послание, адресованное точно таким же солдатам вермахта, какими прежде были и они сами.
Техническое оснащение этого процесса в ходе войны менялось. Сейчас все больше использовались звуковещательные установки на базе грузовика с выносным рупором, часто закрепленным на лыжах или колесах. Такие машины практически ежедневно передвигались вдоль линии фронта и подчас одолевали значительные расстояния. Зимой рупор чаще всего закреплялся на санках, которые под прикрытием ночи можно было перевезти на любой участок.
Полистав материалы допросов немецких перебежчиков, генерал-майор Пронин не без удивления отметил, что многие сведения, полученные от них, в информационно-психологическом воздействии на противника использованы пока что не были. А зря! В рассказах перебежчиков фигурировали конкретные фамилии командиров и солдат, которые стоило бы упомянуть.
В первую очередь следовало рассказать о деяниях коменданта крепости генерал-майора Гонелла, убежденного нациста. Другого на такой важный город не поставили бы! Этот матерый фриц только за последнюю неделю подписал приказы о расстреле трех офицеров и одиннадцати солдат за разговоры о высоких боевых качествах Красной армии.
Генерал-майор Пронин взял из папки чистый листок бумаги и принялся быстро писать:
«Немецкие солдаты и офицеры! Вас предали, вы находитесь в окружении частей Красной армии, передовые отряды которой уже подошли к Одеру и скоро станут штурмовать Берлин. Вас же оставили в Познани умирать за интересы нацистской верхушки. Только такие отпетые нацисты, как комендант города генерал-майор Гонелл, могут гнать своих солдат на верную смерть. Коменданта города как военного преступника ожидает трибунал и заслуженная кара…»
Генерал-майор Пронин закончил писать ультиматум и внимательно перечитал его. Со ссылками на конкретные фамилии немецких офицеров послание получилось эмоциональным, приобрело большую достоверность, что весьма важно в агитационной работе. Оставалось только перевести его на немецкий и отдать в политотдел армии.
Генерал-майор вызвал адъютанта, белобрысого ухоженного старшего лейтенанта лет двадцати пяти, и распорядился:
– Отнеси в политотдел армии. Там у них есть четверо офицеров, вполне прилично знающих немецкий. Пусть немедленно переведут. Хотя капитан тут один неплохо это делал. Он из разведки, кажется.
– Капитан Велесов.
– Точно, он самый и есть. Пусть переведет. Объяснишь ему, что дело срочное. Только поделикатнее с ним, он парень с характером. Давить не нужно, не тот случай. Этот Велесов и так жилы из себя рвет, чтобы штабу помочь. Было бы хорошо, чтобы он еще сам и прочитал текст перед немцами через громкоговоритель.
– Понял вас, товарищ генерал-майор.
Капитан Велесов внимательно посмотрел на старшего лейтенанта и с неохотой взял у него листок, на котором убористым разборчивым подчерком был написан ультиматум, адресованный немцам. Михаил прочитал текст. Слова резкие, грамотные, очень правильные. От них пахло порохом.
Лампа-коптилка, изготовленная ротным умельцем из стреляной гильзы сорокапятимиллиметровой пушки, под которой для безопасности лежал кусок аккуратно вырезанной жести, бросала красное пламя на лист. Оно делало его кровавым.
У Михаила имелись все основания отказать в просьбе старшему лейтенанту. Неважно, что он адъютант генерал-майора Пронина. В политотделе армии есть офицеры, прекрасно владеющие немецким. Но вот на его личную беду прошел слушок о том, что в этом деле он лучший. Потому и несут ему с тех пор всякие воззвания в то самое время, когда он имеет право отдыхать. Если так пойдет и дальше, то отцы-командиры вообще пригласят его на должность штатного толмача.
Полтора часа назад капитан Велесов с группой, состоявшей из четырех человек, перешел Варту и углубился на территорию немцев для уточнения передовой линии. Они выявили ложные окопы с макетами танков, а у самой крепостной стены обнаружили две хорошо замаскированные огневые точки с пулеметами «МГ‐34» на станках. О результатах тотчас было доложено по радио в штаб дивизии. Там обещали, что эти места будут накрыты артиллерией перед самым наступлением.
Обратно разведчики выбирались тяжело. Перед нейтральной полосой они угодили под осветительную ракету, были обнаружены, обстреляны из стрелкового оружия и закиданы минами. В результате один боец был убит выстрелом из винтовки, а другому осколки разорвавшейся мины перебили обе ноги.
В какой-то момент, когда мина шандарахнула рядом, капитану Велесову подумалось, что это последний его переход через линию фронта. Однако гнутый пушечный лафет, за которым он прятал голову, мужественно принял на себя весь ворох раскаленных осколков.
Часа полтора они лежали под непрерывным огнем. Когда грохот малость поутих, разведчики подхватили убитого и раненого, стали перебираться от одной ямы к другой. Они прятались за кочки, заползали в расщелины и ложбины, пока не добрались до нейтральной полосы, на которой стоял старинный костел, покалеченный снарядами.
Укрывшись за его стенами, бойцы по разрытой снарядами земле проползли еще метров триста до своих окопов, после чего, совершенно обессиленные, скатились на их дно и еще долго пыхтели, не в силах отдышаться. Так что нахлебались герои-разведчики в этот раз полной ложкой.
Вернувшись из штаба, капитан Велесов написал похоронку на убитого бойца. Парня было жаль. Пацан совсем, ему едва исполнилось двадцать. Боевого опыта немного. Целый месяц в разведку просился, уважили его наконец-то, а оно вон как обернулось.
Этот солдатик почему-то верил, что даже в этом кошмаре сумеет уцелеть, рисковал понапрасну, удаль свою показывал. Да вот только пуля ни для кого не делает исключений. Вжался бы в землю, сделался бы на несколько минут ее частью, переждал бы пальбу из винтовок, а он, дразня смерть, приподнял голову и тотчас же ткнулся лицом в грязный снег.
До этого парень как-то обмолвился, что где-то на Южном Урале, откуда он был родом, его дожидается красавица-невеста. Не суждено… Вряд ли эта девчонка станет долго горевать. Она выйдет за другого, а вот матери будет тяжко.
Велесову хотелось подобрать подходящие слова, хоть как-то смягчить материнское горе, но в голову лезла всякая казенная канцелярщина. Михаил измотал себя до глубины души, но написал так, как оно и было, поведал матери горькую правду о сыне.
После всего пережитого ему следовало отдохнуть, укрыться байковым одеялом на жестких солдатских нарах, забыться хотя бы на пару часиков глубоким сном и ни о чем не думать. Михаил уже снял с натруженных ног сапоги и вытянулся на лежанке, испытывая каждой клеткой измотанного тела сладостную истому. Тут-то вдруг к нему и явился белобрысый адъютант генерал-майора Пронина.
Обычно на запросы высокого начальства принято реагировать без малейшего промедления, не считаясь ни с какими обстоятельствами. Совершенно неважно, устал ты или нет. Однако в этом случае присутствовала одна тонкость. Формально Михаил мог отказаться от выполнения этого поручения. Дело не его. Специалистов по немецкому языку и без того достаточно. Вдобавок ему по уставу положено хорошо выспаться перед выполнением следующего задания.
Именно поэтому в
