Полицаи шли молча. Саше очень хотелось оглянуться, посмотреть, может быть, угадать по выражению лица друга-полицая — скоро ли? Но она сдерживалась. Не надо выдавать своего волнения. Ведь третий полицай — враг.
...Прошли уже несколько километров. Миновали опушку леса, пересекли не одну балку, еще раз вышли на открытое поле. «Когда же? Два полицая против третьего и против двух немцев,— рассчитывала Саша.— Управятся ли? У ефрейтора автомат. Конечно, и я не останусь без дела, когда начнется. Зубами, ногтями буду, раз оружия нет... А остальные женщины? А что, если ефрейтор успеет пустить в дело автомат? Его — первого надо...»
Постукивали впереди колеса не спеша катившейся телеги, да о чем-то разговаривали вполголоса немцы. Уже поднялось над краем дальнего леска солнце, и длинные тени протянулись по проселку, теряясь в высоком бурьяне. «Здесь?» — Саша повела взглядом в сторону бурьяна. Нет, не здесь — по сторонам ровное, без единого кустика, поле. «Не здесь...»
Дорога наискось по склону спускалась в лощину, поросшую густой ольхой. «Нет ли поблизости родничка? Напиться бы...» Давно пересохли губы. «Нет, не позволят немцы остановиться попить...»
Ездовой — маленький, тщедушного вида старикан, наверное «мобилизованный на гужповинность», стал придерживать лошадей — спуск в балку был крутоват.
Оба немца слезли с повозки, пошли пешком, продолжая разговор.
И вдруг один из них — солдат с винтовкой — дернулся, словно его толкнул кто-то, и упал. Как показалось Саше, одновременно с этим резко щелкнул выстрел, и она увидела, что ефрейтор, схватившийся за автомат, тоже падает, а к нему из кустов выбегает какой-то человек. Резкий щелчок выстрела позади, совсем близко. Саша обернулась. В дорожной пыли ворочается, скребя по ней руками, полицай, тот, что арестовал ее. Еще выстрел. Тело полицая — растопыренное, сгорбившееся, замерло. Перешагнув через него, пожилой полицай, пеГедергивая затвор винтовки, выбрасывая пустую гильзу, кричит Саше: — Порядок! — и радостно улыбается рядом с ним другой, молодой.
А на дорогу выбегают люди с немецкими винтовками, с охотничьими берданками, с русскими автоматами, одетые во что попало, и кто-то из них кричит женщинам:
— Бабочки, вы свободны! Забирайте с подводы свои манатки и — кто куда!
А к Саше подошел партизан:
— Поехали!
И вот она уже на повозке вместе с другими партизанами. Остальные — с ними и два «полицая» — идут следом. Подпрыгивая на корневищах и кочках, повозка въезжает в лес, к которому примыкает балка. А вскоре Саша на скрытой в лесном овраге партизанской базе. Там она узнает, что приказ выручить ее был дан сразу же после того, как ее привели в комендатуру.
...Все мысли, чувства, воля и силы Саши сжаты, сконцентрированы на одном: не сломиться, выдержать, выдержать до конца. И все-таки временами хочется вернуться к прошлому — найти в нем чудодейственную крупицу, которая могла бы прибавить сил. Или хотя бы дать забвение.
Пронзительный свист ласточки, пронесшейся мимо широко раскрытого окна... Он будто и сейчас еще стоит в ушах.
Почему память выхватывает подчас что-то совершенно случайное? Или только кажется, что это случайное?
Ласточка пролетела... Каким давним кажется этот день. И как ясно он виден.
Промелькнувшая в окне ласточка на какие-то секунды отвлекла внимание Саши от раскрытой радиостанции, стоящей перед нею на столе.
Устало положила руки на стол. Двенадцатый час занятий. Это называется отдыхом. Каждый день по двенадцать часов. Огневая подготовка, топография, подрывное дело, практика по ориентированию ночью в незнакомой местности, радиосвязь... Многое нужно знать и уметь разведчику, уметь делать безошибочно и быстро. И даже если ты уже не раз побывал в тылу врага и справился со своим делом — все равно учись, когда можно. Из школы — на задание, с задания — опять в школу!
Сейчас Саша практикуется на ремонте рации, устранении неполадок. Ее пальцы осторожно прикасаются к деталям и контактам, проверяя их... Кажется, здесь. Нашла! Щелкнула тумблером. Мигнул глазок контрольной лампочки: все в порядке. Можно выключить.
А за окном, возле которого стоит стол, снова с громким щебетом маленькой черной молнией промелькнула ласточка. К вечеру ласточки всегда начинают сновать мимо окна. Наверное, у них поблизости где-нибудь гнездо. Они угомонятся, когда зайдет солнце. Как обычно перед закатом, небо розовато-золотистое. На его фоне четкая, словно вырезанная, листва клена, что стоит под окном. Одна ветка сломана, едва держится. Листья на ней уже привяли, свернулись. Вчера немецкий бомбардировщик пролетал над городом, сбросил бомбы. Одна разорвалась вблизи школы. Какой-то осколок долетел и сюда, ударил по клену. Надо ждать новых налетов: немцы начали наступление. Через город все время идут войска — на фронт, на фронт. Но враг, как говорят, быстро продвигается. Неизвестно, еще в наших ли руках Рогозцы? Сердце болит за маму, за Ниночку — успеют ли уехать? А если не успеют?.. Отпроситься бы домой хоть на денек, помочь им выехать. Но не такое время сейчас, чтоб отпрашиваться. А может быть, Рогозцев немцы не возьмут?
Надо делать свое дело, несмотря ни на что.
Саша склоняется над радиостанцией, проверяет, нет ли еще неисправностей. Нет, все в порядке. Можно доложить инструктору...
Протяжный, хватающий за душу вой сирены. Чей-то крик:
— Воздух!
Вставить рацию в упаковку, бегом в убежище! Но спокойнее, спокойнее...
Никогда не уйдут из памяти эти дни июля сорок второго...
Курсантов подняли ночью по тревоге. Вскочив с койки и поспешно одеваясь, Саша слышала, как на улице торопливо стучат колеса повозок, натужно ревут грузовики. «Неужели наши отходят из города?» — она выбежала во двор, где уже строились все.
Полковник Кремлев, одетый по-походному, с полевой сумкой и кобурой на ремне, быстро прошел вдоль строя и остановился, вглядываясь в лица, смутно белевшие во тьме. Его лица, скрытого тенью низко надвинутого козырька фуражки, Саша не видела. Но знала — полковник озабочен ее судьбой, как судьбой каждого, кто стоит сейчас перед ним в строю.
«Может быть, всех нас сейчас пошлют в бой?» — приготовилась Саша.
— Смирно! Строй замер.
— Товарищи курсанты! — голос полковника был тверд, но в нем нельзя было не почувствовать, как он взволнован. — Противник прорвался к городу. У нас считанные минуты. Всем мужчинам получить автоматы и патроны. Встаете в оборону. Девушки эвакуируются. Всем девушкам получить пистолеты и продовольствие на дорогу.
Через несколько минут, на ходу заталкивая в вещевой мешок пачки концентратов и сухари, Саша выбежала из каптерки обратно во двор, чувствуя на боку тяжесть пистолета. В конце двора у ворот слышался быстрый шаг молчаливо уходящего строя. Только кто-то из парней крикнул негромко:
— До свидания, девчата!
И одна из Сашиных подруг отозвалась:
— До встречи!
Всю эту ночь девушки-курсантки шли на восток, все на восток. Шли по обочинам дороги, забитой обозными повозками, грузовиками с ранеными, толпами беженцев. Когда оглядывались назад, видели: черное ночное небо чуть розовато отсвечивает над горизонтом. Может быть, там уже немцы? А может, еще идет бой на последнем рубеже — там, где легли в оборону с новенькими автоматами ребята из разведшколы.
Девушек вел один из инструкторов, капитан Звягинцев. Когда стало светать, он дал команду свернуть в придорожный лесок и там объявил:
— До ночи останемся здесь. Днем идти нельзя, над дорогами летают немцы, а я обязан вас всех довести живыми. Позавтракать, три часа спать, потом — занятия.
Так и шли они только ночами. А днем продолжали учиться: повторяли пройденное, практиковались в ориентировке, в разведке.
Никто не знал, где же конец пути. Не знал этого, пожалуй, и капитан Звягинцев: немцы продолжали наступать. И сколько ни уходили от них, немцы оказывались все ближе. Приходилось идти уже и днем, хотя в небе то и дело слышался тяжелый гул вражеских самолетов.
В один из дней группу девушек, которую вел капитан Звягинцев, нагнали парни, что оставались оборонять город. После того как город пришлось оставить, курсантов отправили в тыл. Эта весть была по-особому горькой. Значит, сданы и Рогозцы... Где мать, где сестренка, что с ними?..
День за днем, ночь за ночью по пыльным дорогам, в потоке отступающих. Рев пикировщиков над головой, леденящий душу свист бомб. Короткие часы передышки где-нибудь в придорожном лесу — и снова дорога, дорога...
Как и многие ее подруги, Саша выбилась из сил. Сапоги были разбиты, усталость давила на плечи, но Саша шла, шла... Не страх, не желание уйти от идущего по пятам врага двигали ею. Как и все ее товарищи, она готова была встать в окопе вместе с бойцами какой-нибудь части. Но капитан Звягинцев говорил: «Ваша задача сейчас — уцелеть. Уцелеть, чтобы делать дело, которому вас учат».
