— Жаннетта, с какой скоростью движется улитка? — спрашивал Грасс.
— Пять метров в час, — после минутного раздумья отвечала девочка.
— Правильно. Ставлю тебе пять с минусом.
— А за что минус?
— За то, что не сразу ответила. Надо отвечать быстро, четко, смело. Павлик, с какой быстротой летит человек?
— В среднем… Павлик на долю секунды умолкает. — Какой вы хитрый! Человек не летает!
В пещере раздается дружный смех. Летучие мыши срываются с мест, подымают крыльями ветер.
— Фу, черт! — смеется Рихард Граде. — Тут без регулировщика не обойдешься. Мышонок чуть не задел мне нос крылом. — И, вглядываясь в темноту, добродушно говорит: — Пусть резвятся… От них человеку польза есть: они истребляют вредных насекомых. Я их знаю, все породы знаю. Ушан, большой нетопырь, кожан, большой вампир, летучая собака…
Лудильщик из Цвиккау в поисках счастья исколесил, до его словам, «весь земной шар, от полюса до полюса, все меридианы и радиусы». Где он только не побывал! В Нью-Йорке, Париже, Лиссабоне, Стокгольме… В Перу он добывал золото, в Шотландии ловил рыбу, во Французской Экваториальной Африке убирал хлопок. Долго прожил Грасс в Эфиопии…
— Немало мне пришлось повидать за свою жизнь, — рассказывал он. — У меня, друзья, просто болезнь такая: зуд в ногах, а в мозгу — пропеллер. Тянет меня все время куда-то, тянет и тянет. Каких только я не встречал на своем веку людей! Добрых и злых, белых, черных, красных. И вот что я думаю: дело не в цвете кожи, не в разрезе глаз — в душе. Дело в том, какое у тебя сердце, чем набиты твои мозги, человек ты или просто скотина. Возьмем, к примеру, африканцев. Черные они. Черные, как их ночи, а светлой души они люди.
Павлик и Жаннетта слушали Грасса как зачарованные, а он, с мечтательной улыбкой на лице, продолжал:
— Наступит такое время, когда простые люди поумнеют, разберутся, что к чему, и родными братьями станут, вот как мы с вами. Кто я? Немец. А ты, Павлик? Русский. Жаннетта француженка. А как живем? Дружно. Одной семьей. Почему? Потому что у нас одна мечта: хотим быть свободными. Что плохого сделал мне русский сталевар, голландский рыбак, французский докер, бедный американский фермер? Ничего. Все мы люди, под одним небом живем. — Рихард Грасс положил руку на плечо Павлика. — Помнишь, ты уговаривал меня не выбрасывать автомат? Зачем он мне? Зачем вам пистолет? Ну, убили фельдфебеля, собаку, а теперь зачем?
— Чтобы защищаться, — ответил Павлик.
— Чепуха! Старая песенка, — иронически заметил немец. — Все так говорят, а потом сами нападают, убивают…
Павлик не соглашался с таким мнением, но возражать не стал. Он только спросил:
— Вы никого не убили? Ни одного человека?
Грасс ответил не сразу.
В пещере долго царила тишина.
— Убил. Одного человека, — наконец признался немец, сделав над собой усилие. — Убил. Наповал. Но… это было в первый и последний раз в моей жизни.
— На фронте? — оживилась Жаннетта. — Русского, француза?
— Не русского, не француза и не на фронте, — повернулся к ней Рихард Грасс. — Американца, злодея одного.
— За что? — загорелась любопытством Жаннетта.
Немец снова погрузился в мрачное молчание. После долгой паузы он поднял голову и начал рассказ.
Один очень богатый американец, мистер Хеберт, отправился с дочерью на охоту в юго-восточную Колумбию.
Его, Рихарда Грасса, они взяли с собой в качестве повара. Путешествие было, надо сказать, интересное. Они передвигались самолетом, легковой машиной, верхом по узким горным тропам и пешком вдоль обрывов и головокружительных пропастей. Исполинские горы, джунгли, тропические ливни… Наконец прибыли на место. К маленькой группе, состоявшей из трех белых, примкнуло четверо чернокожих.
Американец был не только страстным охотником — он коллекционировал редкие экземпляры животных. У себя дома он устроил нечто вроде маленького зоопарка… Путешественникам повезло. На второй день охоты они поймали карликовую обезьянку размером с мышь, а спустя еще день вблизи реки наткнулись на целый клубок змей анаконд. Самая маленькая оказалась длиной метров в десять и толщиной с телеграфный столб… Потом болота… Невыносимый зной. Рядом река, а купаться в ней нельзя — она вся кишит крокодилами. Но еще страшнее хищные рыбы пираньи — людоеды. Рыбка эта небольшая, от пятнадцати до тридцати сантиметров. Зато зубы у нее — не надо бритвы! Треугольные, острые, крепкие, как штыки. Переплывать реку, в которой водятся пираньи, рискованно. Тем паче, если на теле есть хоть малейшая кровоточащая царапинка. Почуяв запах крови, хищники набрасываются на человека и в течение нескольких минут превращают его в обглоданный скелет.
Маленькие людоеды приводили мистера Хеберта в неописуемый восторг. Он мог целыми часами простаивать у реки и любоваться их проделками. Хеберт скупал у местного населения уток, сдирал у них ножиком кожу с лапок и бросал в воду. Однажды американец заставил загнать поглубже в реку пришедшую на водопой корову и не успокоился до тех пор, пока животное не погибло.
Дочь мистера Хеберта стояла на берегу реки. Ветер сорвал с нее шляпу и унес в воду.
— Кто достанет шляпу? — обратился американец к неграм.
Те молча переглянулись и ничего не ответили.
— Кто? — повторил раздраженно мистер Хеберт и показал три пальца. — Даю три доллара.
Шляпа была уже на середине реки. Вода вокруг нее бурлила, как в кипящем котле. Не то крокодил, не то пираньи стали проявлять любопытство.
— Восемь, — объявил американец. — Восемь долларов!
— Сэр, — осторожно заметил Рихард Грасс, — вы посылаете человека на смерть.
Хеберт побледнел от гнева.
— Молчать! — метнул он на повара свирепый взгляд. — Еще одно слово, и я вас заставлю поплыть… Десять долларов! Ну? Больше ни одного цента. Повторяю: десять долларов!
В воду прыгнул негритенок, любимец Грасса. Его звали Артур. Одиннадцатилетний мальчик проплыл пол-пути. Вдруг он вздрогнул и отчаянно закричал. Он извивался всем телом, рвался вперед, назад, переворачивался на бок, на спину, но вырваться из зубов хищников не мог. С берега раздался выстрел. Пуля угодила негритенку в голову, и он камнем пошел ко дну.
Рихард Грасс резко обернулся к мистеру Хеберту.
— Что вы сделали? — не своим голосом вскрикнул немец.
Американец усмехнулся. Он невозмутимо глядел на воду, наблюдая за шляпой, которую ветер уносил все дальше и дальше.
— Жаль шляпы, — с досадой произнес он, почесывая себе затылок. — Я бы дал еще десять долларов.
Это были его последние слова. Рихард Грасс не помня себя порывистым движением сорвал с плеча винтовку и выстрелил американцу прямо в грудь…
— Вот видите, господин Грасс… Не было б у вас винтовки, Хеберт остался бы не наказанным, — осторожно заметил Павлик. — Если у фашистов — у Круппке, у Хеберта — будет оружие, а у нас нет, они нас всех до одного перебьют.
Жаннетте не по душе были такие серьезные разговоры. Она иронически улыбнулась, собралась что-то сказать, но Павлик ее остановил протестующим жестом: Разве не так, господин Грасс?
Грасс не откликнулся. «Если у фашистов — у Круппке, у Хеберта — будет оружие, а у нас нет, они нас всех до одного перебьют», — повторил он про себя слова Павлика.
Грасс склонил голову на плечо, быстро взглянул на Павлика.
— Ты по-своему прав, — сказал он со вздохом. — Во всяком случае… подставлять другую щеку этим злодеям я больше не намерен.
Обитатели пещеры не жаловались на скуку. Рихард Грасс развлекал ребят гармошкой. Он знал массу песен: немецких, французских, негритянских, мексиканских.
Жаннетта, здоровье которой быстро поправлялось, с каждым днем становилась веселее: она научила друзей французской шуточной песенке «Прочь, лгунишка», а Павлик, в свою очередь, разучил с ними две русские песни: песенку Паганеля из кинофильма «Дети капитана Гранта» и «Три танкиста».
Ночью, когда Павлик и Жаннетта засыпали, немец тихонько выбирался из пещеры и куда-то уходил. К утру он возвращался с едой и обычно приносил добрые вести.
— Советские войска так жмут на Гитлера, что скоро, пожалуй, и до Берлина доберутся, — весело сообщал он. — И союзники, можно сказать, молодцы. Тоже начали продвигаться.
Однажды в полночь, покинув свое временное убежище, друзья двинулись в путь. Ночь стояла темная. Они выбрались на железную дорогу и зашагали по шпалам. Впереди шел Грасс. Изредка он останавливался, закуривал. Желтое пламя освещало его ладони. Пальцы просвечивались, делались рубиновыми. Глядя на это, Павлик недовольно качал головой: «Напрасно курит — увидит кто-нибудь, и мы попадемся». Однако сделать замечание старшему не осмеливался. Жаннетта, глядя на немца, улыбалась: «Грасса не узнать. В новом макинтоше, шляпа, чемодан… Щеки аккуратно выбриты, над верхней губой темнеет полоска усов. Усы, одежда придают ему солидный вид».
