Иетс и Карен быстрым шагом, не оглядываясь, шли по коридорам, поднимались по лестницам, снова шли и снова поднимались; они не разговаривали; говорить было не о чем; Иетс только крепко держал Карен за локоть и увлекал ее вперед. Наконец в одной из комнат они увидели
Келлермана; он все еще сидел на своей койке, как его оставила Марианна. Иетс начал с того, что выставил из комнаты всех остальных ее обитателей.
— Вы меня не помните? — спросил Иетс. — Мы с вами виделись в Нейштадте. Очень рад, что у вас все кончилось благополучно. А как вы теперь живете?
Келлерман поднялся с койки и, ссутулясь, стоял перед ними; его уши казались непропорционально большими рядом с изможденным лицом.
— Да, да, вспоминаю.
— Вы, значит, попали в Креммен, — продолжал Иетс, просто чтобы что-нибудь сказать. Он словно слышан все незаданные вопросы Келлермана: «Что вам тут нужно? Интересуетесь трущобным бытом? Желаете посмотреть, как низко может пасть человек? Проверяете результаты того, чего вы не сделали?»
— Как вы теперь живете? — повторил Иетс.
Келлерман пожал плечами и молча обвел взглядом комнату: хромоногие койки с продавленными сетками, грязные, рваные одеяла, жалкие пожитки своих соседей — мусор, добытый из мусорной кучи, отбросы разоренного города.
— Вы больны?
Прежде чем Келлерман успел ответить, дверь распахнулась. В комнату хлынул целый поток обитателей «Преисподней»; часть устремилась дальше, через противоположные двери, часть сгрудилась вокруг Иетса и Карен, словно ища у них защиты. За ними ворвались, красуясь своими синими мундирами, сверкая медными бляхами, размахивая дубинками, с полдюжины немецких полицейских; впрочем, дубинки сразу повисли в воздухе при виде двух американцев в военной форме.
Иетс закричал:
— Что за черт! Прекратите безобразие! Это вам не эсэсовские времена!
И только что свирепствовавшие полицейские, разом присмирев, обратились в то, чем они на самом деле были, — в пожилых, изголодавшихся обывателей разрушенного войной немецкого города. Видя это, люди, прятавшиеся за спинами Иетса и Карен, вышли вперед и стали наступать на них, выкрикивая брань и угрозы. Шум не прекратился, даже когда в дверях показались чины американской военной полиции. Они поручили грязную работу фрицам, а сами рассчитывали явиться на готовое.
— Какого дьявола вы терроризируете этих людей? — обрушился на них Иетс. — Кто тут начальник?
— Я начальник, — послышалось в дверях, и сквозь толпу немецких и американских полицейских протолкался Трой. Лицо у него было мокрое от пота, воротник рубашки расстегнут, жилы на шее набрякли.
Он увидел Карен. Выхватив носовой платок, он вытер лоб и сердито оттопыренные губы и спросил хриплым голосом:
— Вы что тут делаете? Женщинам здесь не место! Уведите ее, Иетс!
Она повернулась было к выходу, но Иетс удержал ее.
Трой стащил с головы фуражку и мял ее в перепачканных пальцах. Выкричавшись, он теперь заговорил тихим, оправдывающимся голосом:
— Понимаете, мы ищем двух бандитов, охотимся за ними по всему городу — и вот загнали сюда. А теперь все пропало. Попробуй найди кого-нибудь в этой трущобе, сверху донизу набитой людьми, да вот еще вы вздумали мешать!
— А вы со времен лагеря «Паула» сделали успехи, Трой, — заметил Иетс.
Трой чувствовал на себе пристальный взгляд Карен. Снова его прошиб пот.
— Что ж мне, по-вашему, делать? — огрызнулся он. — Они тут сколотили шайку. Воруют, да и не только воруют. А я отвечаю за порядок в городе.
Иетс обратился к Келлерману.
— Кто главарь шайки? — Келлерман молчал.
— Вы сами себе вредите. Кто они? Как нам найти их?
— Не знаю, — сказал Келлерман.
— Вы что, боитесь мне сказать?
— Нет.
— Я вас прошу помочь нам, герр Келлерман.
— Люди воруют потому, что у них нет другого выхода, — сказал Келлерман безразличным тоном.
Трой всмотрелся в него.
— Что-то мне знаком этот молодчик. Иетс, не тот ли это, кого вы прочили в нейштадтские мэры?
— Он самый, — подтвердил Иетс.
— И тоже с бандитами заодно! — Воспоминание о Нейштадте, о личном поражении, которое он там потерпел, лишило Троя последних остатков сдержанности. — Нечего сказать, Иетс, вы умеете выбирать людей.
Карен переводила взгляд с Келлермана на Иетса, с Иетса на Троя. Трой на нее не смотрел. Он упорно разглядывал свои башмаки. Потом, наконец, сказал без всякого выражения в голосе: — Что ж, пойдем отсюда…
— Я хотел бы продолжить разговор с Келлерманом, — сказал Иетс. — Мы с Карен пришли сюда как журналисты.
Трой пожевал губами. Потом вдруг повернулся и скомандовал:
— Сержант! Очистить помещение! — А Келлерману сказал: — Вы останьтесь.
— А ну-ка, марш отсюда! — рявкнул сержант. Немецкие полицейские ожили и засуетились: — «Raus, raus!»[17]
Наконец водворилось спокойствие. Иетс спросил:
— Ну, Карен, что скажете? Подходящий сюжет?
Карен не ответила. Она подошла к Трою и стала поправлять на нем галстук.
— Я стараюсь делать, что могу, — пробурчал Трой.
— Знаю, — сказала она.
— Если мне не удастся разгромить эту шайку, завтра будет то же самое. А через неделю будет еще хуже.
— Объективные условия в тюрьму не посадишь… — Она старалась помочь ему.
Иетс сказал сердито:
— Мы освободили этих людей из лагеря «Паула». Но может быть, этого недостаточно? Может быть, нужно еще что-то сделать?
— Но что, что? — с горечью спросил Трой. — Думаете, я бы сам не рад перетряхнуть эту трущобу и вычистить всю мерзость, которая тут скопилась?
Иетс сказал горячо, но несколько неуверенно:
— Не знаю. Все что-то получается вкривь и вкось! — Ах, был бы жив Бинг! У Бинга уж нашелся бы ответ… Он вдруг почти набросился на Келлермана. — А вы, почему вы сами не пришли к нам? Вы знаете, что мы ищем немцев, которым можно было бы доверять!
— В таком виде? — спросил Келлерман.
Да, он прав, его спустили бы с лестницы. Жалкое подобие человека, всклокоченные волосы, щетина на подбородке, воспаленные глаза, опорки на ногах, полосатая лагерная куртка, вся в заплатах и прорехах.
— Вам, что же, не выдали никакой одежды? Даже обуви?
— Нет.
— А вы просили?
— Кого же просить?… Послушайте, нет ли у вас сигареты?
Иетс поспешно вытащил из кармана пачку сигарет.
— Пожалуйста, берете все. Извините меня, я, конечно, сам должен был догадаться.
— Мне понятно, зачем сюда явился капитан, — сказал Келлерман, распечатывая пачку. — Полиция навещает нас каждый день. Но вот что ей тут нужно? — Легким движением головы он указал на Карен, которая наблюдала с таким видом, как будто понимала, о чем идет речь.
Иетс поднес Келлерману огня.
— Мисс Уоллес — корреспондентка одной американской газеты. Она хочет писать о судьбе вашей и ваших товарищей. Ей нужен какой-нибудь интересный материал.
Келлерман внимательно посмотрел на Карен:
— Интересный? А ничего интересного тут нет. В Креммене все осталось, как было.
— Может быть, то и интересно, что все осталось, как было. — Иетсу вдруг пришло в голову, что в этой случайно оброненной фразе он выразил самую суть дела.
Келлерман негромко засмеялся:
— Я был в отделе гражданского обеспечения. Там сидит тот же самый чиновник, который при республике отказывал нам в пособии, а при Гитлере выдавал нас нацистам. Теперь он выписывает нам направления в «Преисподнюю».
— Почему же вы не пришли и не сказали нам об этом? Мы бы его сняли с его должности.
— Герр Бендель назначен самим бургомистром Лемлейном, как и все наиболее крупные чиновники.
— Что он там говорит про Лемлейна? — вмешался Трой.
Иетс вкратце передал Трою и Карен содержание разговора и затем спросил:
— Это все правда?
— Да, но… — Трой приготовился защищаться. — Я же не виноват, если Уиллоуби…
— Конечно, он не виноват! — сказала Иетсу Карен. — Лучше скажите, как вы думаете помочь этому человеку.
С притворной развязностью Иетс стал выкладывать перед Келлерманом целый ворох разных предложений благотворительного характера. Келлерман слушал, и его напряженный взгляд становился все более насмешливым. Иетс смутился под этим взглядом:
— В чем дело? Вам что, очень нравится, как вы сейчас…
Келлерман остановил его:
— Вы можете раздобыть мне приличный костюм и пару целых башмаков; очень хорошо. Пожалуй, вы даже можете устроить меня работать в походной кухне какой-нибудь американской части; тоже неплохо. Во всяком случае это облегчит вашу совесть. — Он заботливо притушил сигарету и спрятал окурок.
Злясь на свою беспомощность, Иетс спросил:
— Чего же в конце концов вы хотите?
— Вам не понять, чего я хочу.
— Окажите уж нам доверие, герр Келлерман. Я постараюсь понять.
