— Товарищ старший батальонный комиссар, непонятно, о ком идёт речь? — спросил майор Дмитриев.
— Вам непонятно? Возьмём медпункт. Ему отвели плохое помещение, к тому же далеко. По-вашему, нормально, если заболевшие будут ходить в поисках врача? — Денисов обвёл глазами помещение, это была квартира Дмитриева: — Себя не обидели! Если к вечеру не переведёте медпункт в лучшее помещение поближе к штабу, я прикажу под медпункт занять вашу квартиру!
С этим Денисов, в сопровождении Шипулина, ушёл.
— Он прекрасно знает, что квартирьером был начхим. А всё из-за бабы! — в сердцах воскликнул Алексей. — Для приличия нашёл бы хотя бы один факт «бездушия»!
Придя в штаб дивизии, не обращая внимания на находившихся в помещении командиров, я во всеуслышание приказал коменданту штаба:
— Запомните, впредь врача Анну Ивановну, где бы мы в последующем не располагались, селите рядом с комиссаром дивизии. За это в Изюме вам уже попало, но вывода вы не сделали!
— Товарищ майор, квартирьером был капитан…
— Он мог не знать таких деталей и, поэтому, вы должны были проверить, как удовлетворена Петренко. Самое важное, это расположить медпункт так, чтобы командиры часами не искали его по улицам города. Вот Иванченко, начальника шифровального отделения, того можно загнать подальше… Ясно вам?
Я знал, что комиссару дивизии будет доложено о «нагоняе» коменданту, хотя бы от батальонного комиссара Шипулина, по должности. Но я напрасно «грешил» на своего комиссара. 24 декабря 1967 года К. В. Шипулин, подполковник в отставке, писал мне:
…«В штадив я прибыл 17 марта (1942 года), а 22 апреля мы прибыли в Ворошиловград… 25-ого Денисов вызвал меня по сугубо „служебному“ вопросу. Когда я доложил о своём прибытии, он пригласил меня сесть, и задаёт вопрос, почему у меня(!) санчасть штаба дивизии, его п. п. ж. рыжая врач 3-го ранга, не имеет квартиры. Я скрепя сердце ответил, что прибыл в штаб дивизии не квартирмейстером»…
(Подполковник К. В. Шипулин, участник Гражданской войны, боец ЧОНа, в ознаменования 50-летия Великой Октябрьской революции был награждён орденом «Знак Почёта».)
Новое пополнение стало прибывать в дивизию в начале мая. Я объехал части, чтобы ознакомиться с их расположением и бытом. Ездил я на автомашине, чем сердил своего «оруженосца» Михаила. Тот не мог спокойно переносить пренебрежение к верному другу человека — лошади. Михаил не раз надоедал мне:
— Товарищ майор, наденьте шпоры! У меня есть командирские!
Я отказывался-отнекивался, но однажды Михаил всё же прицепил шпоры к моим сапогам. Через два дня я, зацепившись за что-то шпорой, упал, и с тех пор эти красивые шпоры уже не носил, к неудовольствию не только Михаила, но и наших девушек. С трубкой, которую я начал курить, подражая Алексею Дмитриеву, да ещё в шпорах, я выглядел куда как молодцевато! По крайне мере мне так сказали.
Два полка наших располагались в тех же районах, что и полки 261-й стрелковой дивизии осенью 1941 года. А именно, в райцентре Александровке и помещениях опытного поля, что южнее Александровки, между рекой Лугань и шоссе Ворошиловград — Ворошиловск. Большая часть пополнения состояла из жителей Средней Азии, но в их числе были также лица эвакуированные с учреждениями и предприятиями из Москвы.
В начале мая вернулся генерал И. Т. Замерцев. Я был эти очень доволен. Много мелких, но важных проблем, разрешалось почти само собой. Не говоря уже о тех, которые создавались искусственно. И не зря говорят, что нет такого вопроса, из которого нельзя создать проблему, усложнить самые простые вопросы, подняв их «на принципиальную высоту», обуславливая целым рядом оговорок, предупреждений, напоминаний. Короче говоря, одни руководители умеют всё усложнять, зато другие умеют упрощать решение тех или иных проблем, руководствуясь при этом просто здравым смыслом.
Иван Тереньевич ознакомился с заявками штаба в довольствующие отделы фронта, недолго поговорил со мною, больше — с Дмитриевым. Вечером он снова зашёл ко мне на квартиру, где был и Алексей, и заявил, что завтра, на рассвете, едет в штаб фронта.
— Только что приехал из штаба фронта и опять туда! — удивился я, но промолчал.
Перед уходом комдив, как бы, между прочим, посоветовал:
— Что это вы поселили меня к молодёжи? Переселяйтесь туда. И вам, и им будет приятнее!
Сорок лет, разве это старость? Но молоденьким девушкам, действительно, он уже был «не компания». Тем более, что майор Дмитриев был не против. Его квартирная хозяйка, хотя и закармливала квартиранта варениями и солениями, но слишком явно, при подростке сыне, заигрывала. Зато мне было удобно там, где я жил. Моя хозяйка Дуся, бухгалтер винзавода, была приятной внешности и приветливой. Но особенно она оживлялась, когда ко мне приходил Алексей.
Пополнение приходило скупо, работы было немного, и вечера были свободными. Мы смотрели кино, один раз слушали концерт артистов фронтовой бригады московских театров, а то просто собирались у меня или Алексея Петровича, слушая пение старшего лейтенанта Мельника, судачили о том, о сём. Баловались сохранившимся ещё трофейным шампанским, в «плепорцию». В нашей компании, кроме хозяйки Дуси, часто бывала Рита, по поводу чего я выслушивал от Дуси саркастические замечания. Риту отпрашивал у начальника политотдела Дмитриев. Особенно после того, как Ритин поверенный Щиглик однажды сказал нам, что Рита ему заявила, что терпит, терпит она, да и заведёт себе ухажёра на стороне. А чем она хуже других?
Посмеявшись, мы «умно» порассуждали, попеняли тому, в чей огород брошен камушек, осудили «опекунов», Дмитриева и начальника политотдела дивизии старшего батальонного комиссара Осокина. Всегда помалкивающий Мельник, на этот раз сказал:
— В мире сколько угодно женщин рожают в шестнадцать лет, а Рите — восемнадцать. Почему же мы к ней должны относиться как к несмышлёнышу, ваши слова Алексей Петрович! Почему мы не видим в ней полноправной женщины? Вот она и выражает свой протест, обидно ходить в девочках!
Вот именно.
Глава 4
Служба в штабе 24-й резервной армии. Старший помощник начальника оперативного отдела армии
4.1
Расставание с 255-ой стрелковой дивизией
Комдив вернулся из штаба фронта, где встречался к командующим фронтом генерал-лейтенантом Р. Малиновским, давним своим сослуживцем. По приезде И. Т. Замерцев предложил мне вступить во временное командование 968 стрелковым полком.
— Здесь и Дмитриев справиться, — сказал Иван Терентьевич, и я заподозрил, что меня решено было освободить и не сейчас! А вот о том, что комдив решил расстаться с Денисовым, об этом я знал загодя, от него же!
А командиром единственного действующего в полку батальона, то есть укомплектованного батальона, был назначен адъютант комдива Шалапут, ставший уже капитаном.
Хотя я и был огорчён случившимся, но мне, конечно, надо было покомандовать полком, побыть «хозяином», самостоятельно принимающим решение на бой и осуществляющим свой замысел.
В полк меня привёз А. П. Дмитриев, как начальник штаба дивизии, и вскоре уехал. Я почувствовал себя в полку одиноким. Комиссар полка крепко болел, а заместителей и помощников пока в наличии не было. В том числе и начальника штаба. К тому же четырёх капитанов, помощников начальника штаба, кому-то пришло в голову выселить из занимаемого ими дома, чтобы поселить меня. Капитаны обиделись. Я же об этом узнал лишь через несколько дней от старшей дочери хозяйки Майи (Моти), жены лётчика из Борисоглебска. Вот и образовалась вокруг меня пустота.
Конечно, меня не забывал навещать Алексей с Ритой. И, однажды, Лиза Швец, которую спровадила ночевать к соседке Майя (Мотя), почти демонстративно.
Я видел, что обучение пополнения в Батальоне Шалапута Петра Фёдоровича идёт неважно. Командиров рот и взводов самих надо было учить искусству обучения. Капитан Шалапут старался, но сам он тоже не имел достаточно практики. Плохо было и с сержантами, их попросту не было! Генерал Замерцев видел, что с боевой подготовкой не ладится. Но, спасибо ему, понимал ситуацию.
Недолго я пробыл в Александровке. К концу мая за мной приехал Иван Терентьевич, вместе с начштаба Дмитриевым. Первым из машины выскочил Дмитриев и шепнул мне:
— Будет сватать на полк, не соглашайся!
Ага, значит я временщик!
— Я, Рогов, думаю оставить тебя командиром полка, — сказал комдив. — Покомандуешь полком, а месяца через два я возьму тебя заместителем. Или пойдёшь в штаб армии старшим помощником начальника оперативного отдела. Ну как?
Дело совсем прояснилось. Меня берут в штаб армии, а командир дивизии, если я соглашусь, может оставить меня командиром полка. Потому что на этот счёт есть соответствующее постановление. Командир полка, это основная фигура, организующая бой непосредственно на поле боя, ему особое внимание, ему даны особые права, ему денежное довольствие повышенное (с 1300 рулей до 1800), его никто не имеет права привлечь к ответственности (арестовать) без разрешения Совета Народных комиссаров! Последнее было особенно важным, поскольку органы НКВД, в лице Особых отделов (контрразведка «Смерш») запросто самостоятельно эту процедуру производили, порой не считаю нужным поставить в известность даже командира дивизии. Приезжали обычно ночью, без санкции прокурора, посадили в автомашину и, никому ничего не сказав, увозили.
