И снег лепит в темные окна.
Большая «вилка» борттехника
Во время командировки на борту № 22 появилась так называемая «вилка» — обороты левого и правого двигателей различались на 4 процента (при максимально допускаемых инструкцией по эксплуатации двух процентах). Командир спросил у борттехника:
— Что будем делать? Имеем полное право вернуться на базу. И командировке конец.
— Зачем? Летать можно. Бывало, я и при шести процентах летал — соврал борттехник.
Правак, лейтенант С., злобно хмыкнул:
— Да ты и без двигателей летать можешь, а мы жить хотим. Понабрали студентов в армию, а они кадры губят.
Началась привычная перебранка двух лейтенантов — двухгодичника и кадрового.
— Если я — студент, то ты — курсант.
— Да, я горжусь, что был курсантом. Пока ты в институте штаны просиживал, я в казарме портянки нюхал!
— Пока ты портянки нюхал, я учился. И теперь я — дипломированный инженер!
— А я летчик, блядь!
— Какой ты, нахуй, летчик?! Пока ты — правак, единственная деревянная деталь в вертолете.
— Командир, он летчиков ни в хуй не ставит! Вставь ему дыню!
— Ну, все! — Сказал командир. — Заткнулись оба. Я решил — командировка продолжается. Хрен с ней, с «вилкой». Тем более что сегодня вечером мы приглашены в гости.
— Куда? — хором спросили лейтенанты.
— На голубцы к одной милой официантке из летной столовой. Ваш командир обо всем договорился.
Вечером экипаж отправился в гости. Обычный барак с общим коридором, в который выходят дверцы печек из маленьких квартир. Голубцов не было. Ели и пили то, что принесли с собой жаждущие общения офицеры. Официантка позвала подругу, медсестру из аэродромного медпункта.
Дело близилось к ночи. Командир все чаще уединялся с официанткой в соседней комнате. Медсестра выразила надежду, что мальчики ее проводят. Уже хорошо поддавшие мальчики выпили на посошок, и, пока медсестра одевалась, вышли в коридор. Курили у печки.
— Какая же я гадюка! — сказал правак, сидя на корточках и мутно глядя в огонь. — Гадина я! Дома меня ждет молодая жена, моя птичка, а я, пес шелудивый, собираюсь изменить ей в этом грязном вертепе.
— Да, нехорошо, — покачиваясь, и стряхивая пепел на плечо праваку, сказал борттехник. — Наверное, тебе прямо сейчас нужно свалить в гостиницу. А я тебя прикрою, скажу, что тебе стало не по себе. Ведь тебе и вправду не по себе — и физически и морально.
— Нет, я не могу, — сказал лейтенант С., икая. — Я не могу обидеть эту милую, одинокую женщину, она так надеется на мою помощь.
«Сволочь», — подумал борттехник, и от предстоящей борьбы за обладание ему сразу захотелось спать. Он даже зевнул.
Вышла медсестра в дубленке, улыбнулась:
— Ваш командир вернется к исполнению воинского долга чуть позже. Вперед, товарищи офицеры!
Миновав темный коридор, они вышли в морозную лунную ночь. Женщина остановилась и сказала, обращаясь к лейтенанту С.
— Милый Шура! Вам, как молодожену, направо — ваша гостиница там. А меня проводит холостой лейтенант Ф. Только проводит, и сразу вернется в гостиницу. До встречи, Шура! — И она поцеловала оторопевшего лейтенанта С. в щеку.
— Ах, вот как? Ну, л-ладно, — злобно сказал лейтенант С., развернулся и ринулся по сугробам к темнеющим сараям. Увяз, остановился, повернул назад. Выбравшись, он долго отряхивал брюки от снега, потом выпрямился и сказал:
— Я ухожу! Но учтите, он — ненадежный человек! Если хотите знать, у него вилка, — тут лейтенант С. показал руками достаточно крупную рыбину, — целых десять процентов!
И, крутнувшись через левое плечо, он побежал по тропинке вдоль желтых окон барака.
— Я ничего не поняла, но этот размер меня заинтриговал, — засмеялась женщина и взяла лейтенанта Ф. под руку.
Весной в полку случилось ЧП — исчезли два бойца-азербайджанца. Были организованы спешные поиски. Борт № 22 возвращался из Зеи с молоком и сметаной, когда, уже на подлете к аэродрому, его переориентировали на прочесывание поселка с воздуха. Вертолет, взяв точкой отсчета баню на краю поселка, начал ходить галсами — улица за улицей, — едва не цепляя колесами телевизионные антенны. Экипаж добросовестно выполнял приказ, понимая всю бесперспективность такого поиска.
— Они же не дураки по улицам бегать, — сказал командир. — Сидят сейчас где-нибудь у друзей — здесь азеров полно, — над нами смеются.
Прочесав нижний поселок, вертолет вылетел к железнодорожному вокзалу и пошел над перроном. На первом пути уже тронулся и набирал скорость скорый из Владивостока. Когда пролетали над серединой состава, борттехник Ф. увидел, как из двери первого вагона выскочил человек в шинели. За ним выпрыгнул второй, упал, перекатился — состав уже шел с приличной скоростью.
— Кажется, нашли, — доложил командир, когда они пролетели над двумя солдатами. — Только что двое воинов спрыгнули с поезда. Сейчас развернемся, посмотрим. Высылайте группу, кто здесь рядом…
— Возвращайтесь, 451-й, — сказала «вышка». — Только что обнаружили бегунков, на водокачке прятались. А в поезде — это наш патруль…
Лейтенант Самойлов, с которым лейтенант Ф. жил в одной квартире, заступил в этот день в наряд начальником патруля. А поскольку лейтенанты все еще не пошили себе шинелей, он позаимствовал этот вид верхней одежды у соседа по лестничной площадке. Как и лейтенант Самойлов, сосед служил в ТЭЧ, но дослужился уже до капитана — и лейтенант отправился в наряд в капитанской шинели.
…Когда патруль ворвался на перрон, скорый поезд уже стоял минуту из положенных пяти. Расстегнув кобуру, «капитан» увлек двух своих бойцов в крайний вагон. Троица понеслась по узким коридорам поезда. Начальник патруля, выкрикивая «извините», открывал двери купе и отбрасывал от лица ноги, торчавшие с плацкартных полок. За ним с пыхтением и топотом следовали два воина.
Они были в тамбуре третьего вагона, когда поезд тронулся. Пробежали два оставшихся вагона, уже никуда не заглядывая. К счастью проводник еще не успел закрыть дверь в тамбуре на ключ. Начальник патруля открыл дверь, махнул рукой подчиненным. Выпрыгнул первый. Второй замешкался, примериваясь. Перрон вдруг кончился, лейтенант увидел внизу плавно ускоряющийся мазутный снег, и вытолкнул солдата.
Когда лейтенант высунул голову, над ним пронесся вертолет, ударил ветром и ревом. Лейтенант вздрогнул от неожиданности и отпрянул, потеряв несколько секунд. Скорость росла. Он снова высунулся, и, прицелившись в набегающий пышный сугроб, прыгнул.
…Взмахнув полами капитанской шинели и провернувшись вокруг оси, тело с криком врезалось в кучу шлака и золы, припорошенной вчерашним снежком. Над местом трагедии взметнулось черное облако…
В голубом мартовском небе стрекотал, удаляясь, борт № 22. По перрону шел капитан с лицом шахтера, в чужой черной сажистой шинели, придерживая рукой конец лопнувшей портупеи. Он грустно думал, что скажет хозяину этой шинели. Слева и справа, наклонив головы и сдерживая улыбки, шагали два аккуратных, подпоясанных белыми ремнями бойца.
— Что, чумазый, — сказала, пятясь, торговка пирожками. — Поймали тебя наши солдатики? А ты не бегай, не бегай!
— Да пошла ты, бабка, — сказал капитан-лейтенант.
И вдруг расхохотался, сверкая зубами.
В мае в полк прибыло пополнение. В июне новобранцы принимали присягу. В этот день стояла редкая для начала амурского лета жара. Дежурный по стоянке части лейтенант Ф. отобедал в солдатской столовой и, сидя в курилке, в тени приказарменных тополей, смотрел, как прямо перед ним на плацу один за другим юноши превращаются в солдат Советской Армии.
Наконец все закончилось — отзвучали хлопки сапог по плацу и петушиные голоса новобранцев. Из динамика медленно и хрипло грянул гимн Советского Союза. Строй замер по стойке «смирно», офицеры подняли руки к козырькам. Лейтенант Ф. задумался: должен ли он, будучи в курилке, принимать участие в торжественном моменте? Но на всякий случай встал, надел фуражку и поднес руку к козырьку.
Гимн играл невероятно долго. Лейтенант уже устал и переминался с ноги на ногу. А каково солдатикам там на жаре. Вон тому уже явно плохо — он поднес руку к глазам, покачнулся…
Лейтенант Ф. увидел, как солдатик поднес руку к лицу, потом покачнулся и переломился в поясе, чуть не клюнув носом плац. Стоящий сзади вовремя схватил его за ремень, предотвратив удар лбом об асфальт.
Двое вынесли бойца из сомкнувшегося строя, положили на травку возле курилки. Лейтенант Ф., вздохнув, подошел, наклонился к бледному с синими губами рядовому, расстегнул ремень, воротничок гимнастерки, пошлепал по щеке. Рядовой вздохнул и открыл глаза.
