Организаторы бериевской операции понимали, что часть вышедших из леса действительно можно отправить на службу в Красную армию, но часть из них так настроена, что тут же на фронте перейдут на сторону немцев. Одновременно организаторы операции не хотели, чтобы вышедшие из лесов и сдружившиеся в этих лесных отрядах или бандах знали, что их ждет разная судьба. Поэтому в Краснодаре провели будто бы формирование железнодорожных эшелонов с новым пополнением на фронт. В действительности бериевские органы произвели распределение по вагонам, исходя из своих данных. Из эшелона десять вагонов шло на фронт, а пять — на расстрел. Так было сформировано много эшелонов. Родных тех лиц, кого тайно расстреляли, ни о чем не извещали. От многих, направленных на фронт, в станицах стали получать письма, а от других нет. «Значит погиб в первом бою», — решали дома. За эту операцию Сталин наградил Берия очередным орденом.
В лагерях для военнопленных немцев
В 1943 и 1944 годах мне с выездными сессиями Военного трибунала Армавирского гарнизона Северо-Кавказского фронта, а позже Военного трибунала Воронежского Военного Округа доводилось часто бывать в лагерях для военнопленных немцев, расположенных в Краснодарском крае и Воронежской области и соседних областях. Приезжали мы в эти лагеря рассматривать различные судебные дела, но одновременно наблюдали порядки и быт в этих лагерях.
Приехали как-то рассматривать дело по обвинению коменданта лагеря. Его судили прежде всего за то, что из-за плохой охраны бежал военнопленный немец, пробрался близко к линии фронта, и было потрачено много сил и средств на его розыск и задержание.
При рассмотрении этого дела выяснилось, что в лагере для военнопленных немцев были довольно вольные порядки. Военнопленных, пользующихся доверием администрации, отпускали на несколько часов за пределы лагеря для работы в качестве мастеровых в соседние селения. Среди немцев были искусные печники, кузнецы, слесаря. Они умело помогали проживавшим в окрестностях лагеря колхозницам и возвращались в лагерь с деревенской провизией, служившей дополнением к скромному лагерному питанию. Больше того, многие немцы получали не только продукты, но и спиртное в качестве вознаграждения не только за свое профессиональное умение, а и за то, что заменяли колхозницам их мужей, воевавших в составе Красной армии или уже сложивших головы на советско-германском фронте. Эти немцы скрашивали солдаткам и вдовам их одиночество и щедро вознаграждались от всего женского сердца.
Бежавший немец, из-за которого судили коменданта, достал у своей сожительницы русскую гражданскую одежду и стал передвигаться к фронту, пользуясь на своем пути пристанищем у различных женщин, находя путь к их любвеобильным сердцам.
На территориях всех лагерей для немецких военнопленных, которые я повидал, были заметны чистота, порядок, торжество немецкой педантичности, аккуратности и хозяйственности. Любо было посмотреть на вырытые в земле и прекрасно зацементированные хранилища для хранения капусты на зимнее время. Многие военнопленные были квалифицированными столярами и изготовляли для лагеря и на продажу вполне приличную мебель. Коменданта лагеря, виновного в побеге военнопленного, обвиняли и в злоупотреблениях, связанных с мебелью, изготовляемой для продажи. При рассмотрении дела присутствовал лишь офицерский состав лагеря, не были, естественно, допущены не только военнопленные, но и солдаты, осуществлявшие охрану лагеря. Субординация между офицерским и рядовым составом при рассмотрении трибунальских дел соблюдалась строго. Комендант лагеря был осужден к лишению свободы на короткий срок, но не должен был быть направлен в тюрьму. Это был старший лейтенант, годный к военной службе. Военный трибунал отсрочил исполнение приговора до окончания военных действий и направил его на фронт, в штрафной батальон, в соответствии с примечанием 2-ым к статье 28 Уголовного кодекса РСФСР в редакции 1926 года.
Заканчивая эти короткие заметки о советских лагерях для немецких военнопленных, справедливо будет отметить, что в них были терпимые условия и они не были похожи на те немецкие лагеря, в которых лишь за зиму 1941 года погибло несколько миллионов советских военнопленных. Вину за их гибель в этих лагерях в равной степени несут Гитлер и Сталин. Это лишь одно в длинном списке преступлений, совершенных двумя этими убийцами миллионов людей.
Фиктивно-провокационные партизанские отряды
Когда Вторая мировая война приближалась к концу, я стал просить командование перевести меня в Москву, где жили мои родители, ибо я стремился к демобилизации из армии и поступлению в аспирантуру. Я не смог добиться сразу перевода в Москву. Меня перевели из Военного трибунала Армавирского гарнизона Северо-Кавказского фронта в Военный трибунал Воронежского военного округа. Председателем Военного трибунала этого округа был сначала генерал-майор юстиции Марченко, а потом его сменил генерал-майор юстиции еврей Ревзис, прибывший из Забайкальского военного округа. Трибунал располагался в Воронеже, где в результате боев в городе было разрушено 92 % жилых домов.
В город пришла из Германии 6-ая армия, бравшая Бреслау, и наш Трибунал рассматривал обычные дела о дезертирах, членовредителях, полицейских, старостах, жандармах, участвовавших в уничтожении евреев и военнопленных, о солдатах и офицерах, пытавшихся перейти на сторону немцев. Среди всех этих дел выделялось большое дело о действовавшем в Воронежской области фиктивно-провокационном партизанском отряде. По делу было 11 обвиняемых, оно отличалось исключительной сложностью и рассматривалось долго.
В чем же суть этого дела?
На оккупированной немцами территории СССР проживало много отставших от своих воинских частей солдат и офицеров Красной армии, много не успевших эвакуироваться при отступлении Красной армии гражданских лиц, и многие из них были настроены против немецких оккупантов и были готовы вести активную борьбу против немцев. Немецкое военное командование было заинтересовано в том, чтобы выявить и уничтожить этих людей. С этой целью немцы поручали завербованным ими агентам создавать фиктивные партизанские отряды, вовлекать в них патриотически настроенных людей, а потом по тайному сговору с немецким военным командованием ставить такой партизанский отряд под удар немецких войск.
Сложность дела заключалась в том, что большинство обвиняемых отрицали свою вину. Они утверждали, что считали партизанский отряд, в котором служили, настоящим, не знали о его фиктивно-провокационном характере. Этот факт признавали лишь несколько обвиняемых. Обвинению трудно было представить достоверные доказательства вины обвиняемых. Свидетели давали сбивчивые показания. Объективных письменных или каких-либо других вещественных доказательств не было.
Военный трибунал Воронежского военного округа вынес определение о направлении этого уголовного дела на доследование. После доследования дело вновь рассматривалось в Военном трибунале уже без моего участия. Был вынесен обвинительный приговор. У меня осталось твердое убеждение, что немецкое командование действительно создавало фиктивно-провокационные партизанские отряды, и таких было довольно много. Но для меня как юриста было ясно, что доказать вину обвиняемых по таким сложным делам чрезвычайно трудно, и в отношении многих обвиняемых по воронежскому делу я не видел достаточных доказательств для вынесения обвинительного приговора.
Военный трибунал Московского Военного округа на Каляевской
По окончании Второй мировой войны я добился перевода в Москву, где жили мои родители, чтобы демобилизоваться и поступить в аспирантуру. В Москве я служил секретарем Военного трибунала Московского гарнизона, а позже был назначен секретарем Военного трибунала Московского военного округа.
Там я стал свидетелем взяточничества и мошенничества, выявленного в самом аппарате этого трибунала.
Взятки в России повелись давно и искоренить их чрезвычайно сложно. Салтыков-Щедрин говорил: «Взятка — женщина в летах, но вечно юная». Взятка нетерпима везде, но она особо нетерпима в суде, где должны царствовать закон и справедливость.
За что же и как брались взятки?
В Военном трибунале Московского военного округа рассматривалось много трибунальских дел в кассационном порядке, ибо он являлся судом 2-ой инстанции для Военных трибуналов соединений, находившихся в Московском военном округе и для Военного трибунала Московского гарнизона.
Это был 1946 год, год послевоенный, и в кассационном порядке по многим делам меры наказания военнослужащим серьезно смягчались или осужденные подлежали вообще освобождению. От момента вынесения кассационных определений до их исполнения проходило дней десять. За эти дни старший секретарь Военного трибунала Московского военного округа капитан юстиции Буря выискивал в делах, по которым уже были вынесены определения о смягчении меры наказания, адреса родственников, вступал с ними в контакт, брал с них деньги за то, Что мера наказания будет смягчена, и указывал до каких пределов. Все его «обещания» о снижении реализовывались, ибо он исходил из уже состоявшихся определений трибунала округа.
