Были ребята, которым не везло: возвращается парень с войны в пустую квартиру, а на столе записка — «Я ушла к другому, не ищи!». Конечно же — это исключение, но и такое бывало.
Итак, любовь зла и крепка. Вся троица это положение терпела до тех пор, пока Влад не решил для себя, что пора бы сделать передышку в этом сложном и запутанном деле. И действительно, нигде, ни до, ни после, он не ощущал себя более спокойным, как в зоне боевых действий: резкая смена обстановки, личные проблемы где-то далеко-далеко.
Обе женщины часто писали письма, и в каждом пара строчек обязательно были размыты, вероятно — слезами. В ответ он писал: «единственная» и т. д… — пускай сами разбираются, там видно будет.
У кавказцев-мусульман, кстати, в обиходе не существует слова «любовница», только — «жена». Основная, и все остальные.
— Вчера дом участкового раздолбали гранатомётом, — сообщил новость Ахмет, при этом брови на переносице снова соединились.
— Жегтвы есть? — Интересуется Влад.
— А, дома никого не было, по мелкому хулиганству протокол составили.
— Как это? — пришла очередь удивиться Сылларову, — это ж уголовное дело. Или это шутка такая?
— А вот так — были бы жертвы, возбудили бы уголовное.
— Ну и законы у вас. Что ещё хо`ошего гасскажете? — тянет время Владик, с целью развеять скуку.
Видно, что ингуши тоже не торопятся:
— В конце лета на десятой «Вязьме» бардак был: наши с чеченским ОМОНом что-то не поделили.
— А вам то что делить?..
«Слово «не знаю» дороже золота».
Чеченская пословица.
Около девяти часов утра, со стороны Чеченской Республики на административную границу с Ингушетией, к посту, имевшему обозначение на спецкартах как «Вязьма-10», буквально в момент смены дежурных нарядов, подъехали три автомашины: два УАЗа, один из которых со скрытой бронезащитой, и «жигули», все без госномеров. Сидящие в них сотрудники МВД Чеченской Республики предъявили ингушским коллегам боевое распоряжение дающее им право на проезд на территорию Ингушетии для проведения следственно-оперативных действий.
После короткого, ничего не значащего разговора о погоде в августе и привычной регистрации в журнале проезжающего транспорта, автомобили направились в сторону приграничного ингушского посёлка. Факт отсутствия госномеров, ни у кого на посту вопросов не вызвал, — время тревожное, специфика оперативной работы, маскировка в конце-концов. Дело обычное. Да и в группе милиционеров находятся сам командир чеченского ОМОНа Ризван Тутаев со своим заместителем Салауди и другие уважаемые люди.
Но о деле, по которому группа целеустремлённо направлялась в ингушский посёлок, союзники[7]-ингуши знать не должны. По крайней мере, если и узнают, то по возможности как можно позже, чтоб не помешали работе оперативников.
Дом главы поселковой администрации находился на центральной улице, неподалёку от мечети. Рядом пристроилась автобусная остановка сложенная из красного кирпича с шиферным навесом.
— Салауди, зайди, пожалуйста, в дом, пусть участкового вызовут, — попросил командир своего зама, — мы здесь подождём, не будем старика обижать.
Люди вышли из раскалённых машин на пустынную улицу. Салауди почти дошёл до калитки, но тут на крыльце дома появился мужчина, на вид лет за шестьдесят. Несмотря на тёплую погоду на голове у него была одета новая шапка из крашеного кролика, в руке, в качестве посоха, отполированная временем, крюковатая палка:
— Уассалям Уалейкюме, Ризван, — мужчина вышел со двора.
— Уалейкюм Уассалям, — командир группы приложил правую руку к своему сердцу, после чего, слегка поклонившись, обеими руками пожал протянутую стариком, морщинистую ладонь.
— Гостям всегда рады…
— Мы по делу, уважаемый Апти-ходжа, — перебил главу посёлка омоновец, — как бы нам вашего участкового увидеть? Поговорить надо.
Вся группа, несколько утомлённая дорогой, скрываясь от жаркого солнца и не вмешиваясь в разговор старших, зашла в тень, под навес пустующей остановки, где и продолжила начатую кем-то из них, ещё в машине, весёлую болтовню.
— Разговаривать будем у меня, Ризван?
— Само-собой, Апти-ходжа, спасибо.
— Сейчас, подождите здесь, — не вдаваясь в дальнейшие расспросы, ответил старик, — пошлю кого-нибудь за участковым.
Глава не спеша подошёл к соседнему, сложенному также из красного кирпича, большому красивому дому, громко стукнул палкой по калитке, встроенной в огромные железные ворота:
— Хавва, Хавва, эй, зуда[8]!
Калитка тут же открылась, старик прошёл во двор. Не прошло и минуты, как со двора выбежал десятилетний мальчик и целеустремленно побежал по улице, следом степенно вышел Апти-ходжа:
— Сейчас Хасан подойдёт. — заметив, что некоторые из молодых парней под навесом закурили, нарочито громко добавил, — а ты молодец, Ризван, не куришь.
Молодые люди непроизвольно попрятали дымящиеся сигареты в кулаки и прекратили смеяться.
— Скоро мне на пенсию выходить, Апти-ходжа, — уважительно ответил Ризван, — и сразу в Мекку хочу, в паломничество, к тому же семьёй обзаводиться пора.
— На пенсию-то рановато тебе. А в Мекку — это я одобряю, и отец твой одобрил бы, — глава обеими руками опёрся об палку, но при этом ничуть не ссутулился, — хорошим человеком был твой отец, уважаемым, помню я его по молодости. А тебя люди будут называть — Ризван-ходжа.
— Кто ж этого не знает, — широко улыбнулся чеченец, — правоверный, ходивший в Мекку — ходжа.
— Уассалям Уалейкюме! — подошёл участковый, — иди домой, мальчик. — здороваясь со всеми прибывшими двойным рукопожатием, с улыбкой на лице поинтересовался, — так какое дело привело вас сюда, может, ко мне зайдёте, устали с дороги?
— Уассалям, Хасан, спасибо, но мы по делу здесь, в следующий раз обязательно погостим.
Понимая, что люди приехали по серьёзному, исключительному делу, глава, сделав рукой приглашающий жест, предложил:
— Давайте всё-таки в доме ситуацию обсудим, зачем на улице стоять, некрасиво. Что люди скажут?
— Салауди, ты тоже зайди, пожалуйста. — Ризван снял с плеча автомат, передал в руки молодому сотруднику. То же самое сделал и его неразговорчивый заместитель.
В доме, опережая приглашение хозяина сесть за стол, привыкший принимать быстрые решения чеченец, без вступлений, торопливо посвящает главу ингушского посёлка и местного милиционера в суть проблемы:
— Вы меня простите, Апти-ходжа, но время не терпит. Ваш человек — Эжиев Руслан Бекханович, с января месяца не является в Ленинский РОВД в Грозный, по повестке к следователю. Три раза уже вызывали, больше чем полгода прошло, это нарушение всех сроков.
— Вот, пожалуйста, — невозмутимый, с виду, Салауди, наконец прервав своё молчание, достал из нагрудного кармана сложенный вчетверо лист бумаги, протянул участковому, — постановление о принудительном приводе и номер уголовного дела.
Наступила неприятная тягостная тишина, к документу никто не притронулся. Апти-ходжа сел на стул. Явственно послышалось тиканье настенных часов.
С тем чтобы как-то разрядить обстановку, разговор возобновил дипломатичный Салауди:
— Времени уже прошло достаточно много, но рано или поздно… — непрочитанная бумажка отправилась обратно в карман.
— Я всё понимаю, — бросив взгляд в сторону главы посёлка, твёрдо произнёс участковый, — закон есть закон, — видно что, как и все правоверные сельчане, участковый находится под влиянием старейшины, — но присутствовать при задержании никак не могу: я здесь живу, и хочу, чтобы и моя семья тоже жила.
— Правильно говоришь, Хасан, — глава, всем своим видом, дав понять, что разговор окончен, встал, — сам понимаешь, Ризван, весь посёлок уже знает, что вы приехали. Закон есть закон. — Смысл, вложенный в последнюю фразу уважаемого человека, хоть он и не старался её подчеркнуть, все присутствующие поняли как надо.
— Согласен, Апти-ходжа, — ответил Ризван, внутренне почувствовав, что глава всё-же идёт с ним на контакт, — так вы хоть нарисуйте, или так объясните, где его дом находится.
— О нашем разговоре никто не будет знать. — добавил Салауди.
Ризван одобрительно посмотрел на своего зама.
Участковый вновь бросил взгляд на старика, в ответ тот слегка кивнул головой…
Эжиева взяли без шума, в сарае, за огородом.
Посадив задержанного в салон бронированного УАЗа, группа немедленно выехала. Но информация о его задержании тут же просочилась и родственникам ингуша, и в Назрановский райотдел милиции. А также по ходу движения колонны на пост «Вязьма-10».
Всю недолгую дорогу Салауди, сидящий в «жигулях», сосредоточенно перебирал чётки и изредка, сам того не замечая, во время внутренней молитвы, шевелил губами. Около одиннадцати часов, приближаясь к знакомому ингушскому посту, вынул из бардачка сопроводительные документы, чтобы предъявить их для регистрации. Достав из кармана на всякий случай сверху приложил постановление о задержании Эжиева:
