Зайцев был тоже крайне возбужден. Он читал, будто у японцев есть торпеды, управляемые человеком. И почему-то вспомнил сейчас об этом. Эх, будь у него такая торпеда, он бы, не задумываясь, втиснулся в металлическое тело, крепко уцепился руками за ее рули и нырнул на глубину, лишь бы найти и добить эту проклятую субмарину. Но реальность такова, что надо идти дальше и продолжать поиск, который неизвестно чем кончится…
Тральщик продолжал бороздить это необычное озеро, акустик слушал привычные шумы воды, пытаясь обнаружить звуки винтов чужого корабля, но их не было…
А тем временем Шувалов, не отрывая глаз следивший за морем, заметил вдали что-то странное, покачивающееся на воде. Подумал: если перископ лодки — он должен прочертить след. А тут никаких следов, просто болтаются на воде какие-то деревяшки, перекатываются с волны на волну…
Он доложил Зайцеву, и тот, наведя бинокль, мгновенно изменил курс и прибавил ход, продолжая наблюдать. Он тоже видел обломки дерева, какие часто встречаются во время плавания. Обычно моряки никогда на них не обращают внимания. Известное дело: выбросят за борт ящик, разобьет его волной, вот и плывут доски. А Максимов подумал: в этом далеком районе почти нет судоходства. Откуда в таком случае взялись щепки, раскачивающиеся на волнах? И сказал:
— Давай-ка туда. Посмотрим, что за деревяшки плавают.
Зайцев на несколько минут застопорил ход. Трофимов сбежал вниз к морякам боцманской команды, которые баграми вылавливали и поднимали на борт ровные, аккуратно отшлифованные бруски с надписями на немецком языке.
Не разобрав, что там написано, Трофимов с победоносным видом явился на ходовой мостик:
— Немцам крышка! Угробили гадов! Вот доказательства, товарищ комдив, — сказал он, протягивая деревянные бруски.
Максимов и Зайцев с любопытством рассматривали бруски, читая немецкие надписи.
На мостик поднялся и механик Анисимов.
— Потопили! Определенно потопили! — радовался Трофимов, чувствуя, что именно в эти минуты наступит перелом в его напряженных отношениях с начальством. — Разрешите доложить в базу!
— Никаких докладов, — резко ответил Максимов. — Хотят нас одурачить, а вы клюете на эту удочку. Они еще не так хитрили. Соляр выпускали на поверхность, а сами уходили, помахав платочком…
Зайцев перевел ручку машинного телеграфа на «средний ход» и тут же крикнул сигнальщикам:
— Внимательно наблюдать!
Все нехотя расходились, обескураженные и огорченные. Явно недовольный и сконфуженный Трофимов вместе с Анисимовым спускался по трапу.
— Вечно этот комдив… Вожжа ему под хвост попала! — возмущался Трофимов. — Факт налицо! Где бы доложить по команде и народ порадовать, так нет же, если все считают — лодка потоплена, он скажет наоборот…
Анисимов промолчал, и Трофимов, не встретив сочувствия, поспешил в корму на запасной командный пункт.
Шувалов вторую смену стоял на вахте, а рядом с ним неизменный подшефник Серега. И еще были выставлены наблюдатели на тот случай, если в самом деле лодка осталась жива и попытается произвести повторную атаку.
В напряженном поиске и предчувствии каких-то новых событий прошла ночь и занялось хмурое утро.
Максимов и Зайцев — оба ни на минуту не отлучались с ходового мостика. Разве могла прийти мысль об отдыхе, если с каждым новым поворотом винта корабль подстерегала опасность!
Впереди белела широкая полоса льда, и, глядя на нее, Зайцев думал, что где-то там нужно пристать и оттуда начинать нелегкий рейд к Мысу Желания.
Он стоял положив руки на ограждение, погруженный в раздумье, а тут новое донесение из акустической рубки: слева шестьдесят пять шумы подводной лодки противника. Первая реакция Зайцева — изменить курс. Жаль, что нет рядом Трофимова, сказать бы ему пару теплых слов на соленом морском языке: «Полюбуйтесь, вот она, потопленная…»
Но было не до того. Зайцев принимал донесения акустика и чуть приглушенным голосом отдавал команды: «Право руля!», «Лево руля!», «Так держать!». А в это время повсюду на боевых постах в нетерпеливом ожидании стояли люди, готовые привести в действие всю огневую силу.
Только на одно мгновение Зайцев в чем-то засомневался и глянул Максимову в глаза, точно хотел спросить: все ли правильно и что делать дальше?
— Терпение! — жестко произнес Максимов. — Пусть она стреляет в… лед, потом всплывает. Тут-то и будет ей крышка.
Между тем кажущееся бездействие Зайцева выводило Трофимова из себя. Так и подмывало подняться на мостик и крикнуть во все горло: «Что же вы не атакуете?!» Он с трудом удержался, зная, что будет еще одна неприятность.
Зайцев маячил у всех перед глазами, собравший всю волю, полный какого-то непонятного ожидания.
— Торпеда! — донесся голос Шувалова.
Все находившиеся на мостике и на палубе вновь увидели на воде узенький желобок, заволновались. Зайцев и тут оставался пассивным.
«Атаковать! Быстрее атаковать!» — хотелось крикнуть Трофимову.
Зайцев стоял в предельном напряжении и не отрывал взгляда от торпеды, мчавшейся к ледяной кромке. Она прочертила длинный след и с хода врезалась в лед. Грохнул взрыв. К небу поднялась масса битого льда, повисла на секунду и затем, подобно горному обвалу, рухнула обратно в воду.
И тут произошло то, чего не ожидал никто, кроме Максимова. Вместо атаки подводной лодки Зайцев перевел ручку машинного телеграфа на «стоп» и, наклонившись к переговорной трубе, приказал:
— Стоп дизеля!
Трофимов, ошеломленный таким поворотом, сказал про себя: «Сумасшедший! Упустил такую возможность! Следующая торпеда — в борт! Распорет корабль! И все! Треску кормить будем…»
А Зайцев был поглощен своими мыслями, каждый мускул его тела жил в напряжении.
— Смотреть внимательно! — несколько раз негромко повторил он.
На корабле возникло полное замешательство. Люди не понимали, что происходит. Установилась тишина. Только тикали часы в рубке, и слышалось легкое жужжание гирокомпаса. И вместе с тем в этой напряженности и тревоге ощущалась значительность приближающегося момента.
…Шувалов первым обнаружил вдали подозрительное бурление и едва успел доложить, как, тяжело дыша и поднимая волну, начала всплывать немецкая подводная лодка. Показался перископ, и за ним обнажилась рубка.
Еще никогда во время учений и практических стрельб Зайцев не командовал так проворно: приборы управления стрельбой едва успевали фиксировать его приказания…
Среди ледяной пустыни просвистели снаряды. Зайцев впился глазами в окуляры бинокля.
— Ах ты черт! — процедил он с досадой, видя, что первые снаряды взорвались с недолетом. Тут же дал необходимую поправку. Другие снаряды упали ближе к цели. И наконец взяли цель в вилку. И в тот, должно быть, последний момент, когда лодка собиралась уйти под воду, она была накрыта точным попаданием. Над морем взвилась шапка оранжевого пламени и прокатился долгий грохот…
— Дробь! Орудия на ноль! — прокричал Зайцев. Он был доволен: бой протекал скоротечно, как задумано.
Максимов подошел к нему и незаметно для всех остальных стиснул его руку.
— Спасибо, вовремя подсказал, — сам не свой от радости, ответил Зайцев.
— Брось, Петр. Ты командир. Твоя заслуга.
Зайцев был доволен похвалой друга, перед которым еще несколько дней назад чувствовал свою тяжкую вину.
А сейчас прошлое вроде забылось. Но все равно казалось, что он навсегда останется в неоплатном долгу…
Оба смотрели вниз, на палубу. От стволов поднимался пар, орудия словно дышали, отдавая накопленное тепло. И хотя по всему кораблю прозвучали короткие звонки отбоя тревоги, никто с палубы не уходил. Матросы и старшины стояли у орудий, громко разговаривали, спорили, перебивая друг друга. Кажется, весь долгий и трудный поход не был так богат впечатлениями, как эти короткие значительные секунды боя.
Правда, в масштабе войны что могла значить одна немецкая подводная лодка! Но здесь, в самой далекой точке нашей обороны, она успела натворить много бед. И еще неизвестно, каким сюрпризом могло завершиться ее путешествие на Крайний Север.
— У вас есть связь с базой? — спросил Максимов, тронув за плечо радиста, как всегда согнувшегося в три погибели над своей станцией.
Радист поднял голову и улыбнулся:
— Есть, товарищ комдив…
Максимов задержал руку на его плече, составляя в уме текст донесения.
Как только стихла горячка, все улеглось и продолжалась обычная походная жизнь, моряки, сменившись с вахты, потянулись на ходовой мостик. Каждому не терпелось увидеть Максимова и Зайцева. И казалось, каждый хотел сказать: «А все-таки мы ее нашли и добили!»
Зайцев радовался. И думал о том, что будет, когда корабль окажется у кромки раскинувшихся совсем близко неподвижных льдов и потребуется несколько миль волоком тащить сани с боеприпасами и продуктами к Мысу Желания. При появлении Анисимова он заговорил с ним об этом.
