Шишкин стал сыпать названиями деревень и сел, где, по его расчетам, немцы должны были оставить гарнизоны.
– В бой не вступать. Провести визуальное наблюдение, сделать выводы и возвращаться. Утром же выдвинемся к наиболее лакомому кусочку. Как считаете, товарищи командиры?
А командиры были не против. Разве поспоришь с мнением командования? Тем паче, что решение было единственно разумным в данной ситуации…
Совещание закончилось за час до наступления сумерек.
– Малеев, останься, – приказал Тарасов командиру разведчиков. – Задача понятна?
– Обижаете, товарищ подполковник… – забасил тот. – Что я, пень какой?
– Павел Федулович, – обратился Тарасов к старшему лейтенанту. – От тебя жизнь пацанов зависит. И судьба операции в итоге. Понимаешь? Минимум действий, максимум внимания. Придержи своих орлов комнатных.
– Чего это комнатных-то? – привычно обиделся Малеев на привычную шутку командира.
– А то знаю, хоть и ходят, аки тени отца Гамлета, а немцам глотки хотят порезать. Так?
– А как же…
– Вот именно сегодня и не надо резать. Успеете еще.
– Языки?
– Брать. Желательно фона какого-нибудь.
– Будет вам фон. Хотите этого… Как его… Брык… Бряк… – Малеев никак не мог запомнить фамилию командующего окруженной Демянской группировкой.
– Фон Брокдорфа-Алефельда. Тоже неплохо. Но это потом. Ты мне сначала доставь сведения о продуктовых складах. Подкрепимся и будем этого фона по всему графству гонять.
Старший лейтенант не понял:
– По какому графству?
Тарасов засмеялся во все тридцать два зуба:
– А еще разведка… Ты что, не знаешь, что немцы котел «Демянским графством» называют?
Малеев ошеломленно захлопал глазами:
– Первый раз слышу…
– Иди бойцов собирай, Павел Федулович. С богом!
Тарасов похлопал по плечу медведистого разведчика.
Тот козырнул и умчался к своим архаровцам.
Тарасов вздохнул и отправился обратно в свою снежную яму, по недоразумению названную блиндажом.
Но дойти не успел. Его перехватил связист:
– Товарищ командир! Радиограмма из штаба фронта!
* * *
Ночь. Темнота такая, что можно глаз выколоть. По-настоящему глаз выткнуть… Наткнувшись на ветку в буреломе.
Наверное, только русские люди умеют потеть в двадцатиградусный мороз.
А знаете почему?
Все просто.
Русский – это прилагательное. Он приложен к своей стране. Немец, англичанин, американец, француз – они существительные. Пока они существуют – существуют и их страны. Но убей немца – не будет и Германии.
Убей американца – не будет Америки.
Убей русского – не будет русского. А Россия останется. И другой русский придет… Через бурелом, через ночь, через сугробы.
И пот щиплет глаза, стекая из-под шерстяного подшлемника.
Темень такая, что видно только белеющий под ногами снег. Пять километров по бурелому за три часа. Почти каждый шаг – в перелет кустов. Пять километров – и котелок пота с каждого. И еще одна сломанная лыжа – бойца пришлось отправить обратно по следам. Гадство… А ведь надо вернуться с докладом к шести утра. Что там в этом Опуеве?
Малеев сказал командиру разведгруппы, что – возможно! не более! просто возможно! – в Малом Опуеве штаб какой-то там мекленбуржской дивизии.
Деревья внезапно стали расступаться.
– Дорога, командир! Зимник! – остановился вдруг Ваня Кочуров, тот, который тропил снег последние десять минут. – Глеб, позырь!
Отделение рухнуло в сугроб, скрипнув снегом. А потом сержант Глеб Клепиков пополз вперед. Рассмотреть, что там и как…
Глеб подождал в придорожных кустах минут пять. Тишина. Никого. Только звездное небо и тихое потрескивание замороженных веток… Тишина…
Сержант поднялся и боком – лесенкой переставляя лыжи – поднялся на дорогу.
– Наезженная. Машины ходят. И сани! – крикнул он, присев и поглаживая спрессованный снег.
На голове его была шапка, уши которой были плотно подвязаны под подбородком. А сверху был накинут капюшон белого маскхалата. Поэтому он сразу и не услышал, что его спиной появился сначала тонкий, а потом все более басовитый гул автомобиля.
Когда он обернулся, было уже поздно. Легковая машина вывернула из-за поворота. Прыгать за обочину было поздно. И сержант Клепиков принял единственно верное решение – он развернулся лицом к синему, маскировочному свету фар и властно поднял руку, ладонью к машине – «Стоп!».
Бойцы его отделения, уже изготовившиеся к прыжку через дорогу, снова рухнули в снег.
Машина остановилась в метре от сержанта. Стекло опустилось, и немец грубо облаял десантника. Что он говорил – сержант не понял, разобрав только одно слово – «Идиёттен». Водитель даже не понял, что перед ним русский.
Глеб лениво подошел к дверце шофера и, жутко улыбнувшись черным, обмороженным лицом, скомандовал:
– Хенде хох, скотина немецкая! Ком цу мир!
А самым главным аргументом для водителя оказался ледяной ствол «СВТ», нежно коснувшийся арийского носа.
Немец скосил вытаращившиеся глаза на мушку винтовки и выполз из машины. Правда, у него это получилось не сразу. Ручку заело. Пришлось сержанту слегка надавить винтовкой. Немец от страха сморкнулся большим пузырем. И зря. Потому как немедленно примерз к металлу. Глеб, правда, это не сразу заметил. Поэтому, когда он отдернул винтовку, даже удивился реакции фрица, завопившего от боли и схватившегося за лицо.
– Хлипкий какой… – Сержант брезгливо снял с дула кусочки пристывшей кожи.
А десантники уже спористо окружили легковушку.
Клепиков наклонился и заглянул в моментально выстывший кузов. На переднем месте лежал фрицевский автомат. А на заднем – какой-то старик в высокой фуражке с меховыми наушниками.
– Вань, автомат забери…
Рядовой Кочуров вытащил автомат и закинул его за спину. А Клепиков изучал старика. Тот его взгляд понял по-своему – начал суетливо вытаскивать дрожащими руками свои вещи – маленький пистолет, зажигалку, золотые часы, серебряный портсигар… Потом протянул мешок, лежащий рядом.
– Братцы! Консервы! Хлеб! – радостно крикнул кто-то из бойцов. – И шоколад!
Клепиков сорвал витые погоны с плеч старика. Тот тонко вдруг закричал:
– Nein! Nein! Nicht Schiessen! Bitte! Bitte! Der Enkel! – И трясущимися руками стал тыкать открытым портмоне в лицо сержанту.
Клепиков от неожиданности отпрянул, потом уже оттолкнул руки немца.
– Чего он орет? – засмеялся Кочуров.
– Какать хочет… Вот и орет, – буркнул Клепиков. – Ладно, пошли.
– А с этими что?
– Черт с ними. Стрелять не велено. А по лесу его не доведем до наших. Умрет от страха. Да и толку от него… Невзрачный какой-то старикашка.
– И водителя?
– А от него вообще толку нет. Эй, старый! Бери свой портсигар. И зажигалку с часами. Только вот сигареты реквизирую. И консервы. А в остальном комсомольцы дедушку не обидят. Да вот пистолет, извини…
Машина рванула так, что десантники долго смеялись над стариком. Помчался так, как будто вся Красная Армия за ним гналась.
– Вперед, к Опуево! – скомандовал Клепиков. – Времени мало…
И только Ваня Кочуров все жалел о толковой немецкой зажигалке.
А утром, разведав подступы к деревне, бойцы, довольные собой, разбредались по своим снежным норам. А сержант Клепиков пошел с трофеями к капитану Малееву…
Через полчаса все отделение стояло перед начальником особого отдела роты – капитаном Гриншпуном. Тот слегка улыбался помороженными щеками.
– Ну что, бойцы… Молодцы! Трофеи знатные… Особенно пистолетик. Награду заслужили…
– Да что вы, товарищ капитан… – засмеялись десантники. – Мы ж не ради награды…
– Выбирайте сами свою награду. Либо вас прямо сейчас лично расстреляю, либо после после разговора с комбригом.
Бойцы окаменели.
– Вы же, сволочи, генерала отпустили. Может, самого Брокдорфа! Командующего всем корпусом! Уроды!! Пожалели, значит, фрица? А он бы вас пожалел? – У капитана задергалось нервным тиком красивое лицо. Сзади заскрипел снег. Бойцы не смели оглянуться, опустив головы.
– Расстрелять к чертовой матери этих шляп! – раздался голос Тарасова. Подполковник обошел строй штрафников, зло сжимая витые серебряные погоны немецкого генерала. Остановился перед Клепиковым. И без размаха коротко ударил – кулаком с погонами – сержанта под дых. Тот согнулся пополам, беззвучно хватая, как снулая рыба, распахнутым ртом стылый воздух:
– Товарищ подполковник… – вмешался Мачихин.
– Товарищ комиссар! – взвился Тарасов. Потом помолчал и снова повернулся к бойцам.
– Сдать оружие, продовольствие, ремни. Ждать здесь. Сейчас пришлю автоматчиков…
Фон Вальдерзее покачал головой:
– И что… Их…
– Да, герр лейтенант. Их расстреляли. Перед строем. А вы как думали?
– Но… Но это же преступление…
– Особисты и комиссары настояли на расстреле. Вы же знаете, что такое НКВД?
Лейтенант откинулся на стуле:
