Никто и не подумал успокоить их, сказать, что не опоздали. Да они и не ожидали ответа. Один старый человек в выцветшей шапке присел рядом со мной и спросил, то ли в самом деле желая что-то выяснить, то ли — чтобы завязать беседу:
— Солдат! Это очередь на Тверию?
— Да, — ответил я кратко и встал, надеясь уклониться от дальнейших расспросов, — вон на указателе стоит: «Тверия».
— И ты, солдат, тоже едешь в Тверию, ты тоже? Ты знаешь Тверию? И где могила Рамбама знаешь, могила Рамбама? Слушай, солдат, — зашептал старик мне на ухо, — сегодня у меня праздник. Спросишь какой? С чего это вдруг праздник в будний день, ты спросишь? Слушай, солдат, я закончил Рамбама. Три года я изучал его. Каждый день по главе. Тысяча глав в Мишне Тора, и еще шесть приходится на приложения, вступление и предисловие. Всего тысяча шесть частей, что равно числовому значению слов «Мишне Тора». И сегодня я заканчиваю изучать Рамбама. В Тверии, на его могиле.
Старик вытащил из своей торбы маленький старый томик Маймонида и пластиковый мешочек с финиками.
— Я приготовил финики для торжественной трапезы, и бутылочка вина у меня тоже есть. Вино старое. Я сам его делал. На обрезание внука, сына сына моего. Я был сандак. Благодарение Богу. Удостоился, благодарение Богу. Солдат, ты уверен, что тут ждут автобус на Тверию, ты уверен? Ты хорошо видишь? — шепчет он, сверкая маленькими глазками, и сует мне раскрытый томик. — Это два последних раздела Рамбама — о царях и войнах, которые они ведут. Книга двенадцатая. Ты имеешь право прочесть, я — нет. Я должен на этом закончить всю книгу, но не здесь, не на автобусной станции. Но ты можешь прочесть.
Он прикрыл глаза правой рукой, как делают, когда говорят «Шма Исраэль».
И я читаю:
Не для того страстно ожидали прихода Машиаха наши учители и пророки, чтобы править миром. И не для того, чтобы властвовать над неевреями. И не для того, чтобы вознесли их другие народы. И не для того, чтобы есть, пить и веселиться. Но для того, чтобы стать свободными для Торы и мудрости. И чтобы не было над ними угнетателя и притеснителя.
И чтобы удостоиться жизни в грядущем мире. Потому что в те времена не будет ни голода, ни войны. Ни зависти, ни соперничества, и щедро будет изливаться добро. И яства будут в изобилии, как прах земной. И весь мир не будет заниматься ничем, кроме познания Господа.
Я закрыл книгу и вернул ему.
— Закончил? — спросил он и открыл глаза. — А сейчас, солдат, прочти самый первый раздел. Так принято у евреев: заканчиваем изучать и тут же начинаем вновь, потому что у Торы нет конца.
Старик снова закрыл глаза и снова сказал:
— Я должен прочесть это в Тверии, у Рамбама. А ты — читай! Читай!
Я прочел:
«Основа основ и основание мудрости — знать, что есть Господь».
— Прочел? Удачи тебе, солдат. — Он закрыл книжку. — Солдат, ты уверен, что автобус на Тверию отправляется отсюда?
Он взял свой узелок и пошел посмотреть, что написано на указателе. Больше я его не видел.
Кто-то хлопнул меня по плечу:
— Привет! В вашей роте тоже дают отпуск одному экипажу на двадцать четыре часа?
Это был Моти из 3-й роты. Все возвращалось вновь. Все кошмары. А я так искал покоя. Покоя для меня уже не будет.
На исходе Судного Дня мы ехали в одном автобусе на Тверию. Моти сидел рядом с Шаей. Шая погиб. Я сидел рядом с Довом. Дов погиб. Они сидели перед нами, и я помню, как всю дорогу они болтали и смеялись. Удивлялись тому, что Израиль взял с собой лулав и этрог: «Ты что? Думаешь застрять на Голанах до Суккот? Ты несколько преувеличиваешь, готовя нам долгую войну». По правде сказать, Израиль удивил всех. Кто мог тогда знать, что мы еще будем на Голанах есть мацу на Песах. Израиль оправдывался: «Мой отец хасид. Он меня заставил. Его ребе постановил, что после Йом-Кипур нельзя отправляться куда-либо без этрога и лулава. Кто знает, что будет».
— Цдака спасает от смерти! Цдака спасает от смерти! — выкрикивал старик, без устали бренча копилкой.
Автобус на Тверию все не приходил. Прибывали другие, отправлялись, но на Тверию не было. Мужчина с чемоданами успокаивал жену:
— Все ждут, значит, он придет. Раз все его ждут, он должен прийти.
Ей не очень верилось.
Некоторые нервно поглядывали на часы. Солдаты ждали равнодушно. Они никуда не торопились. Мы с Моти молчали.
— Давно хочу тебя спросить, — сказал он вдруг, — может, вспомнишь. В ту ночь, когда мы прибыли в Ифтах после Йом-Кипур, когда все были заняты подготовкой танков и было полно работы, ты, едва начало светать, подошел к нашему танку попрощаться с Довом. Он в это время читал утренние благословения и не хотел прерываться, и вместо того, чтобы ответить тебе, стал читать их громче, как бы специально для тебя. Вот это место: «Душа, которую Ты даровал мне, чиста она. Ты сотворил ее, Ты создал ее, Ты вдохнул ее в меня и Ты поддерживаешь ее существование во мне, и в будущем заберешь ее у меня и вернешь ее мне в грядущие времена… Все время, пока душа обитает во мне» — и тут ты помахал ему рукой, влез на танк и стал умолять меня срочно найти тебе портновские нитки. Помню, сказал ты, что во время тиронута все знали, что у тебя можно найти все — даже булавки и нитки. Что тебе тогда приспичило шить в такой суматохе? — спросил Моти. И добавил: — Не знаю, почему это засело у меня в голове: как на рассвете ты влезаешь к нам на танк и умоляешь достать тебе нитки… Может, это потому, что тогда я видел Дова в последний раз. Он пересел на другой танк. Я много раз хотел спросить тебя, но мы как-то не встречались. Ты, конечно, об этом не помнишь.
— Конечно же помню, — ответил я. — Я достал у тебя нитки, однако они мне не помогли. Мы подготавливали танк в спешке, когда еще было темно. Со всех сторон доносилось: «Взять снаряды… Принести оружие… Найти бинокль… Отыскать кого-то из экипажа…» Я полез проверить прицел. Вспомнил, как вдалбливал в меня Бенни, командир роты, на танковых учениях в Рефидим: «Наводчик не идет в бой, не выверив прицел. Невозможно поразить врага, когда орудие не пристреляно». В ту ночь в Ифтахе я все время видел перед собой Бенни и слышал его голос: «Наводчик! Выверить прицел!» Как только начало светать, я решил отыскать у танкистов проверочный блок системы наводки. Все смеялись: «Где ты сейчас его возьмешь? Биноклей — и тех нет, а ты хочешь достать проверочный блок? У кого вообще есть для этого сейчас время?» И один офицер закричал на меня: «Ты что, не понимаешь, что мы должны подняться на Голаны как можно скорее?» Тут я вспомнил, что Эран, наш командир танка тогда в Рефидим учил нас, как можно произвести наводку без проверочного блока — с помощью креста из ниток, который крепится на дульный срез. Я знал, что только у тебя и смогу найти нитки. И не ошибся. Сделал из них крест и прикрепил его солидолом. В обычное время наводкой занимаются двое, но все были заняты другим. Никто не мог мне помочь. Я взобрался на место заряжающего, снял боек и пролез к себе, чтобы найти крест, но тут как раз, когда мне это почти удалось, — замкомроты или какой-то другой офицер крикнул Рони: «Водитель! Двигай, наконец! Кого ты ждешь?» «Еще одну минуту, — прошу я его, — еще минуту, и я закончу». «Ни минуты, ни полминуты, вы должны были уже быть там! Вы что, не понимаете, что происходит наверху?!» — закричал он.
Мы тронулись, пушку тряхнуло, прицел исчез. Жалко, не успел. Я вернул боек на место. Мы вышли на войну, как все. С невыверенным прицелом. Гиди меня успокаивал: «Не волнуйся. Сделаем на месте». Он думал, что эта война будет похожа на Шестидневную. Мне не хватило всего двух минут. Если бы они у меня были…
— Действительно, жаль, — сказал Моти. — Если бы ты успел тогда, кто знает?
Я промолчал.
— Цдака, цдака спасает от смерти! — тянул свое старик.
Мужчина с чемоданами говорил жене:
— Пожалуй, на этот раз ты оказалась права. Действительно, пропустили автобус. Опоздали. Впрочем, всякая задержка к добру, — пытался он утешить жену, а заодно и себя. — Может, это и хорошо, что опоздали. Все от Бога.
Женщина не очень-то верила.
— Что ты знаешь? — твердил муж с чемоданами. — Кто вообще знает?
Открылся Кинерет. Тивериадское море. Автобус повернул влево, и теперь отливающий лазурью Кинерет от нас справа. Как и всегда, разлит на нем покой и веет от него волшебством и очарованием. Большинство людей в автобусе дремлют. Я гляжу на озеро и думаю: что есть в нем такого, что завораживает всякого? Может быть, потому, что в него погружен колодец Мирьям…
У нас в талмуд-торе экскурсии были редки, но каждый год во время многодневных праздников мы ездили в Тверию и на гору Мерон. Мы всегда очень волновались перед поездкой. За неделю до нее учитель начинал рассказывать о мудрецах Тверии и каббалистах Цфата, о рабби Меире[32], чудотворце, чья гробница с большим круглым куполом смотрит в воды Кинерета. Многие люди, с которыми приключилась беда, приходят молиться на его могилу. А почему зовут его чудотворцем? Об этом следующая история: