Далеко на востоке забрезжила заря, когда до десантников донеслись звуки, предвещавшие близость леса. То где-то в стороне, то поблизости от них вперемежку с отрывистым тявканьем лисицы пренеприятно аукала сова. Постепенно заря окрашивалась в розоватый цвет, из полумрака все отчетливее стали вырисовываться верхушки деревьев, наконец десантники достигли леса и поспешно углубились в него.
Стало совсем светло, и десантники с облегчением вздохнули, когда убедились в том, что здесь давно не ступала нога человека. Теперь они двигались гуськом, стараясь ступать в след впереди идущего, чтобы постороннему было трудно определить, сколько тут прошло людей. Солнце уже взошло, когда десантники остановились на дневку и, установив очередность дежурства, уснули крепким сном.
День прошел спокойно. Снова тронулись в путь еще засветло. Шли долго, гораздо дольше, чем намечалось по заранее разработанному маршруту, а лесному массиву все еще не было конца. И с каждой минутой крепла тревожная мысль, что приземлились, должно быть, не там, где предполагалось. Лишь поздно ночью вышли к опушке леса и увидели впереди, метрах в трехстах, силуэт покосившейся хатенки. Разведав в местность, десантники установили, что она стоит на отшибе за селом.
Ильин и Серебряков в сопровождении двух товарищей, следовавших за ними на небольшом расстоянии, пошли к домику, осторожно постучали в окошко. И тотчас же до них донесся женский голос:
— Кто там?
— Свои, — глухо ответил Ильин.
Женщина отодвинула засов и, чуть приоткрыв дверь, тут же скрылась в хате, на ходу дружелюбно пригласив входить. Десантникам это показалось странным. Почему женщина запросто приглашает зайти незнакомых людей? Ильин настороженно открыл дверь и, держа автомат наготове, шагнул через порог в темные сенцы. Серебряков притаился у входа, а сопровождающие — поодаль у изгороди.
Тем временем хозяйка дома деловито и тщательно завешивала окна, потом подошла к печи и зажгла от тлевших угольков длинную лучинку. При свете разгоревшейся лучины она взглянула на вошедшего в хату Ильина и на мгновение застыла с выражением удивления и испуга на лице. Стало очевидно, что хозяйка дома ожидала кого-то другого.
— В селе есть немцы? — спросил Алексей.
— Немцы? — о чем-то напряженно думая, переспросила женщина. — А кто их ведает? У городе, верно ёсть… але тут нема…
Вошел Серебряков, стал спрашивать хозяйку, нет ли в селе или поблизости в лесах партизан.
— Ой, да што вы, люди добренькие! Откеда ж я ведаю про то? — отвечала та.
Так бы, наверное, и не удалось десантникам что-либо узнать, если бы не счастливая случайность. Проснулся парнишка лет четырех или пяти, протер глаза, привстал и радостно залепетал:
— У! Дяденьки пальтизаны плишли!
Женщина прикрикнула на мальчика, снова уложила его в постель и, невзирая на настойчивые просьбы Ильина и Серебрякова, на их уверения, что они свои, советские, продолжала упорно уверять, будто и понятия ни о чем не имеет. Слова мальчика она объяснила тем, что, дескать, еще осенью «заходили какие-то люди из леса». А на просьбу связать их с этими «людьми из леса» ответила:
— Ой, боже ж мой, люди добренькие! Ежели толичко придут, то, пожалуйста, скажу, коль просите. На здоровьичко! Наше дело такое: стучат? Отворяй да помалкивай… Темнота!
Теперь десантники не сомневались, что в местных лесах есть партизаны. Это обстоятельство было тем более отрадным, что приземлились они, как окончательно выяснилось из беседы с женщиной, в нескольких десятках километров от намеченного заранее места. Попрощавшись с хозяйкой хаты, они отошли в лес и после короткого завтрака весь отряд дружно приступил к работе. Сообща устроили шалаш из парашюта, замаскировали его ветками сосны, ели и только-только зазеленевших орешника и клена, а дальше каждый занялся своим делом: один натягивал антенну для рации, проверял работу аппаратуры, другой рыл колодец, третий оборудовал и маскировал место, отведенное для кухни. Алексей Ильин и Отто Вильке изучали местность на случай вынужденного отхода. Так прошел день, а ночью Ильин и Серебряков вновь отправились к уже знакомой хатке. Они не сомневались, что хозяйка этого неказистого домика имеет связь с партизанами, но никак не могли предположить, что в то самое время, когда они пробирались лесом, женщина, торопясь и волнуясь, рассказывала «лесным людям», как минувшей ночью к ней постучали и как она спросонья приняла незнакомого за своего.
— Ой, родимые, — покачивая головой, говорила женщина, — как же ж я злякалась, коли лучинка загорелась! Гляжу — а от што хотите, не наш он! Все спрашивает, спрашивает, а я чую дверь скрипит… Гляжу з фонариком у руках второй заявляется… А тут еще Колька, бес такой, проснулся. «Дяденьки партизаны!» — кричит что есть сил… Ну, думаю, спалят мне ироды хату…
Тем временем Ильин и Серебряков вышли к опушке леса и осторожно направились к знакомой изгороди, тихо миновали ее, подошли к домику. Как и прошлой ночью, Ильин постучал в окошко, а Серебряков осмотрел двор и притаился за клуней. И снова из хаты послышалось: «Кто?», но дверь хозяйка открыла не сразу. Лучина уже горела, а на печи лежал человек, которого прошлый раз здесь не было. Он делал вид, будто чувствует себя как дома: лениво потянулся, зевнул, нехотя слез с печи и, не говоря ни слова, поплелся к ведру с водой. Ильин насторожился. Черпнув большой медной кружкой, незнакомец стал неторопливо пить, затем так же не спеша возвратился к печи и сел на лавочку напротив Ильина. Это был высокий, сухощавый, белобрысый парень с длинным чубом, свисавшим на лоб. Начались расспросы, взаимное прощупывание. Но вдруг в хату вошли еще двое. Эти были уже с оружием. Ильин вскочил, готовый открыть огонь, но, увидев на шапках обоих парней красные лычки, сдержался.
— Что хватаешься за оружие? Или совесть не чиста?.. — сказал один из вошедших.
— На лбу не написано, у кого она есть, а у кого вся вышла, — ответил Ильин.
Но вскоре беседа приняла дружеский характер. Выяснилось, что партизаны устроили здесь засаду. В хату позвали Серебрякова и тут же решили, не теряя времени, тронуться в путь, а спустя два часа десантники уже сидели в партизанском штабе. Встретили их с распростертыми объятиями, тискали, целовали, обнимали, снова целовали. Шутка ли! Прибыли люди с Большой земли! Из самой Москвы!..
В радостном порыве, обнимая всех подряд, Алексей оказался в объятиях краснощекой девушки с черными глазами и длинной русой косой. Поцеловал он ее так крепко, что она слегка вскрикнула. И только тогда десантник сообразил, что это девушка. Растерянно взглянули они друг на друга, и, хотя это длилось считанные секунды, замешательство Алексея и Оксаны не прошло незамеченным. Партизаны дружно засмеялись, а смущенная девушка торопливо скрылась за их спинами.
В честь гостей рано утром партизаны устроили парадный обед. На столе то и дело появлялись тарелки с нарезанным ломтями салом, жареной картошкой, квашеной капустой, одну за другой подавали яичницы на огромных сковородах. В центре стола водрузили большой жбан с жидкостью малинового цвета. От нее исходил не очень привлекательный аромат, однако присутствующие охотно наполнили жестяные кружки и дружно опустошили их, предварительно подняв несколько тостов — и за гостей-десантников, и за гостеприимных хозяев-партизан, и за Красную Армию, и за победу над врагом… Ильин и Серебряков не успевали отвечать на вопросы партизан о жизни в Москве, о налетах вражеской авиации и причиненных ею разрушениях и о многом другом. Особенное воодушевление вызвало сообщение десантников о наличии у них рации и возможности установить постоянную связь с Москвой.
— Вот это порядок! — воскликнул низенький щуплый партизан. Его пышные усы, как, впрочем, и болтавшийся на бедре маузер в деревянной колодке, придавали их обладателю вид подростка, воображающего себя бесстрашным, боевым командиром.
— А где ж ваша рация и прочие вещички? — прищурив глаз и покручивая ус, спросил он.
В самом деле, десантники пришли налегке. При них было только оружие и полевые сумки.
— Там, в лесу… с товарищами остались, — неопределенно ответил Серебряков.
— Как?! Вас, значит, не двое?
— Еще есть… — нехотя признался Ильин.
— Ай да начальник штаба! Маленький, маленький, да, оказывается, удаленький! Смекнул задать не хитрый, но дельный вопросик, — с иронией сказал один из партизанских командиров. — У тебя, товарищ начштаба, видать, глаз наметан…
— И видит всё и всех насквозь! — перебив партизана, многозначительно произнес начальник штаба Скоршинин. Он нахохлился и, продолжая крутить ус, посматривал на всех притворно равнодушным взглядом. Дескать, я себе цену знаю, меня не проведешь…
— Братцы, родные! — с упреком воскликнул командир отряда Афанасенко, черноволосый крупный человек в темно-синей гимнастерке. — Да вы что, остерегаетесь нас? Мы — советские люди! Я вот бывший директор МТС, член партии… Вот партбилет!
