— Да пошел ты… Незадача тут. А ты гонишь… Эдик, ты ж себе тоже лампу настольную недавно на рынке взял? Здесь она? Одолжи!
— Вспомнили! И ее вам дай разбить! Увез я ту лампу и другое барахло свое… Еще когда за печатной машинкой ездил…
В конце сентября произошло наконец серьезное чепэ. И совсем другого рода, нежели конфликт между милицией и полицией, которого поначалу так стереглись. Все произошло парадоксальнее и банальней. Совместный молдавско-приднестровский наряд по изолятору временного содержания ночью за взятку выпустил задержанного, подозреваемого в убийстве. Милиционер и полицейский договорились и поделили предложенное вознаграждение между собой. Когда это вскрылось, участи каждого из сообщников, опозоривших честь своего мундира перед бывшими врагами, было не позавидовать. Причем молдавская полиция разбиралась со своим злодеем более жестко, чем приднестровцы. Но после ареста и удаления из города виновных скандал быстро был спущен на тормозах. Даже этот из ряда вон выходящий случай не поставил на повестку дня замену одуревшего и быстро идущего вразнос приднестровского контингента.
Нормально работать невозможно. У меня в производстве шестьдесят два уголовных дела. У Тяти — пятьдесят девять. Неужели кто-то еще думает, что мы можем и будем их расследовать? Просто руки перед этой грудой бумаг опускаются. Желание выявить все мародерские подвиги кишиневских вояк давно прошло. Слишком частые суточные дежурства с выездами больше не приносят новизны, и от них накапливается усталость. В ГОПе, из комнаты, используемой в качестве подсобки для хранения вещественных доказательств, разные ходоки потихоньку растаскивают из изъятых мною при обыске мешков лимонную кислоту. Кто домой на закрутки, кто с ее помощью совершенствует вливаемый по утрам в пересохшее горло рассол. Лимонная кислота везде сейчас почему-то жутко дорогая. Как-то раз в магазине увидел и поразился. Пусть тащат. Наплевать.
Отделение уголовного розыска и другие службы тоже «спеклись». Давно уже ничего реального не делают. Менты и спецназовцы украли друг у друга уже полдюжины пистолетов. Протрезвевшие с горя обворованные уныло пытаются что-то об этом выяснить. За утерю оружия увольняют из органов, и дамоклов меч висит над ними, пока нас отсюда не выведут или пока об этом кто-нибудь не доложит. Самые ушлые не теряют надежды купить новый пистолет, после чего за отдельную плату надо будет перебивать номер или как-то договариваться, чтобы внесли изменения в журнал учета оружия. В общем-то это возможно, если можешь предложить взятку или имеешь связи. Кто свое оружие сохранил или вовсе его не имел, наслаждаются жизнью. Больше всех доволен Кинг-Конг. Его ствол не утерян, а отобран Сержем после того, как физически переразвитый придурок второй раз кряду прострелил дверь в гостиничной уборной. У Кинг-Конга больше нет забот!
Как все это надоело! Ничего, скоро я рвану отсюда, в Одессу съездил удачно. Как только увидел предлагаемую на обмен квартирку, согласился сразу. Маленькая, но светлая, в кирпичном доме недалеко от большой улицы, но не в первом ряду. На следующей неделе уже должны быть выписаны обменные ордера, после чего одесситы готовы переезжать. По этому поводу опять ездил с ночевкой в Тирасполь. Теперь с этим стало просто. Уже поздно вечером позвонил Редькину по поводу обмена, чтобы сказать: осталось дело за ним, когда он назначит день для своего переезда, потому что я и одесситы готовы, можно получать обменные ордера. И неожиданно нарвался на оскорбительный мат. Ах ты ж гад! Обложить его таким же матом? Пока собирался с мыслями, он перезвонил. Даже не извинился, просто сказал, чтобы я не брал его высказывания в голову. Я еще не перекипел, хотел ответить с сарказмом, что он меня «напугал тем, что за изящные словеса башку ему придется пробить и себе жизнь подпортить». Но он уже бросил трубку, и вышло по-идиотски, будто я действительно его чиновничьего нутра, прорванного грязным матом, испугался… Эх, интеллигентность долбаная, надо было, как Достоевский, сразу вжарить!
Несколько дней спустя выписали ордера, и опять говорил по телефону с Редькиным. Тот был вежлив и попросил, чтобы я для экономии времени разрешил ему продолжить перевозить вещи и начать в зале ремонт. Не почуяв подвоха, я согласился. И с этого дня началось: да-да и да-да, айн момент, сейчас, — но квартиру свою не освобождает. А у меня зал разбит, эркер, видите ли, ему делают… Звонят, беспокоятся одесситы. Я снова звоню ему. Редькин опять было на дыбы, с переходом на мат. Я в ответ вспылил, что, если он о себе много думает и ничего не боится, значит, он до сих пор ничего не понял. Через несколько минут он позвонил и заверил, что все будет нормально. Дурной знак эта ругань… Похоже, щупает он, не удастся ли «кинуть» меня. Думать даже не хочется о том, что может произойти, если он, уповая на свою должность, окажется законченным гадом. Пробить ему башку, спалить гору его барахла — и вместе с Достоевским двигать в наемники? Нежеланная это будет жизнь, но такие крохоборы, как Редькин, и до нее могут довести…
Где-то в те же дни на улице Ленина неожиданно столкнулись нос к носу со старыми Тятиными знакомыми. Его, меня и Сержа пригласили в гости. Так мы впервые после истории с неудачным артобстрелом горотдела полиции оказались в девятиэтажке на улице Кирова, накрытой румынскими тяжелыми минометами. Одна из мин разорвалась тогда прямо над подъездом, где живут гостеприимные хозяева.
Посмотрел и подумал, что у жильцов дома при этих попаданиях ощущения были другие, нежели у нас на Коммунистической. Брось румыны еще пяток мин, люди бы просто с ума посходили. Мина ударила прямо по вентиляционным ходам, в район стоящих одна над другой коробок санузлов. На девятом и восьмом этажах эти коробки разнесло к чертовой матери, а на седьмом, где мы были в гостях, вывалило стену из ванной на кухню, выбило взрывной волной окно, сбросило на пол настенные шкафчики и даже чиркнуло по стенам несколькими залетевшими в глубину дома осколками. Сидишь в туалете, смотришь наверх, и видно, как качаются на восьмом этаже ширмочки, ходят жильцы в квартире сверху. Слышны их разговоры, журчание подтекающей там воды. Вообще-то попадание исключительное. Вторая мина, упавшая над соседней парадной, таких бед не наделала и близко. Хозяйка смеется. Рассказывает, что, как вернулись в город и в квартиру зашли, муж побелел, схватился руками за стены в коридоре, ее на кухню не пускает и просит: «Ты только не волнуйся, Наденька!» А я, говорит, захожу, смотрю на это и отвечаю ему: «Как? И это все? Фу, боже, какая чепуха!».
Мотивы тогдашнего приказа о прекращении огня теперь видятся яснее. И все же такими приказами боев не выигрывают. Любой боевой приказ подразумевает, что кто-то погибнет или будет ранен, что-то сожгут или разобьют. Но если они отданы и исполнены с толком, после этих потерь других, новых, уже не будет. А «охранные приказы» спасают жизни и имущество сейчас, но уже сразу после их выполнения никому и ничего вперед не гарантируют.
Тятя в гостях застрял. Ему-то что! Он по дружбе здесь заночевать может, а нам пора и честь знать. По дороге обратно в гостиницу, беспокоясь о своем, обращаюсь к шагающему рядом Сержу:
— Слушай, как бы у меня проблемы не было. Иду вот и гадаю, наступил в говно или не наступил.
— Что так?
— Да все по жилищному обмену. Разрешил этому Редькину переволочь в одну из пустых комнат часть его барахла, а в другой начать ремонт, чтобы он легче мог переехать. Он прислал рабочих, которые вышибли полстены, чтобы сделать вместо обычного выхода на лоджию арку. Иначе жить не сможет, если не будет похоже на висячие сады. А теперь тихо все. Одесситы уже ехать хотят, а он тормозит, будто место «застолбил» и в остальном не заинтересован. Будет дальше тормозить, я пролететь с обменом могу, да придется его обратно выкидывать. А он, козел, уже зал разворотил!
— Я тебе с ребятами помогу. Только не обращайся к ментам — ни к этому дураку Кацапу, ни к Тяте. Ни к кому! Они в таких делах, кроме пуска законных соплей, ничего не смыслят.
— Ты бы видел, сколько у него барахла! Одной только новехонькой обуви в коробках на целый взвод. А жена его, хвастаясь, что рассказывает! Одному сыну квартиру в Киеве купили, а второму в центре Москвы коммуналку с одной старой соседкой, с перспективой на скорое расширение! Да и здесь, в Тирасполе, они недолго живут, а квартира их вся в импортной плитке и паркете. Мебель — будь здоров! Разве что позолоты с гербами не хватает!
— Я же сказал, заметано! Не сладишь с ним, сразу ко мне, а остальным — молчок! Посмотришь, где его хитрость и барахло будут!
— Спасибо, Серж!
— Не боись, рохля! Только чтоб сопли не жевал! Я должен буду знать сразу.
На том и порешили. Сразу стало легче. Чему быть, того не миновать… Камов ходит, укоризненно качает головой и ахает, чего это я полностью «забил на все болт». Возмущается, что так нельзя. Можно. Какого черта мне мучить себя служебной ответственностью за бесчисленные бумаги, кроме нескольких «подстражных» дел? Да и по тем сроки продлены. Или уеду или нас сменят, не мне направлять их в суд…
