— Это что, — прохрипел он, — внутрь?
— Да, внутрь!
И когда доктор крепко ухватил его член и вставил катетер с выражением удовлетворения на морщинистом лице, Мясник заорал от боли.
* * *
Выходя из приемной хирурга, обершарфюрер ужасно хромал. После лечения доктор сказал ему, что он может пойти и помочиться. Но когда Метцгер увидел, как из его изувеченного органа хлещет кровь, он тут же остановился. Теперь он чувствовал, что еще немного и его мочевой пузырь разорвется на куски. Но Мясник закусил губу и всячески сопротивлялся позыву. Он почти убедил себя, что, вероятно, никогда больше не станет мочиться, — когда почти врезался в Шульце.
— Шульце! — с удивлением воскликнул он и уже в следующий момент пожалел, что заговорил. — Какого дьявола ты здесь делаешь?
Шульце, стоя по стойке «смирно», ответил:
— Я собирался посетить доктора, обершарфюрер.
— А почему ты не идешь к ротному врачу? — спросил Метцгер.
— У меня брачная проблема, господин старший сержант, — ответил Шульце. — Не думаю, что наш ротный врач справится с этим.
— О, — произнес Мясник без особого интереса. — Я даже не знал, что ты был женат. — Затем, почти человеческим голосом, добавил: — Но я знаю, что ты имеешь в виду. Жены не приносят ничего, кроме проблем!
Шульце отдал Метцгеру честь, прощаясь с ним, и дождался, пока тот уйдет.
— Ты совершенно правильно заметил это, Метцгер, — пробормотал он себе под нос. — От жен нет ничего, кроме проблем. — Шульце вздохнул и усмехнулся, несмотря на боль. — Бедная, старая Лора, ей не поздоровится, когда Мясник вернется домой. Он устроит ей самую страшную взбучку в ее жизни. — Затем он открыл дверь и собрал в кулак всю свою решимость, чтобы, не дрогнув, пережить встречу с врачом.
* * *
Двенадцать часов спустя батальон был готов к отправке. Длинная колонна тяжелогруженых вездеходов стояла на площади перед казармами, скрытая под кронами деревьев от британских и французских разведывательных самолетов. На деревянных лавках грузовиков сидели молодые люди, слишком взволнованные, чтобы спать. Они ждали приказа, который вот-вот должен был прозвучать.
— Господа, — произнес Стервятник, с трудом сдерживая волнение. — Мы наконец получили приказ! И он лучше, чем я мог бы ожидать. В этом деле у всех есть шанс отличиться, поверьте мне!
Стервятник шагнул к большому столу и сбросил серое армейское одеяло, прикрывавшее макет.
— Эбен-Эмаэль — торжествующе объявил он, — самое неприступное укрепление в Европе, более мощное, чем что-либо на нашей собственной Западной стене и, естественно, на линии Мажино!
Офицеры подошли поближе, чтобы детально рассмотреть модель ключевого укрепления Бельгии, охранявшего слияние реки Мёз и канала Альберта и перекрывавшего путь на равнины Северной Франции.
— Согласно информации людей адмирала Канариса[30], — гауптштурмфюрер Гейер читал им лекцию так, как будто они вернулись в Бад-Тельц, — форт Эбен-Эмаэль составлен рядами подземных галерей из бетона и стали. Насколько глубоко они расположены, агенты абвера узнать не смогли. Однако мы знаем, что орудийные башни защищены самой толстой броней, которую только смог обеспечить Льеж, и, как ожидается, она в состоянии противостоять самому тяжелому типу авиационной бомбы из всех известных, а также любому артиллерийскому снаряду. — Он тихо хихикнул. — Но бельгийцы не знают, что у нас уже разработано секретное оружие специально для того, чтобы пробивать подобные стены — кумулятивные заряды. Об этом, впрочем, должны скорее позаботиться наши военные инженеры и саперы…
— А о чем же должны позаботиться мы? — тихо произнес фон Доденбург, уставившись на модель бельгийского укрепления, которое, как он знал, было полностью модернизировано в 1935 году и, как предполагалось, было способно сдерживать любого врага в течение неопределенного периода.
Гейер сделал вид, что не расслышал его вопроса, и торжественно объявил:
— В составе воздушно-десантной дивизии генерала Штудента[31] была сформирована специальная группа парашютистов, которая тренировалась в течение последних шести месяцев для того, чтобы осуществить первоначальную атаку на Эбен-Эмаэль. Эта группа насчитывает восемьдесят человек. Ею командует гауптман Вициг.
— Всего восемьдесят человек!… — протянули офицеры «Вотана». — Чтобы взять вот это? Да там один гарнизон должен составлять около тысячи человек.
— Тысячу двести, если быть точнее, — спокойно ответил Стервятник. — А в случае нападения противника гарнизону немедленно придут на помощь подразделения 7-й бельгийской пехотной дивизии, развернутые неподалеку, пограничники и, возможно, лучшие войска, которые входят в состав бельгийской армии — арденнские егеря. — Он внимательно оглядел окружавшие его серьезные молодые лица. — Но, господа, я буду вами крайне удивлен, если вы позволите себе хоть на минуту усомниться относительно немецкой изобретательности! Кроме наших кумулятивных снарядов, у нас есть и другой козырь в рукаве. Гауптман Вициг со своими людьми собираются приземлиться на планерах прямо на вершину форта Эбен-Эмаэль!
Капитан Хорст Гейер не мог скрыть удовлетворения, видя их удивленные лица.
— Их задачей будет оттянуть гарнизон на себя, в то время как мы атакуем форт извне и соединимся с ними внутри. — Он произнес это совершенно спокойно, как будто сообщал об обычном дневном марш-броске.
Однако, еще раз взглянув на стоящий на столе макет бельгийского форта, офицеры «Вотана» поняли, что это будет не совсем обычной прогулкой. Для начала им придется форсировать реку Мёз и канал Альберта, затем преодолеть то, что было похоже на окружавший форт средневековый ров. Только потом они смогут оказаться на расстоянии выстрела от Эбен-Эмаэля.
— Основной маршрут нашего движения пройдет через Маастрихт, — продолжал Стервятник. Он ткнул хлыстом в макет: — Реку Мёз мы пройдем по одному из трех мостов. Деревня Канне — вот здесь — будет взята первой ротой. Затем мы переправимся через канал Альберта, вот здесь. После этого 3-я рота обойдет основные силы батальона и нападет на огневые позиции бельгийцев там, где у них стоят главные орудия — на огневые точки под номерами 17, 23, 36, 45 и 46. Как вы можете видеть на модели, их площадь поражения покрывает всю длину реки и канала. Пока они находятся в руках бельгийцев, массовое наступление наших армий невозможно. В основном именно они являются ключом к Бельгии и Северной Франции.
Он торжественно посмотрел на них, без следа обычного цинизма на лице.
— Я попросил командира батальона, чтобы он оказал нам честь и поручил взять эти ключевые огневые точки. Надеюсь, вы согласитесь, что я действовал в ваших интересах.
Офицеры щелкнули каблуками, вытянувшись по стойке «смирно». Фон Доденбург ответил за остальных.
— Офицеры роты благодарны вам за ваше предвидение, господин гауптштурмфюрер. Это действительно будет большой честью для роты. Я уверен, что, если мы справимся с этой задачей, это будет оценено очень высоко.
— Благодарю вас, фон Доденбург. Я уверен, что вы правы. Несомненно, и наши солдаты будут благодарны, когда поймут, какую им оказали честь, поручив эту миссию. На самом деле командир батальона думал, что это может быть слишком сложной задачей для второй роты, но я уверил его, что мы сможем сделать это. Теперь мне придется положиться на вас и на наших солдат, чтобы не оказаться лгуном. — Он усмехнулся. — В конце концов, господа, как вы все хорошо знаете, я хочу выйти из этой кампании с петлицами штурмбаннфюрера.
В ответ он не увидел ни одной улыбки на серьезных молодых лицах своих офицеров.
«Идиоты, — высокомерно подумал Гейер, — до краев пропитанные идеологией идиоты!» Но он благоразумно оставил эту мысль при себе. В ближайшее время они будут нужны ему — а когда они погибнут, найдутся другие нетерпеливые молодые дураки, пропитанные идеологией национал-социализма и энергично стремящиеся к героической смерти во славу «народа, Родины и фюрера», которые помогут ему реализовать его мечту стать генералом.
Вытянувшись во весь свой небольшой рост, он сказал:
— Господа, вы все понимаете важность стоящей перед нами задачи. Если мы потерпим неудачу, то задержим продвижение вперед всего вермахта. В целом в наших руках находится успех всей кампании. И у нас есть ровно тридцать шесть часов, чтобы выполнить наше предназначение. — Его глаза обежали их лица. — Хайль Гитлер!
Они ответили ему со всем пылом своих юных сердец. Да, это были типичные представители национал-социалистической мечты, с ее громкоголосым нахальством, коричнево-рубашечной вульгарностью и грохочущей сапогами жестокостью. Мечты, которая вскоре потребует от них пролить свою собственную кровь.
