явная угроза дельте (Красной реки), которая становится все более очевидной с каждым днем, мы обездвижим в 300 километрах от Ханоя эквивалент трех полковых боевых групп. Они представляют собой все подкрепления, которые мы получили… которые позволяют нам наносить потери противнику…
Последствия такого решения могут быть чрезвычайно серьезными и генеральный штаб должен это знать».
Во втором меморандуме подробно описывалось, во что обойдется операция в Дьенбьенфу. В нем подчеркивалось, что для противника быть отрезанным от риса Дьенбьенфу, будет иметь лишь небольшое значение; что возглавляемые французами партизанские отряды в этом районе до сих не были эффективными; и что преждевременная операция в Дьенбьенфу вполне может привести к их уничтожению. В меморандуме также указывалось, что эффективное пресечение использования всех основных подходов к Дьенбьенфу путем бомбежки с воздуха поглотит три четверти всех боевых самолетов, имеющихся в распоряжении Северного командования. Далее в нем подчеркивалось что пять батальонов, первоначально запланированных для Дьенбьенфу, вскоре столкнутся по меньшей мере с девятью батальонами коммунистов, находящимися в этом районе, и что они в свою очередь, должны будут пополняться новыми французскими подразделениями, выводимыми из дельты Красной реки. Меморандум заканчивался просьбой со стороны Коньи о предоставлении большего количества войск и воздушного транспорта, «если, вопреки явно неблагоприятному мнению, которое он сам, как командующий сухопутными войсками в Северном Вьетнаме, уважительно выражает», решение о проведении операции будет поддержано генеральным штабом в Сайгоне.
В последней записке просто подчеркивалась трудность отвода гарнизона Лайтяу в направлении Дьенбьенфу и предсказывалось, что войска Вьетминя смогут создать сильную блокирующую позицию между двумя авиабазами. За этой совершенно негативной оценкой того, что должно было стать операцией «Кастор», два дня спустя последовало личное письмо Коньи Наварру, которое было значительно менее определенным. Наварр отдал необходимые приказы своему штабу, подготовить начало операции к 20 ноября. Наблюдатели, которые в остальном были почти полностью согласны с точкой зрения Коньи, тем не менее чувствовали, что его позиция была двусмысленной. Премьер-министр Жозеф Ланьель объяснял такое отношение тем, что он назвал «политикой зонтика» некоторых старших французских командиров, которые, по словам Ланьеля, были больше озабочены тем, чтобы защитить себя от личной ответственности, чем от атак противника.
«Эта озабоченность приводит их к чрезмерному использованию меморандумов, отчетов и к отказу предпринимать какие-либо инициативы без письменного приказа. Это также заставляет их запрашивать средства, которые выходят далеко за рамки того, что может быть предоставлено, чтобы в случая неудачи иметь оправдание в том, что к ним не прислушались».
Коньи, в недавнем опровержении таких взглядов и предположения о том, что его глубокое несогласие с Наварром должно было в тот момент привести к отставке Коньи (или, по крайней мере, заявлением об отставке) с должности командующего зоной, который был вовлечен в операцию с которой он лично, по-видимому, был полностью не согласен, утверждал что как только он представил свои возражения против операции, дисциплина потребовала, чтобы он выполнил данные ему приказы. Хотя он мог бы «на цыпочках» уйти от предстоящей катастрофы со звездами генерал-майора на плечах, он чувствовал, что у него есть «обязательства» оставаться на своем посту перед своими войсками в Тонкине. Он использовал тот же аргумент и для объяснения, почему он не подал в отставку позже, когда Наварр почти в одностороннем порядке решил превратить долину Дьенбьенфу из «опорной точки» для партизанских войск в укрепрайон в джунглях. Вполне вероятно, что этот полный разрыв отношений между Наварром в Сайгоне и его ключевым командиром в Ханое (и судя по всему, между их непосредственными подчиненными) оказал решающее, если не фатальное влияние на то, как в конечном итоге были реализованы планы.
Как было показано ранее, Коньи в свою очередь, информировал своих подчиненных командиров ВВС и десантников об их участии в предстоящей операции, а также в своих приказах генералу десантников Жилю, он еще раз подчеркнул свое понимание авиабазы Дьенбьенфу как «опорной точки» для партизанских операций, проинструктировав Жиля, что оборона Дьенбьенфу должна «исключать любую схему, предназначенную направленного на создание пояса опорных пунктов для аэродрома». Командующий в Лайтяу, подполковник Транкар, 13 ноября был уведомлен, что его подчиненных придется принести в жертву. Но в то же время, ему было приказано «пресекать» любые слухи о том, что это произойдет. На следующий день, 14 ноября, генерал Наварр издал окончательные оперативные инструкции (известные на французском военном жаргоне как IPS или «личные и секретные распоряжения») региональным командующим, которые должны были взаимодействовать друг с другом в вопросе операции в Дьенбьенфу: генералу Коньи в Северном Вьетнаме и полковнику Буше де Кревкеру, командующими французскими войсками в Лаосе. Ибо, как подчеркивал Коньи десять лет спустя, Дьенбьенфу находился всего в восьми милях от лаосской границы, и многое из того, что происходило в его внутренних районах, очевидно касалось командующего в Лаосе так же, как и командующего в Северном Вьетнаме. Тем не менее, поскольку все базы снабжения для битвы при Дьенбьенфу были расположены в дельте Красной реки, а войска, размещавшиеся в Дьенбьенфу были под командованием генерала Коньи, большинство решений в конце концов было принято в Ханое. Неясно, в какой степени отсутствие единого общего командования в Дьенбьенфу воспрепятствовало возможному развитию битвы, но несомненно, есть определенная доля истины в утверждении Коньи о том, что Дьенбьенфу стал ключом к битве за весь северный Индокитай и следовательно, должен был находиться под единым общим командованием.
В IPS от 14 ноября Наварр вновь обозначил политическую и стратегическую важность сохранения французской позиции, которая также охватывала бы Лаос, на территории племен тай. Операция, намеченная на 20 ноября, предусматривала создание авиабазы в Дьенбьенфу, которая установила бы связь по суше с французскими войсками в северном Лаосе и обеспечивала бы поддержку Лайтяу до его окончательной эвакуации. Три директивы от 14 ноября содержали специальное приложение, посвященное политическим и административным проблемам, поскольку эвакуация Лайтяу подразумевала перевод всей администрации Федерации племен Тай в Дьенбьенфу. Осталось всего пять дней, и сотрудники штаба Коньи работали на всю катушку. Были трудности, которые они должны были преодолеть, поскольку основная масса войск и самолетов, которые должны были быть задействованы в операции, были плотно заняты в южной части дельты Красной реки. Тем не менее, для тех из помощников Коньи, которые сомневались насчет всей операции в целом, представилась еще одна, последняя возможность выразить свои опасения главнокомандующему. Марк Жаке, государственный секретарь по делам ассоциированных государств, прибыл в Сайгон 15 ноября, по-видимому не подозревая, что его офис в Париже получил накануне важную директиву Совета национальной обороны, в которой Наварру предлагалось изменить его стратегию. Два дня спустя, 17
