Фиуууу…
Такие мысли интересные во время полета мины. Мы, конечно, сами себе кажемся странными, но мы за это время, кажись, научились определять, куда мина упадет. Вот эта, например, не наша, она дальше ляжет. Поэтому я, дернувшись поначалу, продолжаю доставать мокрые шмотки из пакета и вешать на веревочку. Удивительно мирное занятие. Украинский солдат развешивает постиранное белье, пока российский солдат пытается его убить миной-стодвадцаткой.
Бах.
От позиции СПГ неторопливо возвращается Танцор с квадриком в руках. Не улыбается. Значит результата нет. Хотя… Мы все живы и здоровы… Ну, кроме Президента, но его вредность явно врожденная, и Сепара с Кирпичом, но и их алкоголизм тоже с гражданки привнесенный, неча на Збройні Сили кивать, бачили воєнкомати, шо в армію тянули. Короче — все живы, это тоже неплохой результат.
Фиуууу… Бах. Опять перелет, но уже ближе. Ищут они, ищут нас.
— Ищут нас, — кивает куда-то всторону Вася и залезает в кунг. — Ищут его, но не могут найти, укра какого-то лет тридцати.
— Ты на сорок выглядишь уже, не кокетничай.
— Поп.зді жє мені, старпьор.
— У блиндаж съебуємо, не? Там хорошо… Васюм и Гала две банки сгуща сварили, я видел. Они добрые, не откажут командиру.
— Ото я смотрю, у них труба с утра дымит, демаскирует наши, идеально замаскированные, позиции. Бьётся в тесной буржуйке огоооонь…
— Давай нашего Сепара спалим и скажем, что попал под мину.
— Ритуальное самосожжение. Проти злочинної влади, що не відпускає у незаслужену відпустку.
— Коптить будеееет…
— Коптить… Хммм…
— Слушай, а нафига они стреляют-то? — говорю я под свист следующей мины. — Отак, редко и по одной.
— Заебывают, — задумчиво говорит ротный. — Чтоб ни из блиндажа выйти, ни машины чинить, ни копать. Чтоб боялись мы. Наверное… Погоди, не отвлекай. Идея есть.
— Таки палим Сепара? Я — за.
— Не совсем.
Через полчаса ротный убегает куда-то далеченько, метров на триста, к противоположному склону террикона, взяв с собою Президента и зачем-то Васю-Механа. Правда, Механ скоро возвратился. Я остаюсь возле блиндажа. Звонит телефон.
— Алё. Давай, играем в игру. Гоним по радейкам.
— О чем п.здим?
— Вариант «генерали загоняють солдатів у котли». Жди прилета и включайся.
— Принял.
Прилет минут через пятнадцать. Беру моторолу, вжимаю резиновую тангету:
— Танцор — Мартину! На связь!
— Танцор на связи!
— Танцор! Они кладут в наш гсм! Бля! Еще ближе — и п.зда соляре!
— Мартин! Мартин! Хер с ней, с солярой! Бэху надо убрать оттуда!
— Как я ее мля уберу, у нее стартер не пашет!
— А я ебу — как? Разъебывайся!
— Принял…
Опять ждем прилета. Фиуууу — бах. Наши посты с интересом слушают наш диалог.
— Танцор, это Мартин! Попали в бочки! Блядь! — И над тем местом, куда ушли ротный и Президент, поднимаются взаправдашние клубы черного дыма.
— Мартин! Бэху убрали?
— Не заводится!
— Блядь! Уничтожу нахер!
— А шо я могу?
Следующая мина прилетает гораздо быстрее. Потом еще одна. Потом еще. Мины сыпятся на отлично видимый ориентир из столба черного дыма безостановочно.
— Попали в бэху! «Двести шестьдесят первая» горит!
— Туши!
— Не могу, огнетушителей нема!
— Бля! Я щас приду, ты у меня ее собой тушить будешь! Появляются слегка подкопченные Танцор и Президент.
Танцор плюхается на ящик, Президент хватает мою последнюю бутылку питьевой воды и жадно глотает, расплескивая влагу на «горку». Я улыбаюсь.
— Сработало.
— Ага.
— Соляр подожгли?
— Нихера. Шину. Точнее — две.
— Не понял.
— Там две белазовские покрышки лежат. Ну, лысые, брошенные. Ну, мы их бензом облили и подпалили. Президент вон себе чуть еб.льник не спалил.
— Ніхуя, все було під контролєм, — отрывается от бутылки с водой Серега. — Нє пєрєгібай.
— Все. Теперь час спокойствия нам обеспечен, — командир слушает прилеты мин метрах в трехстах, откидывается на мешки и вытягивает длинные ноги в грязных берцах. Серега плюхается рядом со мной, бурчит «посунься, кабаняра» и лезет в карман за сигаретами. Я пододвигаюсь. Сверху блиндажа слышны шаги, появляется Квартал в своем подертом свитере.
— Скажи мне, друг мой, водій другої мотопіхотної роти старший солдат Квартал, — лениво спрашиваю я. — Это у вас фишка такая, механская, да?
— Какая? — настороженно спрашивает Квартал.
— Ходить в таких ужасающих, выносящих мой мозг свитерах. Шо ты, шо Механ. Як не посмотрю на вас — аж выпить хочется.
— Этот свитер, — Квартал оглаживает крупновязаное нечто, — мне жена подарила, между прочим.
— Давно?
— Давно. Еще до войны.
— Любит тебя жена.
— Не жалуюсь. Эта… Кстати о жене. Мне бы про.баться.
— Надолго?
— На выходные следующие. В Волноваху.
— Командир, — поворачиваю я голову к Васе.
Вася сидит, скрестив руки на груди и закрыв глаза. За откосом продолжают падать мины.
— Про.баться — это ты имеешь ввиду отгул?
— Ну да, — мнется Квартал.
— Мартин, есть ли такие заслуги у этого достойного человека, для которых державна нагорода является слишком мелким поощрением, а вот отгул — в самый раз?
— Есть, — говорю я. — Они с Васюмом собрали два геника из четырех.
— Подумаю до вторника. Во вторник напомни. Жену вызовешь?
— Ну да.
— Гражданка есть?
— Нема, но я у пацанов возьму.
— Подумаю. Так ты за этим приходил?
— А? — оглушенный свалившимся счастьем Квартал не сразу понимает, о чем его спрашивают. — Не, я узнать хотел. Раз уж вы такой погребальный костер развели, может, я мусорную кучу под шумок спалю?
— С бензом не переборщите, знаю я вас, — машет рукой ротный и снова прикрывает глаза. — Палите, Бог вам судья. Мартин, скажи в радейку, что сепары метким огнем сожгли нам бэху.
— Лучше танк.
— Тааанк… — вздыхает ротный. — Танк — это даааа…
Где-то далеко на западе продолжает жить огромная страна.
Вечер.
Странно, еще вчера снег лежал, а сегодня его уже и в помине нет, и ветер подсушивает лужу грязи, по странному стечению обстоятельств названную сектором М. Лом стоит возле своего наполовину выкопанного блиндажа и лениво пинает какие-то старые доски, неизвестно зачем привезенные нами со старой позиции. Рядом стоит любовно протертый «Штиль», булька с «разведенным» бензином и баночка с маслом для цепи.
— О, Мартин. Есть будешь?
— Не, Ломтик, не хочу, спасибо. — Страсть Лома накормить всех, кто попадает к нему в руки, общеизвестна. Не дай Бог согласиться — лопну. Лом кормит до отвала и страшно обижается, если не доедаешь те ужасающие горы пищи, которые он накладывает в не менее ужасающих размеров миску. — Чего мнешься на ветру?
— Та вот думаю, чего с этими досками придумать. Ставить негде, бросать жалко, они на воздухе быстро затрухлявят.
— Построй из них беседку. Будешь в ней чай пить и осматривать свои владения, — я обвожу рукой падающую на террикон ночь. — Белый плантатор Лом. Звучит?
— Эх… — вздыхает Лом.
— А лучше я их заберу и навес перед кунгом сделаю, а то за.бало в грязь выходить. Помоги донести.
— Щас, «Штиля» спрячу. А то ходют тут некоторые, а я потом зубки напильником на ней правлю, — оглядывается Лом и исчезает в обнимку с пилой.
Тащим десяток досок к кунгу, из дверей показывается командир.
— Вечер удивительных открытий. Мартин — и работает.
— Та ты не перегибай, — я бросаю доски. — Спасибо, Ломтик, дай тебе Бог здоровья, добрый человек.
— Не за что. — Лом аккуратно кладет свою часть досок и быстро исчезает в сумерках. Как можно меньше быть на глазах у командира — залог не быть припаханным на какую-то задачу. Святой военный принцип, в войсках всех армий мира соблюдается неукоснительно.
— Нахера нам доски? — вопрошает Вася.
— Навес построю на входе, маленькими баннерами накрою. Будет сухо, тепло и комфортно.
