Леман решил переменить тему разговора, заметив, что она неприятна Клесмету.
— По поводу условий связи на случай опасности, я могу сказать следующее, — заявил он, — если меня заподозрят, я это сразу почувствую и приму необходимые меры. Главное, чтобы у Эрнста не нашли моих записок! Это будут прямые улики. Если меня арестуют, я буду все отрицать!
— Согласен с вами, — сказал Клесмет. — Мы думаем сейчас над тем, как найти другую работу для Эрнста. Как только мы что-нибудь подыщем, вы не будете с ним встречаться. Между прочим, он сильно изменился после наших разговоров с ним. На встречу приходит ни жив, ни мертв, растерял весь свой гонор и самоуверенность. Ресторанные счета тоже уменьшились.
— Я тоже с ним очень серьезно разговаривал, — поддержал тему Вилли. — Посмотрим, надолго ли его хватит. Тут еще надо учитывать, что его вторая жена — активистка Международного общества помощи рабочим, распространяет литературу и, кажется, состоит членом ячейки компартии в больнице, где работает, что тоже опасно для нас.
— Вот как? — удивился Клесмет. — Я этого не знал. Надо тоже помозговать. Пока у меня все, не хочу вас утомлять. Поправляйтесь, через несколько дней я вас навещу.
Клесмет поднялся, осторожно пожал Вилли руку и направился к выходу. У двери он обернулся:
— Флорентине…
Я понимаю… — улыбнулся Леман, давая понять, что ничего подруге не скажет.
«Внимательный, — подумал Вилли, когда за Клесметом закрылась дверь. — Не такой, как его предшественник. Еще приятный сотрудник был из посольства, интересно он в Берлине или уже уехал».
Беседа с куратором утомила Вилли и он заснул. Проснулся, когда на улице уже стемнело и зажглись фонари. Флорентина сидела рядом у его постели и грустно о чем-то размышляла.
Как все женщины, она быстро навела порядок в квартире, постелила белую скатерть на небольшой журнальный столик и поставила на него посуду из прекрасного сервиза, который обнаружила в серванте. Погасив верхний свет, зажгла настольную лампу и ее зеленый свет неярко освещал комнату.
Она сидела на стуле возле кровати и с нежностью смотрела на Вилли. В нем она видела свою единственную опору и защиту от всех угроз и напастей, и ей хотелось владеть им только одной, ни с кем не делиться.
Пока отсутствовала жена, она оставалась у Вилли и смотрела за ним. Чистила его костюмы, заботилась о белье и готовила, как хорошая и добропорядочная хозяйка. Окруженный постоянной заботой и вниманием, Леман порой забывал, что любит эту женщину совсем не так, как она этого хотела. Конечно, он испытывал к ней сердечную симпатию и расположение, но он прекрасно отдавал себе отчет, что о «самой большой любви» в его жизни уже не может быть и речи.
Флорентина подняла бокал с налитым красным вином и сделала маленький глоток. Увидев, что Вилли проснулся, она нежно ему улыбнулась.
— Тишина, — тихим голосом промолвила она. — Сижу и думаю: как хорошо чувствовать себя спокойной, находиться в безопасном месте, под покровительством такого человека…
— Значит, ты довольна?
Флорентина отпила глоток вина и покачала головой.
Довольна? Можно сказать, что довольна, когда я рядом с тобой, Но между нами всегда есть она… — И после небольшой паузы, тихо, как бы для себя, добавила: — Тем не менее, мне кажется, что еще никогда я не была так счастлива и спокойна, как сейчас с тобой, мой дорогой!
Вилли улыбнулся, взял ее изящную маленькую белую руку в свою и нежно поцеловал. Потом лукаво посмотрел на нее и спросил:
— Неужели это правда?
— Да, правда, и ты это хорошо знаешь… — прошептала она и прижала его руку к своей щеке.
Вилли чувствовал, что она говорит правду, что она его любит и всецело отдается этому чувству. В его душе поднялась теплая волна. «А как же я, — подумал он, — смогу ли я когда-нибудь также ответить на ее чувства. Да, меня тянет к ней, молодой и цветущей. Но эта проклятая болезнь! Она забирает все силы!»
Все его симпатии принадлежали, безусловно, этой миловидной женщине с рыжеватыми кудрявыми волосами, которая восхищала его молодостью, непосредственной живостью и добрым характером.
А может все это от того, что не сложились отношения с женой, Маргарет? Образ супруги с неясными, размытыми чертами появился перед ним. Конечно, девушкой она отдала ему все: честь, доброе имя, достоинство и приданое. У нее будет наследство после смерти родителей — гостиница с рестораном. При нынешней безработице это неплохое средство к существованию. Но она так и не стала для него ни любовницей, ни другом, заботливым товарищем. «А любил ли я ее тогда, в 1915 году, когда просил ее руки? Может, она привлекла меня состоянием своих родителей? Нет, тогда я еще о таких вещах не думал. Просто она мне понравилась, и я женился по холостяцкой привычке, особенно не раздумывая. А потом… потом началась совместная жизнь и все пошло кувырком. Не было детей — упреки, безработица, придирки… Домой не хотелось приходить, чтобы не видеть только эти недобрые глаза!»
Вилли, видимо, забылся и что-то сказал вслух, потому что Флорентина наклонилась над ним и положила руку ему на лоб.
— Температуры у тебя нет. Как ты себя чувствуешь? — спросила она.
— Мне кажется, что гораздо лучше. Дай мне воды, пожалуйста?
— Вилли, а кто это приходил? — спросила она, протягивая ему кружку с водой.
Вилли не спеша напился, вернул кружку и после этого ответил:
— Да так, один мой старый приятель. Мы с ним когда-то вместе служили.
— Да, а мне показалось, что он гораздо моложе тебя.
— Конечно моложе, ведь он был тогда юнгой.
— Хорошо, когда есть такие друзья, — заметила Флорентина. — Хоть кто-то о тебе позаботится, когда тебе плохо… Вилли, меня беспокоят нацисты, — чисто по-женски она неожиданно сменила тему разговора. — Чем все это может закончиться, как ты думаешь?
— Они упорно стремятся к власти, — он тяжело вздохнул. — Смотри, в сентябре 1930 года Геринг с сотней нацистов прошел в рейхстаг. Сейчас они активно готовятся к президентским выборам в апреле. Представляешь, Гитлер рвется к власти, но при этом даже не имеет немецкого гражданства! Неслыханная наглость!
— Как же его будут избирать в президенты? — удивилась Флорентина.
— Хитрец Геринг и тут нашел выход, — саркастически усмехнулся Вилли. — Гитлера назначили экономическим советником представительства Брауншвейга в Берлине, естественно, через друзей Геринга. 24 февраля Гитлер получил назначение, 26 принес присягу, через несколько дней подаст в отставку и все. Вот так, за неделю он станет немцем! Вот увидишь, к лету нацисты будут иметь больше всех мест в парламенте, а Геринг его возглавит и станет наконец важным вельможей. Это его заветная мечта! И никто их не остановит!
— Успокойся, мой дорогой, — целуя его в лоб тихо прошептала Флорентина. — Тебе нельзя волноваться. Врач прописал хорошие лекарства. Скоро ты поправишься… и все наладится!
Он почувствовал, как ее рука стала нежно гладить его затылок, мягкие губы коснулись лба и приятный запах духов, исходящий от нее, стал его обволакивать. Он успокоился и скоро уснул.
Флорентина оказалась права. Через две недели здоровье Лемана улучшилось настолько, что он смог выйти на работу. Опухоль рассосалась бесследно.
К этому времени из командировки вернулся непосредственный начальник Лемана криминальсекретарь Шлаф, и Клесмет сообщил в Центр, что А/201 встретил шефа на рабочем месте.
Утро было сырое, пасмурное. Всю ночь сыпал мелкий дождь, холодный, с ветром и казалось, ему не будет конца.
Вилли вышел из дома пораньше. Очень хотелось выпить хорошего, крепкого кофе. До работы еще оставалось время, он зашел в первое попавшееся по пути кафе.
Заняв столик в углу, попивая горячий кофе маленькими глотками, он рассеянно, больше по привычке, стал рассматривать посетителей заведения, пока взгляд его не зацепился за одного из них, уткнувшегося в газету и ничего не замечающего вокруг. «Где я его видел, — размышлял Вилли, как вдруг его осенило. — Бог мой, да это же Моллис! Ну да, он. Как это я сразу его не узнал?»
Вилли вспомнил, как в 1925 году, он арестовал Моллиса по анонимке соседей. Они заподозрили в нем польского шпиона. Как выяснилось в ходе расследования, Моллис, на основе анализа берлинской прессы, составлял отчеты для советника польского посольства, чем подрабатывал себе на жизнь. Он охотно согласился сотрудничать с полицией, регулярно представлял сведения о поляке, а однажды ухитрился принести для фотографирования портфель советника, набитый бумагами. К сожалению, ничего интересного в портфеле не обнаружили.
«Моллис талантливый журналист, долгое время жил в Петербурге, свободно владеет русским языком, — подумал Леман. — В компартии он, видимо, хорошо известен, у него много знакомых среди членов МОПРа, Лиги прав человека и даже в штабе партийной разведки на Беренштрассе. Но вот знают ли они, что Моллис работает на военную разведку Штюльпнагеля, приятеля генерала Шлейхера[13] и что у него главная задача — проникновение в компартию, я не уверен. Судя по тому, что он без прописки проживает у одного из руководителей коммунистов, наверняка не знают. Его легко можно прижать: он скрывается от жены с ребенком и не платит им алименты. Надо поговорить о Моллисе с русскими друзьями».
