, теряя в полёте плоскости. Пилот был убит на месте…
В этот момент мимо промчался наш «И-16», за которым спешил немецкий истребитель. «Мессершмит» поливал «ишака» из всего бортового оружия, словно из пожарного шланга. Наш лётчик швырял кургузую туполобую машину из стороны в сторону, пытаясь вывернуться из-под обстрела, но враг попался опытный, за доли секунды предугадывая все манёвры истребителя. Столяров моргнул, ослеплённый солнечным бликом, а когда его глаза открылись вновь, было уже поздно. «Ишак», пытаясь вывернуться, завис на мгновение на месте, и пушка ударила точно в левую плоскость, дробя нервюры и лонжероны. Крыло не выдержало и отвалилось. Прочь отлетели закрылки, отброшенные взрывом бензобака, из кабины вывалился пылающий комок, не могущий быть никем кроме пилота… Ещё один из «шестнадцатых», распуская пышный дымный хвост пошёл к земле. Вырос гриб взрыва на месте падения следующей машины…
— Где ребята?!
Эта мысль обожгла Столярова. Он лихорадочно обшаривал взглядом район боя, разыскивая своих ведомых.
— Чёрт! Где же они?!!
…Олега он заметил правее. Тот тянул повреждённую машину с разлохмаченным пулемётами хвостом к линии фронта. Сашка вертелся словно волчок, отстреливаясь одновременно от трёх «Густавов» и одного «Фридриха». Пока ему это удавалось, но результат уже был предрешён. А где остальные? Столяров не заметил, когда и куда все исчезли, оставив их тройку на съедение… Владимир закусил губу:
— Врёте, суки! Нас так просто не возьмёшь!
…Подстёгнутая всей мощью двигателя «Чайка» с нарисованным на борту силуэтом сопки, ворвалась в гущу немецких истребителей, уже празднующих победу. Биплан словно взорвался, когда его шесть стволов ударили по лениво отваливающему в сторону фашисту. Огненная стена была настолько плотной, что советский истребитель на мгновение как бы застыл в воздухе. А сталь, извергнутая из его оружия, уткнулась в «Мессершмит», и тот исчез в грязном шаре взрыва, из которого брызнули в разные стороны обломки дюраля и железа…
Лискович, не растерявшись, резко взмыл вверх, выходя на горку с разворотом. Только «И-153», да, пожалуй, древний «У-2» были способны на этот манёвр, когда машина разворачивалась в воздухе на месте, меняя направление полёта на сто восемьдесят градусов. В этот момент один из фашистов оказался в двадцати метрах от его самолёта, и ведомый не упустил своего шанса: огненная струя вырвалась из под днища «Чайки», оставляя за собой густой дымный, быстро расплывающийся в воздухе след. Затем уткнулась точно в фонарь сто девятого… Взрыв был воистину ужасен. Владимир едва справился с управлением, выводя машину из плоского штопора, но друг был спасён. Врубив форсаж, они парой рванули назад, к аэродрому. Немцам было не до преследования. Сразу два «Фридриха» пылало на земле, а оставшийся «Густав» был озабочен тем, как бы посадить истребитель с наполовину вырванным хвостом и огромной дырой в фюзеляже…
…Александр замахал рукой, привлекая внимание капитана. Тот качнул плоскостями в знак того, что понял. Внизу, на земле, за линией окопов стояла накренившаяся при аварийной посадке «Чайка» Олега. Оба лётчика заложили вираж и различили своего друга в окружении матросов. Лейтенант помахал рукой, показывая, что у него всё в порядке. Два «И-153» легли на прежний курс…
Курносые бипланы одновременно коснулись посадочной полосы, и, пропылив по ней, замерли на месте. Разъярённый, Столяров выпрыгнул из кабины, стукнул сапогами по плоскости и только тут обратил внимание, что в стороне от полосы стоит группа техников и молча смотрит в небо. К их машинам спешило только двое — его Семёныч, и Сашкин Пётр, молодой, но опытный сержант.
— Товарищ капитан, а где остальные?
— Как?! Я думал, они все уже здесь…
— Да нет никого, товарищ капитан. Вы — первые. И единственные…
— Власов сел в расположении пехоты. Скоро появится. Точно знаем. Видели, как двоих сбили… А больше — никого.
Вмешался Александр.
— Я видел, как ведущий на зенитный снаряд нарвался, только крылья в разные стороны. А ещё двое в гору вошли…
В этот момент к ним подбежали командир группы и комиссар.
— Столяров! Почему не докладываете?! Почему вернулись, не выполнив задания? И где остальные члены эскадрильи?!
Отшвырнув парашют, Владимир не выдержал и заорал в ответ:
— Где, спрашиваете?! Нет больше никого! Я видел, как троих сожгли, да Александр столько же! Ни один из нас не имел ни малейшего шанса пройти! Немцы свою дуру берегут, словно этого бесноватого фюрера! Что же вы наделали, командиры?! Что?! Они нас ждали, и всех, как ягнят, перерезали…
Он без сил опустился на горячую крымскую землю, словно сломавшись, и ударил по ней кулаком, в кровь разбивая руку. Хейфиц, с минуту помолчав, глухо произнёс:
— Вы наблюдали шестерых погибших?
— Да, товарищ комиссар.
— Звонили пехотинцы, Власова и Петренко сейчас привезут. Они целы. Шунков ранен. Его отправили в госпиталь. Наверное, эвакуируют на Большую Землю. Нашли Емельянова и Фролова. Оба мертвы. Остальные — пропали без вести…
Вечером в столовой было тихо. На столах стояли длинной чередой стаканы с водкой, наркомовскими ста граммами, накрытые густо посоленными горбушками чёрного хлеба. Двадцать семь стаканов. Двадцать семь человек. Двадцать семь лётчиков. Они погибли в бою, боевой задачи не выполнив…
