В этот момент сидевший на заднем возу пожилой белорус что-то крикнул — и… гитлеровцы застыли на месте от неожиданности.
Возы с сеном вздрогнули, точно от взрыва, распались, и перед оккупантами спереди, сбоку и сзади взметнулись дула автоматов, револьверов и дробового ружья-централки.
Перед лейтенантом блеснул один голубой глаз девушки, а вместо другого — темнело дуло пистолета, направленного ему в переносицу.
— Хенде хох! — скомандовал Яша Кулинич.
Лейтенант схватился за рукоятку «вальтера», но выстрел Кулинича в упор перебил ему правую руку выше локтя, и она повисла, как плеть.
Офицер оказался очень сильным. Не обращая внимания на боль в руке, он метнулся к девушке, пытаясь достать из кобуры пистолет левой рукой. Девушка, отскочив немного в сторону, в упор выстрелила в бедро офицера, и он повалился в сугроб левым боком.
Оставшийся на задней подводе гитлеровец выпрыгнул из саней с автоматом, но дед Пахом ослепил его зарядом дроби. Успел выхватить парабеллум еще один автоматчик. Он выстрелил в стоявшего против него партизана и тяжело ранил его в живот. Выстрел Пахома Митрича свалил и этого. Два остальных подняли руки, их окружили, связали и бросили в сани. В другие ввалили раненого лейтенанта.
Вся операция, считая от первого выстрела, длилась около трех минут. Но до населенного пункта, в котором стоял фашистский батальон, было не более двух километров. Там сразу же подняли тревогу, и с минуты на минуту можно было ожидать обстрела и погони.
Для маскировки Кулинич приказал на месте схватки оставить тяжелого коня немецких автоматчиков.
Остальные подводы развернулись.
— Пшел! — крикнул Кулинич. Перепуганные лошади взяли с места в галоп.
Смельчаки уже подъезжали к лесу, когда из деревни раздались пулеметные очереди, а затем выстрелы из минометов.
На следующий день к вечеру Кулинич возвратился с богатой добычей. От захваченных им пленных мы получили ценные сведения.
Раскинув свои отряды далеко за пределы района базирования, мы начали регулярно брать пленных и тех из них, кто стремился искупить свою вину добросовестными показаниями, передавали партизанам или зачисляли в свои боевые группы.
Пленные держались по-разному. Некоторые типичные представители стоят того, чтобы о них рассказать.
Два власовца
Между местечками Ганцевичи и Кривошеин наша ударная группа, под командованием Рубцова, устроила засаду по всем правилам. Три грузовые машины подъехали вплотную к замаскированным автоматчикам. Несколько очередей бронебойными патронами вывели из строя моторы, машины загорелись. Но уцелевшие гитлеровцы соскочили в кювет и начали отстреливаться.
В завязавшейся перестрелке вражеские солдаты были перебиты и только двоих из них, спрятавшихся в канаве, удалось взять живыми. Одетый в гражданское меховое пальто человек, ехавший в одной из кабинок, выскочил и побежал по дороге, отстреливаясь из пистолета. Одному из бойцов удалось его настигнуть, но человек в пальто выстрелил в упор и тяжело ранил бойца в живот. Подбежавшие двое на помощь решили, что терять время с гражданским человеком не имеет смысла, так как в их задачу входило захватить в плен лишь вражеских солдат и офицеров. По засевшему у дороги врагу в гражданской одежде хлопцы дали две очереди и убили его наповал.
После операции выяснилось, что двое пленных, одетых в немецкую форму, — власовцы, а человек в гражданском пальто был гитлеровским обер-лейтенантом, заместителем начальника гарнизона в местечке Ганцевичи, который мог бы дать нам ценные сведения.
Хлопцы допустили существенную ошибку.
Один из захваченных власовцев оказался по национальности татарином, уроженцем Чкаловской, бывшей Оренбургской, области. Этот человек приходился мне земляком. Он назвал несколько населенных пунктов, мне хорошо знакомых.
Власовец был награжден фашистской медалью. У нас не было условий использовать на работах или сохранять преступников в заключении. Не было и штрафной роты, в которой можно было бы предоставить им возможность проявить себя в бою и кровью искупить свое преступление перед родиной. Оставалось только одно — расстрелять изменника родины.
Пленный вел себя сравнительно спокойно. Он знал о предстоящей участи, но не просил о пощаде.
— Имеете какие-нибудь просьбы? — спросил я у пленного.
— Если моя просьба может иметь какое-то значение, — оживившись, заговорил власовец, — то я просил бы не вешать меня, а расстрелять.
— А о пощаде просить не желаете?
— Не имею никакого права… — спокойно заявил пленный. — Фашистские мерзавцы отрезали у меня все пути к этому. Вот оно, клеймо Каина, — он указал себе на грудь, где у него болтался круглый железный диск с изображением фашистского пернатого хищника, держащего в когтях большую свастику.
— Фашистское командование раздает эти железки всем кряду затем, чтобы отрезать всякую возможность возврата к своим.
Пленный и в этом случае ни слова не говорил о себе. Но мне казалось, что он может относиться к раскаявшимся и осознавшим всю глубину своих преступлений перед родиной.
— Хорошо. Я вам сохраню жизнь и предоставлю возможность поступать дальше по вашему личному усмотрению, — вплоть до того, что вы можете вернуться в свое логово и продолжать свою службу на стороне фашистских захватчиков.
Пленный взглянул на меня недоумевающим взгляд дом. В глазах у него сквозь прихлынувшие слезы сверкнула искра решительности и ненависти. К кому? Хотелось верить, что не к нам.
— Но если вы захотите показать, — снова заговорил я, — что поняли свою вину и глубоко раскаиваетесь перед советским государством, то вы пока не бросайте эту фашистскую бляху. Мои люди сопроводят вас в район Пинска, и это вам поможет проникнуть в расположение немцев. Оружие я вам не дам, вы его достанете сами от тех, кому передали, когда переходили в лагерь врага.
Пленный показал нам отличные результаты своей работы. Он выполнил ряд ответственных и весьма рискованных поручений, а впоследствии был зачислен в одну из наших боевых групп.
Второй пленный оказался по специальности шофером и начал при допросе просить меня предоставить ему возможность искупить свою вину. Я решил испытать шофера на боевом задании. В это время у нас было три исправные автомашины, из них две легковые, в наличии имелось горючее, а замерзшие канавы и болота были пригодны для проезда.
Группа в три человека, одетая в немецкую форму, получила боевое задание — проникнуть в Пинск на автомашине и попробовать вывезти оттуда на ней одного-двух фашистов, В группу был включен человек, хорошо знавший город и имевший там надежные связи. Шофером на автомашину посадили пленного, просившего сохранить ему жизнь. Кроме него, в группе был еще один шофер, но об этом ничего не знал севший за руль пленный.
До Пинска оставалось не более пятнадцати километров, когда машина начала капризничать. Было установлено, что севший за руль — страшный трус, но свою трусость пытается прикрыть ссылкой на неисправность мотора. Старший группы снял пленного и сопроводил на одну из наших баз со встретившейся партизанской группой.
Задание по поездке в Пинск за пленными частично группой было выполнено. Они схватили под городом двух полициантов и доставили их в лес.
Не оправдавший доверия пленный понял, что его обман разоблачен, и попытался бежать, но был задержан и расстрелян.
Австриец Франц
Один из моих помощников — Владимир Иванович Савельев, базировавшийся в районе Онтопаля и организовавший там несколько удачных диверсий против гитлеровцев, разведал, что на шоссе работает группа вражеских связистов, за которыми есть смысл поохотиться.
Штаб гитлеровских авиасоединений, расположенный в районе Варшавы, не удовлетворялся существовавшими средствами связи и решил проложить отдельный кабель для высокочастотной связи.
Кабель прокладывался от Варшавы к Борисову вдоль шоссе Москва — Варшава. По прокладке кабеля работало человек двенадцать связистов под охраной взвода солдат. Шоссе время от времени патрулировалось, кроме того, вражескими броневиками. Днем по шоссе было большое движение, и взводу связистов не угрожала опасность нападения партизан. Наши товарищи устраивали свои вылазки на это шоссе лишь с наступлением сумерек, когда начиналась партизанская «рабочая пора», а днем только наблюдали иногда за тем, что делается на шоссе, стараясь себя не обнаруживать. На этот раз восемнадцать наших ребят находились поблизости от дороги. Они понимали, что работавшие на шоссе фашисты представляли для нас большую ценность. Но гитлеровцев было более тридцати человек, а наших в два раза меньше. Кроме того, по шоссе очень часто проезжали колонны автомашин с живой силой. — «Как быть?» — раздумывал командир группы Александр Мирсков и решил попробовать оттянуть охрану от шоссе в сторону. Незаметно он подвел своих людей к хуторку, расположенному метрах в двухстах от места работы вражеских связистов. Жители этого хутора давно переселились в лес и только изредка наведывались в свои дома.
