мы заехали на передовые позиции, а выбраться назад не могли много часов. Нас подобрала батальонная «скорая», вывозившая раненых. Не могла не подобрать. Влад относится к Ольге-начмеду с почтением и, можно сказать, с уважительным трепетом, как положено относиться к человеку, который вернул тебя с порога мира мертвых. Еще в 2015 году ВСУ размотали из танков и артиллерии позиции батальона под Донецким аэропортом. Во время первичной обработки и сортировки Влада сочли контуженым и положили к легкораненым. И только Ольга заметила на воротнике его бронежилета капли крови. Крохотный осколочек проскользнул под самым краем каски и вошел очень глубоко. Влад так бы и отошел тихо минут через 40, но Ольга Ткаченко не дала.
Разумеется, и мне передалось отношение друга к начмеду. Я с удивлением узнал, что раненых бойцов батальона Ольга навещает в больницах, контролирует, как она объяснила мне, «чтобы не залечили». Сам возил ее несколько раз в военный госпиталь в Новоазовске, проверяли наших раненых. Сопровождал начмеда в штольни под заводом Ильича в Мариуполе — там у украинских морпехов был подземный госпиталь, и мы собирали и вывозили нужную нашим врачам «медицину». Например, операционный стол стоимостью в десятки тысяч долларов… Ольга тогда спасла нас с Владом в этих штольнях еще раз. С таким нажимом сказав: «Мне здесь не нравится» — и повторив эти слова, пока мы не осознали ее женское чутье и беспокойство. Оказывается, по заводу тогда еще лазали остаточные группы украинских морпехов, пытавшихся выползти из окружения.
Разумеется, если мне в руки попадала медицинская гуманитарка, я незамедлительно отвозил ее начмеду Ткаченко. Иногда мы связывались через соцсети. Ольга пишет необычные, берущие за душу стихи о войне, а я присылал ей свои рассказы — все о том же. Так мы и дружили, наполовину виртуально. Но поговорить по душам все как-то не доводилось.
«ДЕД БЫ МЕНЯ НЕ ПОНЯЛ»
Первые дни весны. Снега под Донецком нет даже в тени и уже не будет. Мы сидим на лавочке, на одной из батальонных баз, — греемся на солнышке. Ольга в привычной брезентовой «горке» с шевроном «Востока». Начмед воюет с 2014 года. Когда в Донбассе началось брожение, она пришла в одну из организаций, собиравших гуманитарку.
— Никто не думал тогда, что на нас пойдут ВСУ, думали, максимум приедут глупенькие националисты наводить свои порядки. Поэтому ополчение тогда просто расставляло блокпосты. Я как врач-волонтер просто развозила по ним медикаменты. Не поверишь, их нам тогда присылали со всей Украины — из Одессы и даже из Львова, Чернигова. Думаю, там до сих пор остались люди, которые нас ждут.
Ольга рассказывает знакомое — маховик противостояния раскручивался, медкомплекты для ополченцев постепенно превратились в полноценный батальонный медпункт со службой эвакуации и штатом врачей.
— Для меня ориентиром был мой дед. Капитан-артиллерист, приписавший себе год, чтобы уйти на фронт. Дед бы меня не понял, если бы я ничего не сделала. Опять же я была военнообязанной, за плечами военная кафедра… Получалось, я днем была в батальоне, а ночью в больнице работала. Я врач-нефролог.
— Стрелять приходилось?
— За пределами полигона — нет. Я мирный воин.
НЕНАВИСТЬ НЕ ПОБЕЖДАЕТ
Говорю Ольге, что давно заметил такую деталь из области социопсихологии. До начала спецоперации в Донбассе шла гражданская война, воевали добровольцы в неформально созданных подразделениях. Если в таких группах нет девчонок, они мертвы по определению. А если девчонки есть — все вертится, двигается, развивается.
— Получается, женщины среди военных нужны?
— В окопах на первой линии — нет, хотя есть девчонки, которые и мужикам дадут фору. Но мы напоминаем мужикам о доме, о том, что их ждут. Какой-то уют создаем просто своим присутствием. В связи девчонки себя всегда хорошо показывают. В 2014–2015 годах девчонки были арткорректировщиками. У нас тогда в батальоне женщина, ее звали Людмила, командовала минометной батареей, у нее сын погиб. У нас же служил, как и муж. Всей семьей воевали, получается.
— Врагам приходилось медицинскую помощь оказывать?
— До начала СВО бывало. Говорила с ними. Они, как правило, воевать не хотели. Хотели «домой вернуться, обнять жену и выпить пива». Любопытно, как их готовили. Они были уверены, что с Донбасса давно все сбежали, а остались здесь «одни оккупанты и их пособники-сепары», я цитирую.
— А вы?
— А мы с девчонками показывали им украинские паспорта с донецкой пропиской и спрашивали пленных: «Вот как вы думаете, почему мы не сбежали? А потому, что это наша земля, а вы сюда пришли незваные». Пленные обычно делали большие удивленные глаза. Мы их лечили, как положено, как своих, как людей. Отдавали на обмен с нормальными повязками, чистыми, красивыми и еще с нашими рекомендациями по дальнейшему лечению…
— А наших как отдавали? Попал в плен с целыми руками, на обмен привезли с поломанными…
— Страшно было иногда. ТАМ о наших ребят окурки тушили. Раны резали и зашивали, резали и зашивали, не чистили, без обезболивающих, все гниет. Они не думали о чистоте своей совести, о возвращении добра или зла, об ответственности перед Богом. Ненависть никогда не побеждает, только разрушает.
ЗАПАДЕНЦАМ ОБЕЩАЛИ В ДОНБАССЕ ЗЕМЛЮ, ПУСТУЮ ХАТУ И БАТРАКОВ
Говорю Ольге о том, как нам тяжело. Тяжело не быть такими, как ОНИ, тяжело нести на себе груз моральных обязательств. За кадром остается важный вопрос — а как наш противник стал таким? Тем более что все росли в одной стране, все с одного корня. Ольга говорит серьезно:
— Меня этот вопрос мучает очень давно. Ответ один — а чему их учили с детства? Я видела ролики, где пятилетние дети со сцены пели песню, что они хлопцы-националисты, соколята и как они будут изводить москалей. А потом я услышала, как эту песню пели на Майдане, и все уже были в кастрюльках на головах. Боролись со своей «меныпевартностью», то есть второсортностью, — это стало их национальной идеей. Много шутили про «вешать москалей» в быту, в анекдотах. Народную песню «Гоп-стоп» они полностью переделали. Вначале «кто пустил этого скота в майке СССР в наши Карпаты?», а в конце ксендз отпевает повешенного москаля. Мы-то думали, что они это не со зла делают, шутят!
— Есть такая старая еврейская мудрость, оплаченная кровью: «Если кто-то, хотя бы в шутку, пообещал тебя убить, он обязательно это сделает». Думаю, суть этой мудрости отсылает нас к первым строкам Нового Завета, где «в начале было Слово».
— Ладно, если бы это были только западенцы, но происходящее нравилось даже тем, у кого и буквы «о» в конце фамилии не было. Людей с детства
