«Проклятый мальчишка! Развопился, дикий выродок!» — думала она, кляня, на чем свет стоит, плачущего ребенка, который вертел головкой, ища черными глазенками свою мать.
На «блоке» бойцами командовал невысокий плотный капитан внутренних войск с угрюмым давно небритым лицом, его злые глаза сосредоточенно вглядывались в лица идущих, словно каленным железом, прожигая насквозь каждого, кто проходил мимо. Он напомнил ей нелюдимого мрачного соседа, пожилого Урмаса Рейхенбаха, что жил напротив, через улицу от ее родителей. В округе старые бабки поговаривали, что Урмас продался дьяволу.
Уте повезло, когда она проходила, офицер «вованов» отвлекся, матеря молоденького чумазого радиста, сидящего на броне уляпанного грязью «бэтээра».
Стариков военные не трогали, а молодых и мужчин среднего возраста тут же бесцеремонно отфильтровывали в сторону. После тщательного обыска и осмотра тела и рук отпускали. Одного парня, у которого был обнаружен синяк на плече, куда-то увели.
— Пропал Хамзат, — услышала Ута за спиной тихо причитавший голос пожилой женщины а черном платке. — Зачем с нами пошел? Бедная Залина, старшего сына потеряла в ту войну, теперь этого.
Благополучно выбравшись из блокированного села, Ута нашла надежный приют в соседнем ауле в доме родственников одного из боевиков. До позднего вечера до нее доносились гулкие взрывы бомб, свист, проносящихся над головой фронтовых бомбардировщиков и стрекотание барражирующих над мятежным селом вертолетов.
Этой же ночью под покровом темноты отряд Исы предпринял отчаянную попытку вырваться из плотного кольца, образованного десантниками и несколькими БОНами внутренних войск. В результате удачного прорыва на участке 34-ой Шумиловской бригады, он в скоротечном бою с «вэвэшниками» потерял двенадцать человек убитыми, среди которых было пятеро моджахедов, наемников из Саудовской Аравии. Для его малочисленного отряда это была ощутимая потеря.
— А у нас, когда я срочную служил, — делился в палатке воспоминаниями сержант Андреев. — Был инструктор, капитан Ларионов, вон Сомик его прекрасно помнит. — Андреев кивнул на старшего сержанта Самсонова.
— Как не помнить, он мне по башке как-то так настучал, что до сих пор звон стоит, — отозвался Самсонов.
— Звали мы его Лариком, — продолжил сержант. — Прыжков на счету Ларика было, как бы не соврать, тысячи три точно, не меньше. Любил он перед нами салагами, перед сопливыми повыпендриваться. Во время прыжков демонстрировал такую штуку. Открывал парашют и обрезал стропы, затем открывал запаску и благополучно приземлялся перед нами во всей красе.
— Я как сейчас тот день помню, да и остальные тоже, кто тогда служил. Денек выдался на славу. Лето в разгаре. Тепло. Ромашки цветут. Прыгнули. Летим. Под куполами мотаемся. Ларик за нами. Ножом чирк по стропам. Нас обогнал. Потом стал открывать запасной, да неудачно. И мешком грохнулся об землю. Подбегаем. Готов. Не шевелится. Рукой тронули, а он весь задрожал как студень. То ли замешкался, когда парашют открывал, то ли, говорят, веточка в парашют при укладке попала. Рисковый был парень, скажу я вам. После этого случая в дивизию понаехало начальство, всякие комиссии. Понавтыкали всем по самую сурепицу. Долго не прыгали. Да и не хотелось.
— А у нас случай был, двое ребят, уже приземлившись, погибли. Ветер поднялся сильный, а пацаны совсем еще зеленые. Опыта практически никакого. Не смогли купола погасить. Порывом потащило их по земле, по кустам. Разбились насмерть.
— А при мне офицеры-спецназовцы совершали ночные прыжки с дельтаплана со 150-метровой высоты. Камикадзе, блин. Ни за чтобы не прыгнул. В гробу видал такие учения.
— Прыгнул бы, куда бы делся? Дали б под зад, и полетел бы как миленький.
— Хрена, при мне было двое «отказников», одного передо мной выкинули пинком под зад, а другой, здоровый ломоть, в скамью сцепился намертво клешнями. Глаза выпучил, морда белая как мел. Чего только с ним не делали, так и не смогли отодрать. Так и списали.
Вдруг спящий в углу Ерохин заворочался, заскрипел зубами и заорал во сне:
— Суки! Патроны где?
— Смотри! Сергучо, развоевался! Прям рейнджер какой-то, — усмехнулся Прибылов, оборачиваясь к спящему.
В палатку ввалились, давясь от смеха, рядовые Квасов и Сиянов.
— Ну, у тебя и шуточки, Жека! За такие приколы могут и пачку начистить!
— Что за приколы! — оживились, сидящие у печки, бойцы. — Ну-ка, давай колись!
— Представляете, что этот гусь учудил? — заговорил Квасов, кивая на товарища. — Поймал Витьку Коренева у сортира, и сообщил тому, что на него Анохин представление написал на орден Мужества. Тот и забыл за чем в сортир-то шел, сразу помчался на всех парусах к ротному допытываться.
— Ну, теперь Женьшень тебе шею точно свернет, как пить дать! — отозвал пророческим голосом Олег Горошко.
— Все это ерунда, братцы! — начал живо делиться воспоминаниями рядовой Сиянов. — Самый коронный прикол был пару лет назад. Пришла мне повесточка в армию. Ну, маманя в слезы, естественно, забегала по знакомым. Отмазала, одним словом, дали отсрочку на год. Думала, что я в институт поступлю. Пошел вечером на танцы, показал всем повестку. И в голову пришла идейка девчонок разыграть. Поделился мыслью с друзьями, те поддержали меня. В то время у меня приятель в местной части служил. Сделал фотку в его форме, написал из «армии» письма девчатам, что служу в элитном сверхсекретном батальоне. Чтобы армейский треугольник на конверте пропечатали, велел ему через недельку-другую писульки бросить в части в почтовый ящик. Устроили мне торжественные проводы. Организовали прощальный стол. Крепко выпили. Девчонки в слезы. Обниматься лезут с горя. Еле отбился. Утром же уехал в столицу, в отпуск. Помотался пару недель, вернулся обратно. И стал, как и прежде ходить на завод. А тут у одного из приятелей был день рождения, тут я и заявился в самом разгаре торжества. После этого девчонки со мной почти месяц не разговаривали. Обиделись, дурехи.
— А я бы, на месте этих дурех, тебе за такие проделки кое-что оторвал, — вставил погрустневший Андрюха Романцов.
Ему так и не удалось проститься с любимой девушкой. Так уж сложились обстоятельства. Она уехала на недельку, к родственникам на юбилей, а его в это время в срочном порядке отправили с другой командой призывников, где была нехватка людей.
— Дай-ка Мишкину гитару!
Прибылов, широко зевая, присел на койку. Передали гитару. Прибылов что-то тихо забренчал, мурлыча себе под нос. Со слухом у него было явно не все в порядке.
— Сыграй что-нибудь душевное, Игорек! — попросил Горошко, укладывая сверху на буржуйку пару красных кирпичей.
— Чего он может сыграть? Во поле береза стояла?
Младший сержант Тимофеев открыл дверцу печки и подбросил порцию дров. В печке стало весело потрескивать, она ожила, загудела.
С наружи палатки раздался шум. В нее ввалились гурьбой человек восемь солдат во главе с капитаном Розановым. С ними незнакомый мужчина в темно-синем жеванном пуховике в очках с кожаным кофром через плечо.
— Ура! Мужики! С телевидения приехали!
— Снимать нас будете?
Все мгновенно оживились, повскакивали с нар.
— Ну, кто хочет с домом поговорить? С родными!
— Я хочу! Дайте мне! — закричал отчаянно из-за спин Прибылов.
— И мне дайте!
— И мне!
— Я тоже хочу позвонить!
— Чур, я за Игорьком! — доносится со всех сторон.
— Погодите! Обалдели совсем от счастья!
— Романцов, куда прешь? Сдай назад!
— Дайте сначала командиру! Пусть сначала товарищ капитан поговорит!
— Да я потом, пацаны! Успею! Говорите! Мало времени! Товарищ журналист ненадолго к нам!
— Ткаченко! Какой номер?
— Код называй, быстрее!
— Чего телишься!
— Братцы, да и не помню! Какой код у моих?
— Следующий!
— Так, мужики, спокойно! Не галдите! Кто из вас знает полный номер?
— Я знаю! Дайте мне! — вновь заорал, просовывая голову, Игорь Прибылов. — 095-45-42-56!
Журналист присел на койку и, улыбаясь, набил пальцем на мобильнике номер. Передал телефон солдату.
Все замерли в ожидании. Тишина. Только слышны длинные гудки да сопение простуженного Садыкова. Кто-то снимает трубку. Слышится женский взволнованный голос.
— Алло! Алло! Да, слушаю! Говорите! Алло! Говорите же!
Но Игорек молчит как партизан. Вдруг из глаз его ручьем потекли слезы, а обветренное лицо его сморщилось и стало похожим на мятый гнилой помидор.
— Отвечай же! Чего молчишь, балда? — загалдели наперебой солдаты.
Но заплаканный Прибылов сунул мобильник в руки журналисту и выбежал без бушлата из палатки.
— Игорь! Прибылов! Гоша! Куда ты! — закричали ему вслед.
