Фронтовик ни в коей мере не враг выпивки, но сегодня здесь не нашлось бы ни одного человека, который хватил бы лишнего. Все участники явились сюда кто после службы, кто перед тем, как к ней приступить. Мысли заглядывавших на минутку в этот украшенный знаменами и еловыми ветками зал витали совсем в других местах. Если люди и пили, то ровно столько, сколько требуется по личному фронтовому опыту каждому, чтобы поддержать работоспособность. Даже хозяева праздника, офицеры интендантского управления, заходили в зал на считанные минуты… Ведь они стояли в преддверии серьезного экзамена: им надлежало через бесконечно растянутые коммуникации обеспечить сражавшиеся под Будапештом войска всем, в чем те нуждались.
За несколько минут до полуночи в зал заглянул на короткое время генерал-майор. Он подозвал к себе Балинта.
— Как я слышал, товарищ майор, вы изъявили желание поехать в Будапешт. Приходите ко мне утром в шесть часов за документами. Жаль, что вы не сказали об этом днем. В девять часов вечера отсюда пошла машина на Цеглед с офицерами политотдела, вы могли бы уехать вместе с ними. Итак, завтра утром вы отправитесь в Цеглед и явитесь там к полковнику Смирнову, руководителю нашего политуправления при передовой группе. Возможно, Смирнова на месте вы уже не застанете, тогда следуйте за ним на машине дальше, в Юллё или Кишпешт — в Цегледе точно узнаете, где его искать. Желаю удачи, товарищ майор! Надеюсь увидеть вас целым и невредимым в уже освобожденном Будапеште.
— Так и будет, товарищ генерал!
В полночь для собравшихся в зале генерал армии провозгласил тост за советский народ и Красную Армию, за все борющиеся во имя свободы народы и за всех честных трудовых людей.
Зазвенели бокалы.
Балинт выпил залпом стакан водки.
Через несколько минут он уже вышел на улицу. Когда он вставал с места, за соседним столом поднялись еще двое гостей. Кто они, сквозь густой табачный дым или от большого волнения лысый майор не разобрал. А это были Дюла Пастор и Йожеф Драваи.
Они направились следом за Балинтом.
— С Новым годом! Желаем сил и здоровья, товарищ майор!
— С Новым годом, с новым счастьем, ребята!
Стояла прекрасная, тихая, ясная ночь. Снег перестал идти еще с вечера, ветер тоже угомонился, только обрывки облаков кое-где слегка заволакивали небо, и сквозь них просвечивала луна. Было такое впечатление, что на крыши зданий, укутанные плотным, чистым снегом, льют серебристый, бледный и холодный свет сами облака. Оберегавшие безопасность города ночные истребители кружили высоко над облаками. Приглушенный рокот их моторов казался не громче мушиного жужжанья.
Трое мадьяр долго шагали молча по одной из немых улиц маленького венгерского городка, служившего сейчас местом расположения штаба советских соединений, сражавшихся за освобождение венгерского народа. Под обутыми в тяжелые сапоги ногами поскрипывал снег.
— Сколько времени вы пробудете в Ясапати? — спросил Балинт.
— На рассвете вылетаем обратно в Мукачево. А через пару дней возвратимся оттуда в Дебрецен вместе с восемнадцатью тысячами бойцов. Тюльпанов и Давыденко, Мартон Ковач и капитан Дьенеи уже формируют батальоны… По моей просьбе генерал-майор обещал прикомандировать к нам и товарища Анну Моцар. Она будет нам в помощь.
Услыхав слова «восемнадцать тысяч», Балинт был уже не в состоянии сосредоточить внимание на речи Пастора. В ушах еще звучал его спокойный, басовитый голос, но перед глазами стояло совсем другое: десять, сто тысяч, миллион мадьяр. Наконец-то свободных мадьяр!
Лысый майор вздохнул. Облегченно, всей грудью.
— Вот она, действительность: венгров посылали, гнали для уничтожения свободы, а теперь они возвращаются на родину строить эту свободу для себя.
— Возвращается покуда всего восемнадцать тысяч гонведов, — продолжал Пастор. — Но в ближайшее время их вернется в два-три раза больше. Ведь в них сейчас большая нужда. Нас ждет огромная работа.
— А я завтра, вернее, уже сегодня еду под Будапешт, — сказал Балинт.
Трое мадьяр еще некоторое время молча шагали по улице.
Сквозь неплотную маскировку окон то тут, то там падали на снег узкие полоски света. Где пролегала такая полоска, снег как бы вспыхивал желтым или красным огоньком.
— Ну как, Дюла? Время бежит?
— Бежит.
И оба одновременно подумали об одном и том же: всего полтора года, как они впервые прогуливались вдвоем по окруженному проволокой двору одного из лагерей для военнопленных…
«Полтора года! — подумал Балинт. — С тех пор мы прошагали две с половиной тысячи километров и прожили, если мерить по часам истории, свыше сотни лет. Помнится, Пастор рассказывал тогда о какой-то незаконно им полученной порции картошки или картофельного супа. А нынче в его руках судьба десяти, двадцати и даже больше тысяч мадьяр. В то время его тревожила забота о будущем двух маленьких сыновей, сегодня он чувствует ответственность за будущее всего венгерского народа. Полтора года…»
«Тогда все то, о чем пророчил лысый майор и что с тех пор точно, очень точно осуществилось, я считал несбыточным, — размышлял в свою очередь Пастор. — А сегодня я знаю по опыту, что нет для нас ничего неосуществимого…»
— Значит, снова расстаемся, Дюла! — после очень долгого молчания произнес Балинт. — Где же мы опять встретимся?
— А помните, как вы наметили когда-то для нашей встречи мукачевскую гостиницу «Звезда»? Я ваш приказ выполнил, явился именно туда. Назначьте же и теперь место нашего будущего свидания.
Под тяжелыми сапогами похрустывал снег.
— Знаешь, Дюла! Сегодня, в этот новый для нас год, давай дадим друг другу клятву, что наша встреча будет происходить всегда там, где в нас больше всего нуждается наш народ, наша партия!..
— Клянусь! — торжественно произнес Пастор.
— Клянусь и я! — присоединил к ним свой голос Драваи, который до этого мгновения безмолвно шагал между двумя своими собратьями, глубоко погрузившись мыслями в отдаленное прошлое и в столь же далекое будущее.
Будапешт — Матрахаза — Парадфюрде
1951–1953
Для настоящего издания использован текст авторизованного перевода, выпущенного Воениздатом Министерства обороны СССР и 1959 г.; перевод отредактирован заново.
Орден Витязей — реакционная милитаристская организация, учрежденная в 1920 году. Орден присваивал своим членам звание «витязь», которое, согласно уставу ордена, переходило по наследству к старшему сыну. — Здесь и далее примечания Б. Гейгера.
Хольд — венгерская мера земли, равна 0,57 га.
В старой Венгрии существовала табачная монополия. Табак же, тайно разводимый крестьянами и потому не облагавшийся государственным налогом, назывался в народе «девственным».
Яни (Хаутзингер), Густав (1883–1947) — генерал-полковник, командующий 2-й венгерской армией, разгромленной советскими войсками в районе Дона.
Хорти, Миклош (1868–1957) — регент (правитель), фашистский диктатор Венгрии с 1920 по 1944 год.
Осенью 1919 года после падения Советской власти в Венгрии свирепствовал белый террор, вызвавший волну протестов международной демократической общественности.
Дожа, Дьёрдь (1475–1514) — вождь крупнейшего в истории Венгрии крестьянского восстания в 1514 году.
Кошут, Лайош (1802–1894) — выдающийся венгерский политический деятель, один из руководителей революции и национально-освободительной борьбы 1848–1849 годов.
Уйпешт — пригород Будапешта, в котором сосредоточены предприятия легкой промышленности.
Ракоци, Ференц II (1676–1735) — руководитель национально-освободительной борьбы венгров в конце XVII — начале XVIII веков, направленной против австрийского гнета.
Петефи, Шандор (1823–1849) — великий венгерский поэт-трибун, один из вождей революции и национально-освободительной борьбы 1848–1849 годов.
Ади, Эндре (1877–1919) — выдающийся венгерский поэт-демократ и публицист.
Йожеф, Аттила (1905–1937) — виднейший венгерский пролетарский поэт.
Танчич, Михай (1799–1884) — венгерский революционный демократ. Основал первую венгерскую рабочую газету.
Эсе, Тамаш (ум. в 1708 г.) — один из видных руководителей венгерских повстанцев-куруцев в период освободительной борьбы в начале XVIII века.
