— Осторожно иды, зачем спешишь? — спросил Мухсинов.
— Иды, нэ стой! — раздраженно ответил Брегвадзе и толкнул Мухсинова рукой.
— Ты зачем дерешься? — возмутился Мухсинов и обернулся.
— Иды, говорю! — угрожающе повторил Брегвадзе.
Мухсинов пожал плечами и пошел вниз. Едва он повернулся к Брегвадзе спиной, как грузин тотчас же поднял автомат и заехал прикладом Мухсинову по затылку.
— Ну что ты? Зачем так делаешь? — каким-то укоризненным и вместе с тем жалким тоном спросил Мухсинов и, потирая рукой ушибленный затылок, пропустил Брегвадзе вперед.
Грузин толкнул Мухсинова плечом и прошел мимо, высокомерно отвернув голову в другую сторону. Мухсинов обернулся и увидел в потоке курсантов Игоря. Ему стало стыдно, и казах как-то виновато пожал плечами:
— Дурак он — что взят?!
— Я тибе сэйчас покажу, кто дурак! — злобно крикнул снизу Брегвадзе.
Мухсинов замолчал и пошел вниз. Игорь хотел как-нибудь посочувствовать приятелю, но у него не было на это времени — вместе с человеческим потоком он оказался на улице и сразу же побежал к своему взводу.
На улице царил полумрак. Солнце вот-вот должно было взойти, но тяжелые, низкие тучи, покрывавшие восток, скрывали его первые пурпурные лучи.
— Смотри — небо на востоке какое-то интересное: будто бы грязной ватой заткнули дыру, через которую должно было взойти солнце, — шепнул Игорю Лупьяненко.
— Я тоже только что об этом подумал! — удивленно откликнулся Тищенко.
— Рты закрыли! — прикрикнул Гришневич, и курсанты испуганно замолчали.
Прибыли офицеры роты. Игорь еще не знал, что для их оповещения по тревоге используется сложная система посыльных, которые должны обойти все квартиры. Но обычно офицеры и сами знали, что должна быть тревога и уже были готовы заранее. А вот когда давали по-настоящему неожиданную тревогу, собрать их было не так-то просто. Кто-то куда-то уехал на ночь, кто-то слишком много выпил, и сразу же возникали трудности. Предшественник Томченко говорил в таких случаях коротко и ясно:
— Если ваш сосед пьян, несите его на себе, но в строй поставьте! Мне нужна стопроцентная явка!
Так и делали. Но вот был издан антиалкогольный закон и новый комбат майор Томченко всерьез предупредил — если кто будет пьяным во время тревоги, наказание не заставит себя долго ждать. Но неожиданные тревоги случались не чаще двух раз в три года, и пока никаких последствий для офицеров не было.
Майор Денисов довольно отметил про себя, что его рота построилась первой, и без лишних раздумий повел подчиненных в сторону учебного центра, где должна была производиться посадка личного состава на машины. Томченко же хотел вести батальон целиком, и ему не понравилась излишняя инициативность командира второй роты, но комбат промолчал.
В пятнадцать минут седьмого весь батальон построился на заасфальтированной площадке возле учебного центра. А дальше началось нудное и утомительно ожидание неизвестно чего. Машины из парка выехали, но моторы почти тут же были заглушены, и автоколонна замерла в ожидании дальнейших указаний. Но указаний не было, и водители начали потихоньку дремать в своих кабинах. Мало-помалу куда-то исчезли почти все офицеры, и со второй ротой остался лишь прапорщик Атосевич.
— Смотрите, Атос остался, а все остальные ушли, — шепотом заметил Резняк.
— Как будто бы самый молодой, — улыбнулся Каменев.
— А что, Камень, так оно и есть — Атосевич самый молодой, — серьезно подтвердил Петренчик.
— Ну да?!
— Вот тебе и да! Из прапорщиков он моложе всех, а офицеры просто-напросто старше его по званию. Вот его с нами и оставили, — пояснил Петренчик.
— Сейчас я тебе, Петренчик, поясню, кого и для чего с вами оставили! — крикнул Гришневич, уловивший обрывок фразы, но так и не понявший ее смысла.
Петренчик почему-то решил, что сержант принял все на свой счет и испуганно затих.
Стояние и ожидание продолжались. Потихоньку вновь начали появляться офицеры.
— Наверное, план действий вырабатывали, — шепнул Игорь, увидев подошедшего ко взводу Мищенко.
— Ц-ц-ц, — щелкнул языком и засмеялся Резняк. — Ну и дурак же ты, Тищенко! Они просто в учебном центре грелись, чтобы с нами здесь на холоде не торчать!
— Резняк, закрой рот, душара! — сержант грозно сверкнул глазами.
Ему не хотелось, чтобы Мищенко, подходя ко взводу, услышал какие-нибудь разговоры. В противном случае капитан мог подумать, что Гришневич плохо поддерживает дисциплину. Взгляд сержанта был настолько красноречивым, что ни Резняк, ни кто-либо другой не решились больше разговаривать. Взвод встретил Мищенко гробовой тишиной, которая показалась капитану довольно гнетущей. Взводный решил, что взвод просто недоволен бесцельным ожиданием.
— Пока ничего точно не известно, но одно могу сказать твердо — на машинах мы никуда не поедем, — сказал капитан каким-то виноватым голосом, — но сам же рассердился из-за своей минутной слабости и решительно добавил, — Поэтому пока будем стоять до получения приказа. Расходиться нельзя! Стоять по стойке «вольно». Без нужды особенно не переговариваться, ну а если уж очень невтерпеж — говорить шепотом.
— Что же ещё делать, кроме как разговаривать?! — недовольно шепнул Тищенко на ухо Антону.
Так простояли еще полтора часа. Подошло время завтрака, но никаких намеков на отбой тревоги не было.
— Черт — может, вообще завтракать не будем?! — раздраженно проворчал Петренчик.
— Почему — может, как раз сейчас дадут отбой тревоги? — неуверенно возразил Доброхотов.
— Как же — дадут! А хоть и дадут — в столовую ведь с автоматом не пойдешь! А пока сдадим оружие, минут с сорок пройдет, как минимум. Вот и считай, когда мы будем завтракать!
Наконец, дали отбой тревоги. В столовую, как и предсказывал Петренчик, попали лишь через час. Все уже основательно остыло, и каучуково-резиновая каша большого аппетита не вызывала. Но ее все же ели. Ели уже хотя бы потому, что все равно ничего другого больше не было.
Суббота пролетела быстро. До обеда занимались на телеграфных аппаратах, а после обеда убирали территорию. Боевой листок Лозицкий вновь делал один — опала Игоря продолжалась и даже усилилась в последнее время после случая с шинелью.
После уборки взвод отправился в казарму, а Тищенко, Гутиковский, Кохановский, Фуганов и Мазурин — в столовую, где должны были «наводить порядок». Там же Игорь увидел и других курсантов из второй роты — Мархуту, Петрова, Абдухаева, Хакимова и Исломова.
— Чего это из нашего взвода почти половина команды? Что нам — больше всех надо? — недовольно спросил Мазурин.
У входа их поджидали Атосевич и какой-то капитан, которого Игорь видел лишь пару раз, да и то мельком.
— Ну что, залетчики — есть желание работать?! — насмешливо спросил Атосевич.
— Почему это мы залетчики? — обиделся Гутиковский.
— А кто же вы? Конечно залетчики! Я специально приказал, чтобы мне залетчиков отправили. А ты, из какого взвода?
— Из второго.
— Тогда ты, может, и не залетчик. Сегодня вообще только второй взвод должен был работать, а из остальных — залетчики.
— А-а, — обрадовался Гутиковский.
— А чего ты радуешься? Сам смотри — в команду попали те, кто в последнее время залетал чаще других: я, Мазурин, Кохановский, Фуганов…, — Игорю не понравилось то, что Гутиковский стремился выделиться и попасть в привилегированное положение.
— Но я ведь не залетал!
— Значит, просто чем-то не угодил сержанту. Просто так он тебя сюда не отправил бы! — Игорь специально придал своему голосу полную уверенность в собственной правоте.
Но Гутиковский испуганно принял все за чистую монету:
— Ну да? А то я смотрю, что это он на меня сегодня косился. Может, что на тревоге не так было?
— Может и на тревоге…
— Так, орлы — кончаем базар и слушаем боевую задачу! Эй, воины ислама — вас это тоже касается! — Атосевич за пятнадцать секунд навел идеальный порядок и предоставил слово капитану.
Капитан коротко пояснил, что нужно делать и вместе с Атосевичем повел курсантов за угол столовой. Там он открыл одну из дверей и вошел внутрь. Постепенно за ним туда вошли и остальные. Комната была довольно большой, но ее размеры скрадывались из-за ужасного бардака и хаоса. Казалось, будто здесь был произведен обыск. По углам в живописных кучах лежали тряпичные горы хэбэ, рваных, засаленных подменок и поварских рубах, затасканных временем и человеческой неаккуратностью до неузнаваемости. Среди этих грязных айсбергов высились нагромождения наполовину сломанных стульев и столов, в углу валялись какие-то заплесневевшие котелки. К тому же, все это было покрыто толстым слоем пыли.
— Да уж, — озадаченно произнес капитан и задумчиво обвел комнату глазами.
