сколоченный французским главнокомандующим, генералом Раулем Саланом, состоял из остатков парашютистов, марокканцев, вьетнамцев, иностранных легионеров и двух батальонов горных стрелков тай. Командующий коммунистов Во Нгуен Зиап, несомненно вдохновленный нынешним успехом атак «человеческих волн» в Корее, сосредоточил в районе Нашанга 308-ю и 312-ю дивизии, чтобы захватить этот опорный пункт до того, как французы получат шанс укрепить свои позиции. Хотя внешняя линия опорного пункта дважды была прорвана, французский гарнизон успешно отбил атаки. Нашанг устоял и стал ярким символом способности Франции противостоять массированным атакам коммунистов на организованную позицию. Победа при Нашанге, к сожалению, также обеспечила теоретическую основу для совершенно нового подхода к боевым действиям в Индокитае; подход, который должен был стать официальной военной стратегией преемника Салана , генерала Анри Наварра.
В то время как Зиап осадил Нашанг, часть его войск обошла французского «ежа» и углубилась внутрь территории тай, сметая легкую завесу небольших аванпостов, которые стояли между ними и границей Лаоса. Французское верховное командование внезапно осознало новую опасность и поспешно отправило лаосский батальон легкой пехоты из Самныа в Дьенбьенфу. Но это, очевидно, было слишком мало против всей 316-й дивизией Вьетминя, вместе с 148-м отдельным полком. Отступающие французско-лаосские войска разрушили небольшой мост через реку Нам-Юм. Впервые красный флаг с золотой пятиконечной звездой в центре развевался над желтым оштукатуренным зданием, которое когда-то было резиденцией французского администратора. Это было не в последний раз.
В мрачной картине ситуации на северо-западе Вьетнама в конце 1952 года потеря Дьенбьенфу считалась незначительным инцидентом, объяснял собравшимся журналистам французский офицер-докладчик Северного командования в Ханое:
- Дьенбьенфу не является стратегическим сектором. Время от времени в прошлом банды партизан проникали в него, но снова покидали. Их занятие этой дыры еще не является вторжением в Лаос.
Хотя технически его заявление было правдой, поскольку войска Вьетминя, продвигающиеся по джунглям, были вполне способны вторгнуться в Лаос через места, отличные от удобной речной долины (что они действительно сделали позже), журналисты и другие наблюдатели знали, что потеря всего района высокогорья, за исключением авиабазы Нашанг и провинции Лайтяу, представляла собой серьезное поражение Франции. Оккупация Дьенбьенфу, в частности, открыла Вьетминю дверь в северный Лаос. Генерал Салан, несмотря на то, что заявил его пресс-секретарь, прекрасно понимал важность долины Дьенбьенфу. В совершенно секретной директиве (№40) изданной ровно через месяц после оккупации долины коммунистами, он приказал контратаковать 10 января 1953 года. В своей директиве Салан заявил:
«Повторная оккупация Дьенбьенфу должна стать в наступающем периоде первым шагом для восстановления контроля над страной Тай и для ликвидации Вьетминя в районе к западу от Черной реки.»
Директива №40 была передана верховным командованием для исполнения командующим войсками на севере генералом Рене Коньи. Его штаб, в свою очередь, направил задействованным командирам указание №14, в которой подробно излагались некоторые аспекты директивы №40. В указании №14 цели нового наступления, направленного на Дьенбьенфу, были несколько более ограниченными: они должны были а) лишить повстанцев базы и узла связи; и б) обеспечить зачистку провинции.
Поскольку французская армия была срочно необходима в дельте Красной реки, где ситуация сильно ухудшилась, и из-за отвлечения крупных французских сил в Нашанг и для операции «Лотарингия», Салан так и не смог собрать войска, необходимые для отвоевания Дьенбьенфу. О возвращении всей территории тай, между Черной и Красной реками, не могло быть и речи. Тем не менее, идея Дьенбьенфу как крупной стратегической базы в высокогорье Северного Вьетнама, прикрывающей Лаос и в то же время угрожающей тыловым районам Вьетминя, начала укрепляться. Салан вскоре должен был вернуться во Францию после почти четырех лет службы в Индокитае. Он служил заместителем покойного маршала Жана де Латтра де Тассиньи, и после смерти де Латтра от рака в январе 1952 года, стал по праву главнокомандующим. Перед тем как Салан покинул Индокитай, он обратился к своему гражданскому начальнику в Париже, министру, отвечающему за отношения с ассоциированными государствами, с двумя меморандумами, в которых он подчеркнул важность Дьенбьенфу.
28 февраля 1953 года Салан подчеркнул возможность обороны высокогорья с таких опорных пунктов как Нашанг, Лайтяу и «в конечном итоге Дьенбьенфу», в то время как в своем сообщении от 25 мая 1953 года (после того как его преемник уже прибыл в Индокитай, но за три дня до того, как Наварр принял на себя командование) Салан подчеркнул полезность отвоевания Дьенбьенфу в качестве ступеньки к освобождению гарнизона окруженного Нашанга. Поэтому не может быть никаких сомнений в том, что важность Дьенбьенфу укоренилась во французском военном мышлении. Ввиду того что генерал Салан отбывает пожизненное тюремное заключение за попытку мятежа в Алжире в апреле 1961 года, невозможно определить, продолжал ли он по возвращению во Францию в июне 1953 года отстаивать стратегию, основанную на создании большего количества снабжаемых по воздуху плацдармов. Учитывая, что произошло позже, несомненно, что директива №40 Салана и его усилия по ее осуществлению, должно быть, облегчили его преемнику следование по его стопам.
Генерал-лейтенант Анри Наварр, который взял на себя командование судьбами Индокитая 28 мая 1953 года и который, вольно или невольно, войдет в историю как человек, «проигравший» битву при Дьенбьенфу, сложный человек. Статья опубликованная в журнале французской армии в Индокитае в то время как Наварр был главнокомандующим, содержит следующие показательные отрывки:
«Главнокомандующий войсками Французского Союза подошел к небольшой группе офицеров, стоявших по стойке «смирно», явившихся приветствовать его и холодно пожал руки двум или трем из них….
Генерал Наварр счастливый обладатель персидской кошки… и ни от кого не скрывает, что обожает кошек, «потому что они предпочитают одиночество и потому, что у них независимый образ мышления». А Наварр, который чрезвычайно чувствителен, относится к категории людей, которые не боятся быть одни, которые работают в одиночку и черпают силы в себе самом….
Его собственные подчиненные считают его «хорошим начальником», потому что он никогда не беспокоит их, когда они выполняют приказ: «Наварр — хозяин своих нервов; Наварр не потерпит небрежно выполненной работы; и Наварр никогда не признает смягчающих обстоятельств».»
Говорят, что за годы, проведенные в разведке, он сохранил уважение к секретности и пристрастие к тайне.
Генерал-майор Рене Коньи, его подчиненный, командующий в Северном Вьетнаме во время битвы при Дьенбьенфу, сказал о нем десять лет спустя:
- Этот «охлажденный» генерал заморозил меня…. Что касается его образа мыслей, то он приводил меня в замешательство, как электронный компьютер, которому я не могу предоставить необходимые базовые данные и который, невозмутимый, основывает свои рассуждения на я-не -знаю-чём…. Возможно, на меня сильно повлияло воспоминание о (профессиональной) деформации человека, который
