Владимир Першанин - Танкист-штрафник. Вся трилогия одним томом

Помню, что очень сильная бомбежка шла севернее Черткова. Там ухало, взрывалось не меньше двух часов. Небо застилала сплошная полоса дыма. Горячие головы предлагали повернуть на север, мол, несомненно прорыв шел там. Затем сильная орудийная пальба началась сразу в трех-четырех местах.

Мы сидели в напряжении не меньше двух суток, затем поступила команда выводить машины. С отступающими немцами бригада столкнулась южнее Черткова. На запад двигалась целая колонна вражеской техники: штук тридцать танков, бронетранспортеры, грузовики, зенитные установки.

Сначала ударила наша артиллерия, но колонна, не снижая скорости, прорвала оборону, уничтожила часть артиллерийских батарей, перепахала траншеи с пехотой. Несколько немецких танков дымили, но остальная часть упорно двигалась вперед.

Конечно, это была не основная масса окруженной группировки. Планов немцев мы знать не могли, хотя разведка примерно определила участок прорыва. Но даже на тех двадцати-тридцати километрах моторизованные части имели возможность маневрировать, посылать вперед сильные штурмовые группы. А затем, по ходу боя, в очередной раз менять маршрут.

Думаю, мы столкнулись с одной из таких групп. Фрицам оставалось до линии фронта совсем ничего, навстречу им прорвалась подмога. За два с половиной года я неплохо изучил тактику немцев и был уверен, что остановить моторизованную группу не удастся.

Там, где имелась малейшая возможность, фрицы отчаянно прорывались ценой любых потерь. Слово «плен» для большинства по-прежнему оставалось синонимом смерти. Они предпочитали драться до конца.

Мы ударили с фланга довольно удачно. Не меньше пяти-шести танков остановились, некоторые загорелись. В нашу сторону сразу развернулись самоходки с более мощными орудиями и открыли огонь. Знаменитых «тигров» в колонне не оказалось. В основном там были средние танки Т-3 и Т-4. Не скажу, что эти машины являлись слишком грозным противником для «тридцатьчетверок». Главную опасность представляли их кумулятивные снаряды, высокая точность наводки, ну и, конечно, самоходки «артштурм» с 88-миллиметровыми пушками.

У нас вспыхнули сразу два танка. Мы сближались с немецкими машинами, посылая снаряды и с ходу и с коротких остановок. Т-4, с длинноствольной пушкой, обвешанный звеньями гусениц, с броневыми щитами по бортам, выстрелил в мой танк с расстояния четырехсот метров. Повезло, что кумулятивных снарядов у немцев оставалось мало – они вели бои уже несколько дней. Болванка отрикошетила от лобовой брони, снесла шаровую установку курсового пулемета и с воем унеслась прочь. Васю Легостаева сбросило с сиденья.

– Васька, жив?

Стрелок-радист ворочался внизу, а Кибалка загонял в ствол очередной снаряд. Мы выстрелили в Т-4 одновременно с Февралевым. Кто-то из нас попал в цель, но снаряд вмял звено гусениц и не пробил лобовую броню. Экипаж Т-4 крепко встряхнуло, впрочем, как и нас. Ленька бестолково толкал в казенник снаряд, я пытался помочь ему, но Февралев успел выстрелить еще раз, и Т-4 остановился.

Мы скатились в овражек. Витя Иванов, задрав голову, зажимал нос, из которого сочилась кровь. Леня Кибалка наконец зарядил орудие и показал мне на дыру диаметром сантиметров двадцать на месте шаровой установки.

– Убьют нас, – пожаловался он и, кажется, всхлипнул. Потом добавил: – Со сквознячком пойдем.

– Ленька, у тебя башка в порядке? – спросил я.

– В порядке, а че?

– У меня гудит, – прошамкал Витя Иванов. – Кажется, зуб выбили. Во, сволочи!

Он выплюнул на ладонь кровь и, рассмотрев обломок зуба, стряхнул его с ладони. К нам скатилась с бугра «тридцатьчетверка» Гриши Захарова. Клацнув гусеницами, замерла в нескольких шагах. Я подумал, что свихиваюсь. Внезапно возникший танк с перекосившейся башней, закрытыми люками и неработающим мотором. Никто из «тридцатьчетверки» не появляется, минута-вторая тишины…

– Эй, вы там! – позвал я.

От этой тишины и неподвижной машины веяло жутью. Потом шевельнулся командирский люк. Из него выплыло облачко дыма, а затем дым пошел густо: из пробоины в передней части, из щели между башней и корпусом, из трансмиссии. Я опомнился первым:

– Витька, заводи!

Заревел мотор, Иванов свое дело знал. Из танка младшего лейтенанта Захарова вместе с дымом уже выбивались языки пламени. «Тридцатьчетверка» взорвалась, когда мы отскочили метров на пятнадцать. Рвануло крепко. Нас качнуло, а спустя секунды на броню посыпались звякающие обломки, шлепнулось что-то тяжелое.

Я выглянул из люка. На трансмиссии лежало человеческое туловище без головы и обеих рук. Машину Гриши Захарова разорвало едва не пополам, отбросив в сторону башню. Огонь поднимал в воздух грибовидное облако дыма, огненные завитки и сизые хлопья брезента.

Я хотел вылезти и столкнуть человеческие останки, но машину трясло, а когда вынырнули из овражка, нос к носу столкнулись с комбатом Плотником и Успенским. Неподалеку стояла подбитая «тридцатьчетверка», подальше горел Т-4. Сдетонировал боезапас, хранившийся в кормовой части башни. Башню Т-4 разворотило, листы брони торчали в разные стороны, крышу сорвало и отбросило в сторону.

Пока мы возились, приводя в порядок машины, бой переместился западнее. На скорости подлетела «тридцатьчетверка» командира полка Третьякова. Полковник поздоровался со всеми за руку, глянул на мой танк с дырой на месте шаровой пулеметной установки.

– Подковали?

– Есть немного, товарищ полковник. – Воевать сможете? – Сможем. Только люди контужены. Вмешался комбат, стал говорить о потерях, о том, что большинство машин повреждено.

– Надо гадов добивать, Петр Назарович. Собирай все, что можешь, – перебил его командир полка.

– Было бы что собирать.

Мы сняли с трансмиссии тело погибшего танкиста. Кто он – определить невозможно. Отнесли в братскую могилу. Там возились похоронщики.

– Вы с него сапоги не снимайте, – попросил я.

– Ладно. Закопаем как есть.

Иванов завел двигатель. Оставшиеся танки двигались в квадрат, указанный командиром полка. Следом за мной шла «тридцатьчетверка» комбата Успенского. Подумал со злостью: «Повоюй, хватит командовать!»

Злость не самое лучшее человеческое чувство. В ответ на мое пожелание от немцев прилетела тяжелая болванка. Врезалась во влажную кочку, вывернула куст краснотала и, кувыркаясь, пролетела перед нами. Миновали еще одну подбитую «тридцатьчетверку». Ребята возились с гусеницей. По рации поймал голос Хлынова. Сначала ротный выругался, потом обрадовался, что мы живы, и тоже поторопил нас. Немецкие танки, замедлив ход, вели беглый огонь, давая возможность вырваться своим бронетранспортерам и грузовикам с людьми.

Наших «тридцатьчетверок» оставалось совсем мало. Непрерывно стреляли две батареи дивизионных пушек ЗИС-3. Но стояли они на открытом месте, не успев окопаться. Высотой метра полтора с массивными щитами, орудия представляли хорошо различимую мишень.

Их выбивали одну за другой укрывшиеся среди деревьев самоходки и минометы. Остатки батальонов, сблизившись с немецкими танками, били друг друга почти в упор. Т-3 получил от меня снаряд в борт. Сорвало с клепок броневую плиту, попало в основание башни. Немец продолжал катиться, из боковых дверок выпрыгивали танкисты в черных куртках и, пригибаясь, бежали прочь.

Командир второй роты Артем Зайков удачно врезал длинноствольному Т-4, разбил ходовую часть, затем ударил в лоб. Лейтенант совершил ошибку, не меняя позицию, выстрелил в третий раз с одного и того же места.

Его поймала в прицел самоходка. Удар 88-миллиметрового кумулятивного снаряда прожег броню, как фанеру. Мгновенно сдетонировали боеприпасы, башня, подпрыгнув, плюхнулась в грязь. Второй взрыв (наверное, шарахнули снаряды в напольных чемоданах) вздернул опорную плиту и развернул ее поперек корпуса. Пламя мгновенно охватило машину.

Позиции обеих батарей ЗИС-3 были перепаханы вдоль и поперек. Но две или три уцелевших пушки продолжали вести беглый огонь. Споткнулся еще один Т-4. Остальные, не разворачиваясь, увеличили ход. Артиллеристы, в распоясанных гимнастерках, стреляли непрерывно. Нашему батальону приказали перехватить бронетранспортеры и грузовики.

Какой там батальон! Всего штук шесть машин во главе с майором Плотником. Позади, ковыляя, догонял нас еще один танк с поврежденным двигателем. Его добила самоходка, и он загорелся. Промчались мимо дымившегося Т-4. Кто-то не поленился, влепил снаряд в башню, кувыркаясь, отлетела половинка бокового люка.

Большинство бронетранспортеров и грузовых машин уже исчезли. Спаренная зенитная установка на гусеничном ходу выпустила в нашу сторону десятка два снарядов и с неожиданной прытью исчезла среди деревьев. Вдали мелькали брезентовые тенты грузовиков, выкрашенные в песочный цвет бронетранспортеры. Они бы все ушли – слишком велико было расстояние. Но часть машин попала в низину, где почву, как кисель, размолотили гусеницы и колеса.