Ознакомительная версия.
Он указал палкой в складки холмов, где терялась узкая тропинка, вьющаяся среди деревьев.
– А теперь дети, давайте поднимемся в замок.
Теми местами, где деды и прадеды шли,
Общей тропою уйдёшь ты и сам, незаметен,
Если станешь сверкающей солью Земли,
Тёмной скалою, багровым песчаником этим.
А. Городницкий
Двир протянул галету. Дмитрий отрицательно мотнул головой. Прислушался, успокаивая дыхание. Пустыня вокруг жила своей ночной жизнью.
Купол неба мерцал и подмигивал мириадами звезд. Млечный путь, тек, как молочная река. Дмитрия подумал, насколько же ничтожно все, что они тут делают, если смотреть оттуда, из космоса.
Двир дожевал, достал резервные фляги и полез в дверной проем набирать воду.
На луну наползло облако и все вокруг погрузилось в непроглядную тьму.
Вскоре они снова шагали по каменистому склону, спускаясь в очередное ущелье. Внизу темп пришлось снизить. Дно вади было завалено каменными глыбами, Те, что поменьше, размером с футбольный мяч, были самыми опасными. Они шатались под ботинком, соскользнуть с такого и сломать или подвернуть ногу было делом плевым. Попадались и глыбы размером с автомобиль, а то и вовсе с хороший коттедж, их приходилось обходить или перелезать.
Ходьба по ущелью вымотала Дмитрия больше чем вся предыдущая дорога. Смотреть по сторонам и прислушиваться уже не получалось, все внимание уходило под ноги, на проклятые каменюки.
Когда, наконец, они выбрались на ровную каменистую поверхность, Дмитрия можно было выжимать. Где-то позади пыхтел Двир.
Через пятьдесят метров ущелье привело их к развилке.
Вот только на карте никакой развилки не было. Дмитрий точно помнил, никакой развилки.
Хотя карта, это дело такое… гладко было на бумаге, да забыли про овраги…
Стараясь успокоить дыхание, он уселся на песок. Расстегнул карман и бережно извлек карту. Развернул. Лунного света не хватало и он, накрыв фонарик панамой, подсветил.
Двир уже дышал над ухом, заглядывая через плечо.
Никаких развилок…
Единственное объяснение, пришедшее в голову – зимние наводнения. Мощный поток воды, кативший за собой каменные глыбы и мусор, по какой-то причине свернул с привычной дороги, пробив себе новую, словно завоеватель, разбивший пушечными ядрами городскую стену.
Посоветовавшись и исползав все окрестности, выбрали правое ответвление, оно казалось более верным.
Под ногами захлюпало. Луна снова вышла из облаков, пустила призрачные дорожки по лужам вонючей цветущей воды.
При лунном свете шагать стало значительно легче.
Дмитрий подумал о тех, пятерых, погибших где-то здесь в пятьдесят третьем. Интересно, что там у них приключилось?
Бар-Цион как-то рассказал, что всех их расстреляли в упор. А ведь тогда рискнули не простые ребята, он разузнал про них. Все пальмахники, успевшие повоевать и в сорок седьмом и в сорок восьмом.
Гила Бен Лкива командовала отделением разведки в бригаде Харель, даже заработала поощрение за храбрость. Мирьям Мундерер воевала в той же бригаде санитаркой. Мегер служил в бригаде Негев. Клифельд командовал отделением в бригаде Ифтах. Кто там еще… а, Эйтан Минц. Из-за него видимо все и случилось. Этот был рядовым бойцом в бригаде Ифтах.
Однажды на День Независимости в роте устроили что-то вроде пикника. Бар-Цион добыл у бедуинов двух баранов, и вечеринка удалась на славу. К кому-то приехала подруга, кого-то навестили родители. А ротный пол вечера сидел и трепался о чем-то с молодой женщиной. Лицо ее не отличалось красотой, но было живым и симпатичным. Простое белое платье обтягивало стройную фигуру.
– Это и есть Рахель Бен Хорин, – пояснил "Линкор", – с которой он ходил к Красной скале. Все никак наговориться не могут…
– … птенчики… – закончил фразу Гаврош, но, заметив хмурящееся лицо взводного, добавил: – я чо? Я ничо! Чисто платонические у них отношения, сразу видно, можно сказать возвышенн…
Тут Гаврош заткнулся, получив от Ишая увесистую плюху.
Дмитрий уже не слушал трепа парней. Ему хотелось любой ценой расспросить гостью. Причем желательно, без Бар-Циона. Ротный сразу просечет, что к чему.
Но они все говорили и говорили, над чем-то смеялись. Дмитрий извелся ходить кругами.
Наконец Бар-Цион отвалил, а Дмитрий, придумав какой-то предлог, вцепился в гостью клещом и выспросил про Петру все. Все что Рахель помнила. До последнего слова.
Она хорошо знала тех, пятерых. Гила была ее близкой подругой. Видела она и тела, после того как их вернули иорданцы. Эйтан Минтц был нездорового темного цвета. И на ноге рана, смахивавшая на укус цефы. Наверное, после встречи со змеей они решили обратиться за помощью в ближайшую деревню. В Бир-Мадкур. Там их сдали в местный участок. А в полиции просто расстреляли. Рахель расспрашивала бедуинов, кто-то из них рассказал ей, что начальника участка тогда понизили в звании, видать, за самоуправство.
М-да… размышлял на ходу Дмитрий… не повезло ребятам… в общем-то и мы с Двиром вполне реальные кандидаты на такое невезение…
Русло все сужалось. Постепенно превращаясь в узкую, шириной меньше метра, щель. Иногда проход перекрывали застрявшие еще зимой валуны. Приходилось перелезать или проползать под ними.
Вскоре русло привело их к обрыву. Внизу, метрах в пяти просматривалась каменистая поверхность. За зиму падавшая сверху вода и камни успели выдолбить в скале приличное круглое углубление. Луна снова спряталась, а слабого луча фонаря не хватало, чтобы разглядеть маршрут.
Дмитрий принялся разматывать веревку.
– Спущусь, гляну, – сообщил он Двиру.
– Угу, – прилетело из тьмы.
Он обвязался, и встал у края.
Двир закрепил веревку, и буркнул: – Пошел.
Дмитрий перелез через отвес, уперся ногами в скалу, зависнув параллельно земле.
Натянутая веревка немного ослабла, это Двир принялся "травить". Дмитрий сделал шаг вниз. Веревка натянулась, затем снова ослабла. Еще шаг.
Спустившись, Дмитрий отвязался. Луна не показывалась. Он сделал пару шагов вперед и включил фонарь. Луч высветил только пустоту, и парящие пылинки. Что еще за ерунда…
– Ну как там? – прошипел сверху Двир, – Мне спускаться?
– Погоди… – пробормотал Дмитрий и сделал еще шаг вперед. Нога повисла в пустоте.
– Чертовщина какая-то…
Дмитрий осторожно вернул ногу на место, крепче обхватив веревку.
И тут луна выкатилась из облаков и залила все бледным, призрачным светом.
От увиденного Дмитрия продрало холодом по спине, аж ослабели и подогнулись ноги.
Он стоял на самом краю бездны. Дно, залитое мертвенным светом, виднелось внизу, метрах в ста не меньше.
Он судорожно вцепился в веревку и отпрыгнул назад к скале.
– А-а-хренеть! – прокомментировал увиденное Двир.
– Тяни, давай! – рыкнул на него Дмитрий, не своим голосом. Ему до боли захотелось вернуться наверх, в узкий промытый водой коридор.
Веревка дернулась, натягиваясь.
Выбравшись, Дмитрий обессилено плюхнулся на камни, уперев в противоположную стену дрожавшие ноги. Выдохнул.
Двир молчал, разглядывая расстилавшееся внизу ущелье.
– Придется возвращаться, – констатировал он, наконец. – Слишком высоко… метров сто двадцать будет, а то и все сто пятьдесят.
Дмитрий покопался в рюкзаке, и сунул в рот щедрую горсть фиников с орехами. Медленно разжевал, сплевывая косточки, проглотил и запил водой из фляги.
Это ж, какого крюка они дали… метров шестьсот-восемьсот. Плевое расстояние на ровной земле, а тут минут сорок медленного изматывающего подъема.
Он сидел, ощущая, как приливают силы от съеденных сухофруктов.
– Глянь, – Двир ткнул рукой в темноту, – огонек.
Далеко за ущельем с трудом различалась во тьме зеленая точка.
– Минарет, наверное…
– Бир Мадкур где-то в той стороне, а может другая какая деревня.
Двир уже сматывал веревку. Дмитрий поднялся, одел рюкзак.
– Двинули…
Снова узкий скальный коридор, только теперь ведущий вверх.
После развилки тропа спустилась в узкое каменное русло. Через некоторое время стены сомкнулись над головой оставив лишь узкую щель. Проход же напротив начал расширяться. Скоро под ногами захрустела мелкая галька. Дохнуло затхлостью и сыростью. Под ботинками плеснула вода. Косой слабый свет лучом пробивался сверху, пуская блики на черной воде.
Двир посветил вокруг.
Узкий луч фонаря выхватил стены, камни, густо покрытые птичьим пометом, зеленую скверно пахнувшую воду, на поверхности которой плавали перья, помет и голубиные трупики. Впереди чернел проход, перекрытый высоким каменным порогом.
"Гев", так на иврите называются лужи и бассейны со стоячей оставшейся с зимы водой. Они на правильном пути, Бар-Цион рассказывал про целую анфиладу подобных залов-"гевов".
Задрав повыше рюкзаки и оружие, они вошли в воду и побрели к проходу. Метнулась над головой потревоженная птица.
Ознакомительная версия.
