в восточном районе котла, до Негожино верст одиннадцать или двенадцать. Как туда добираться? Карты нет, потому что рассчитывали мы на партизан. Еды у нас на двое суток по той же самой причине. Повсюду фрицы и наши окруженцы. Противник регулярно проводит облавы, поэтому двигаться надо с особой осторожностью. Если повезет, доберемся до Негожина, но интуиция мне подсказывает, что генерала Власова там уже нет. В лучшем случае он отсиживается в болоте вместе с остатками штаба. В худшем, даже боюсь представить. Понятно, что смерть в его случае – не самое худшее. Но приказ будем выполнять. Курите, товарищи, недолго осталось, через пять минут выступаем. Пройдем пару верст, посмотрим, где можно заночевать.
Это был какой-то другой мир, удушливый, не имеющий выхода. Разведчики спустились в заболоченную низину. Здесь они могли использовать фонари. Чавкала земля под ногами. Звенели и впивались в кожу комары. Терпеть их присутствие с каждой минутой становилось сложнее.
Компас показывал, что бойцы продвигались на юго-запад. Запах гнили преследовал их и здесь. Создавалось ощущение запертой комнаты, которая никогда не проветривалась. Кислорода не хватало, людей мучила одышка. Запах разложения усилился.
Вскрикнул и попятился Максимка Бердыш. Лучи света скрестились на мертвом красноармейце. Он сидел, привалившись к дереву, в расстегнутой шинели. Рядом валялся карабин, обросший грязью. Смерть наступила не меньше месяца назад. Это был не человек, а едва ли не скелет. Кожа на лице истлела, висела струпьями, пальцы рук превратились в скрюченные костяшки. Уже не важно было, от чего он умер, от ран или от истощения. Сел под деревом и остался здесь навсегда.
В стороне лежал на земле еще один защитник отечества, за ним третий. Фашисты загнали их в болото, без еды, без надежды выбраться из окружения. Здесь они и остались. У них просто не было сил шевелить ногами.
– Мать честная, да сколько их тут! – пробормотал Ситников, сжимая фонарь в дрожащей руке. – Что же здесь творилось, товарищи? У них боеприпасы, видимо, кончились, драться было нечем. Чтобы в плен не сдаваться, они в болото залезли и сидели, пока не умерли.
Немцы обстреливали это болото из минометов. Многие деревья были вырваны, изувечены, в земле зияли рваные воронки. Изможденные люди равнодушно принимали смерть, а когда обстрелы закончились, не нашли в себе силы выбраться наружу. Это было мертвое царство, здесь погибла целая рота.
Шубин подгонял людей. Мол, вперед, по сторонам не смотрим, выйдем из болота, найдем местечко для ночлега. Но беспокойство витало в воздухе. Если эти люди не смогли отсюда выйти, то как это сделаем мы?
Низина простиралась во все концы. Поблескивали топи в свете фонарей. Теперь разведчики могли идти только по кочкам, вытянувшись в колонну. Трупы им больше не попадались. На участках, где расступались деревья, можно было дышать полной грудью, не рискуя заработать приступ тошноты. Люди приободрились. Дорожка вроде потянулась вверх. Но к исходу второго часа силы у бойцов улетучились, они кое-как волочили ноги.
Лес расступился, заблестела вода, покрытая разводами тины, похожими на масляные пятна. Лезть в эту жижу было страшно. Красноармейцы тянулись по краю кустарника, надеясь, что вся эта беда когда-нибудь кончится.
Ночевать им пришлось в болоте. Альтернатива не возникла. В узком пространстве между топями и узкими сухими перешейками обнаружился островок, заросший болотной осокой. Люди падали в траву, заворачивались в плащ-палатки, прятали лица под капюшонами.
Атака кровососов последовала незамедлительно. Наглые твари проникали через складки ткани, жадно впивались в кожу. Разведчики вертелись, выражались исключительно матом, шлепали себя по лицам.
Шубин натянул на голову плащ-палатку. Дышать под ней было нечем, но ненавистный гул сделался глухим и почти безопасным. Он чудом уснул, впрочем, ненадолго. Ночка под открытым небом предстояла непростая.
Утром лица бойцов горели, распухли, губы превратились в какие-то вязкие пельмени. Из высокой травы вырастали лица, страшные, расплывшиеся. На укусы они уже не реагировали. Кожа потеряла чувствительность.
– Красавцы, нечего сказать, – сказал Шубин, садясь на корточки.
Начало дня выдалось серым, плотные облака затянули небо. Над болотом царствовал сизый туман, из хмари вырисовывались призрачные деревья, кустарники. Красноармейцев мучила жажда, начинал беспокоить голод. На шутки сил у них не осталось. Они по-братски поделили остатки воды во фляжках и потянулись к перешейку между трясинами, заросшими ряской.
Болото оборвалось внезапно. Местность пошла на подъем, карабкались по склону хвойные деревья, уже не голые и безжизненные, а пышные, густые. Журчал ручеек, струился по камням, матово переливался. Разведчики дружно припали к нему, как к святому источнику, жадно пили, оттирали лица, наполняли фляжки.
– Фу, можно жить, – сделал глубокомысленный вывод Пастухов, присев на бугорок. – Не всегда, не везде, но именно здесь и сейчас вполне можно. Перекусим, товарищ старший лейтенант?
– Давайте, – сказал Глеб. – Но не забываем, что еды мало, будет день, за ним вечер, если повезет, то и следующее утро.
Люди ели с жадностью, давились ржаным хлебом, проглотили по банке пшенной каши, а остатки со стенок собрали мякишем.
– Хорошо, но мало, – сделал вывод Костромин. – Ладно, протянем какое-то время. У меня три банки осталось, одна моя, две от Клима Шемякина. А что такого? – Никита исподлобья уставился на товарищей, потом опасливо посмотрел вверх. – Ему-то зачем там? Он не стал бы жадничать, знал, какой у меня аппетит.
– А я, если честно, Завадского обчистил, – сконфуженно признался Ситников. – Хлеб, консервы, курево. Сколько нам еще куковать, пока найдем пропавшего генерала? Этот мешок только снаружи кажется небольшим, а внутри – целая волость.
– Не каркать мне тут! – заявил Шубин. – Курим и идем дальше.
Люди приходили в себя после жуткой ночи, спадали отеки, лица принимали нормальный цвет. Хвойный лес сменился стареющим осинником, заголубел просвет. Группа растянулась на опушке леса, бойцы прятались за пеньками и поваленными деревьями. Впереди зеленело поле, усеянное блестками клевера. До соседнего леса было метров триста. Между массивами пролегала проселочная дорога, пригодная для проезда, редкость в этой местности. Вставать в полный рост бойцы уже отвыкли.
Надрывно гудели мотоциклетные моторы. Справа налево проехали два мотоцикла с мощными колесами. В каждой машине пулемет и три члена экипажа. Негнущиеся спины, каски, очки в половину физиономии, не люди, а манекены. Они не шевелились, не смотрели по сторонам. Непромокаемые плащи надувались воздухом. Дождей в районе не было несколько дней, поэтому за мотоциклами тянулся шлейф пыли. Они проехали по полю, потом развернулись и покатили обратно.
Один экипаж остановился посреди
