– С вашим человеком ничего не будет…
– …Это уже не в первый раз!
– Следователь разберется…
– Пусть передадут дело нам, наши разберутся!
– Эжиев совершил преступление в Грозном, значит, по закону там и должны с ним разбираться…
– Мы знаем наш закон!
Почти одновременно, с противоположных сторон, к посту подъехали еще две милицейские машины. Со стороны Чечни – «УАЗ», из Ингушетии – «Нива».
На пару секунд опередив людей из «Нивы», стремительно выскочили люди из «УАЗа»: один из них молча прикладом автомата нанес удар в лицо ингушскому милиционеру; сразу же поднялась беспорядочная стрельба в воздух и на поражение. Все участники конфликта что‑то кричали, но за оглушительными автоматными выстрелами никто никого не слышал – мертвые с обеих сторон тем более.
Не сдержавший своих эмоций, как и все, распалившись от вида крови и тел умерших, гордый Ризван, забыв про осторожность, распахнул бронированную дверь, не целясь выстрелил в сторону ингушей, и тут же его тело, сраженное ответной автоматной очередью, безвольно вывалилось из кабины.
Глаза невозмутимого Салауди продолжали безучастно рассматривать текст документа – «Постановление о приводе подозреваемого по ст. 158 ч. 2 УК РФ»[8]…
* * *
– …Да-а, – произнес Влад, – дивные дела в имагате Галгайче[9] твогятся.
Ингуши промолчали. Владислав выудил из нагрудного кармана насквозь промокшую пачку сигарет, состроил огорченную мину:
– Ну-у, все пгомокло! – Его тут же угостили сухой сигаретой, дали прикурить. – А у меня одноклассник чеченец был, Хизигом звали, лучший дгуг… – Аккуратно, чтобы не помять, сунул мокрую пачку обратно в карман, авось еще кто‑нибудь проедет.
– Это где?
– У нас, дома. Мать с отцом умегли, и он в Ггозный уехал с семьей. Хогоший мужик был.
– Когда уехал?
– А пегед самой войной. Кто ж знал, что так будет, и где он сейчас?.. Джават Исмаилов тоже… вообще‑то он дагестанец.
– Да-а…
В это время к бэтээру подъехал «уазик» с Топорковым и группой сопровождающих его бойцов. Водитель машет рукой, подзывает:
– Вла-ад!
– Ну, ладно, мужики, бывайте, наш козел с пговегкой пгиехал. Стгеляли бы – не пгиехал бы. – Уже собираясь выходить из машины, вспомнил: – Ах, да, кстати, Гоме сегная мазь нужна, в следующий газ пгивезите, пожалуйста.
– А зачем тебе серная мазь?
– Темнота! От вшей, конечно. И не мне вовсе, а Гоме.
– А что это – гома?
– Как что? – удивился Владик. – Дилань Гома.
– А-а, Рома, нет проблем!
– Бывай, Вахид!
– Роме привет передавай! – Ахмет протянул пачку: – Тебе курево оставить?
– Давай, бгат, спасибо.
Обменявшись рукопожатиями, ингуши убыли.
Из прибывшей машины никто под серый дождь выходить не желает, просто открыли дверь.
– Ну, как тут у вас? – прозвучал ничего не значащий вопрос.
– Тихо, – прояснил ситуацию Владислав. – Дайте‑ка хоть посижу чуток.
На заднем сиденье потеснились.
– Понятно, – многозначительно произнес Топорков, кивнул в сторону отъехавшей машины. – А это кто такие были?
– Ингуши из ГОВД.
– И ты что, – поразился Топорков, – в ихней машине сидел?!
– Интегесовался опегативной обстановкой.
– Да вы охренели тут все? – Топорков был, видно, крайне озадачен. – Ни прикрытия, ничего… У них же никаких законов! Голову отрежут, оружие заберут…
– Да пшел ты!
– Ты как разговариваешь…
– Да пшел ты! – обиделся мокрый Владик. – Ногмально газговагиваю, епти.
– Та-ак, придется доложить командиру, – сделал вывод начштаба, прищурил глаз, сузил губы, высокомерно процедил сквозь стиснутые зубы: – Обнаглели, смотрю, тут все!
Водитель, улыбаясь – мол, ну что с этого козлины взять, – протянул стопку газет:
– Держи, Владик, из дома прислали. Андрюха Брэм новые рассказы пропечатал.
– Спасибо, бгатан, погадовал!
– Влад, прочитаешь, потом дашь мне, – вставил Топорков. – Солдатам не давай, а то потом ищи-свищи!
– Забито уже: Гома читает! – Хоть так досадить, и то ладно.
– Влад, а ты давно этого Ахмета так хорошо знаешь? – спросил один из бойцов.
Владислав, с таким видом, мол, и говорить‑то об этом, собственно, не стоит, ответил:
– Да так, было дело…
На лицах присутствующих появилось выражение заинтересованности:
– А че было‑то?
– В Осетии ему однажды помог. – Владик отрешенно похлопал себя по карманам. – Мелочь.
Ответ показался многозначительным, все уже смотрели на Влада как на героя.
– Расскажи!
– Кугить есть у кого?
Ему протянули сразу три пачки. Выбрав полную и помоднее, вытянул из нее сигарету, прикурил от услужливо протянутой зажигалки, пачку уверенно положил в свой карман.
– Значьтак… – Он проследил взглядом за зажигалкой, пока та не исчезла из виду.
Дело было зимой в Северной Осетии, ближе к ингушской границе. Хмурые тучи плотной завесой сковали небосклон, выпал густой снег. Непривычные к зимним дорогам южане то скользили на своих машинах по гололеду, то вязли в глубоком снегу. На дорогах Владикавказа – аварии.
На утреннем разводе сообщили новость о том, что ночью на восточной окраине Владикавказа был обстрелян один из блокпостов с калининградскими милиционерами, были потери, по этой причине наряды на всех постах срочно усиливали.
Владислав развозил отряд по блокпостам на автобусе «КАВЗ»: в то время он являлся заместителем командира и единственным из отряда, имеющим категорию на управление автобусом.
Выехав из столицы, он, лихо объезжая колонны увязших в снегу автомашин, приближался к блокпосту «Кавдаламит». Дальше уже Ингушетия. Примерно посередине между поворотом на поселок Редант-II и Кавдаламитом – затор. В кучу собрались примерно машин двадцать. Посреди этой колонны выделялся милицейский «уазик» с ингушскими номерами.
– Ну, что, мужики, пгиехали, – сообщил Владик ребятам, – дальше уж как‑нибудь пешочком. Вы уж извините, если бы не эти машины…
– Ну, пешочком, так пешочком.
Парни высадились, собрав бутор, пошли. А иначе никак нельзя: справа – высокая скала, слева – обрывчик, по обочинам – машины стоят вкривь и вкось. Между ними автобусу не протиснуться. Смена по обочинам и потопала.
Владислав уже сдавал назад, чтобы развернуться, но тут заметил, что к автобусу бежит черноглазый бровастый милиционер и радостно машет руками:
– Стой, стой!
Влад открыл дверь:
– Что случилось?
Выяснилось, что сержант, водитель ингушского «уазика», заметил, как Владислав с автобусом по снегу лихо управляется, будто его и нет вовсе:
– Помоги, друг! Вытащи машину, спешу! А то пока сюда бульдозер подгонят!
– Так я же к тебе не подъеду. – Владик показал на колонну. – Как я между ними?
– А как это ты так ездишь? – Ингуш показал на автобус. – Другие бы застряли уже давно! Садись на мою, как брата прошу, помоги выехать! – Сержант незаметно кивнул в сторону «доброжелательно» настроенных к ингушу водителей-осетин. – Я же один, помоги, прошу, больше некого просить.
После таких слов трудно отказать.
– Ладно…
Поставив автобус на обочину, Владик прошелся до «уазика», завел, ловко лавируя промеж легковушек, выехал. Даже до накатанной колеи проехался.
– Спасибо, брат! Век не забуду! – Сержант протянул руку: – Ахмет.
– Владислав.
– Сколько с меня?
– Да ты что, оху… очумел?
– Ты откуда? Не ногаец?
– Север, якут.
– Пузырь хоть возьмешь?
– Давай.
– Выручил, брат! – Ахмет выудил из‑под сиденья бутылку, протянул Владу. – Будешь у нас в Назрани…
Наши люди за ответом на такси не ездят:
– Да нет, уж лучше вы к нам!
Оба засмеялись.
– А что у тебя автобус прострелянный?
– До меня калмыки ездили, стреляли в них. И нас недавно подорвать пытались…
Вот и вся «героическая» байка, но ребяткам понравилась:
– Ездить не умеют, понимаешь…
– …Чайники!
– Ну, ладно, Владик, мы поехали, бывай! Тебе курево оставить?
– Ага… спасибо, бгатцы!
Машина, хрустнув коробкой передач и брызгаясь ошметками грязи, пошлепала на ПВД.
Возможно, с Топорковым в чем‑то и можно согласиться – мутно все это. Никакой определенности с союзниками нет. Если они между собой враждуют непонятно из‑за чего, так и в отношении нас: что они за пазухой держат?
Однажды пришла скупая весть про того ингушского участкового – Хасана. Он приехал по каким‑то делам в Назрань, где его буквально в центре города поджидала бандитская засада в количестве шести человек, вооруженных автоматами и пулеметом. Из-за угла, шесть на одного – романтика.
Из какого оружия в его сторону выпустили очередь – мне неизвестно, но ингушскому милиционеру Хасану в ответ хватило шесть пистолетных патронов и нескольких секунд для того, чтобы прикончить всех шестерых ингушских боевиков. Воины джихада умерли как настоящие мужчины: с оружием в руках.