Все боятся ранних звонков.
— Цанаев? — голос ему незнаком. — Следователь прокуратуры Грозного. Ночью в вашем институте совершен грабеж.
— Что? Что случилось? Моя «Волга»!
— К сожалению, «Волгу» угнали… Вы не могли бы срочно прибыть? Документы на машину у вас?
— Да, да, вылетаю.
Только чуть придя в себя, Цанаев понял, что главное — не его «Волга», а лаборатория Авроры. У нее телефон отключен. Набрал секретаря:
— Гал Аладович, украли «Волгу» и все компьютеры.
— А где Аврора? Где сторож?
— Аврору увезли на допрос в милицию. Она последняя покинула институт. А сторож в больнице. Врачи говорят, ничего страшного — легкое сотрясение.
По прибытии в Грозный Цанаев сразу же помчался в милицию. Ничего удивительного. В Грозном каждые сутки кого-то убивают, тем более, грабят, к тому же новенькая машина во дворе.
Цанаев переживал, переживали сотрудники института, а вот с Авророй случился удар, она была в трансе, вызывали врачей. В больницу она не поехала. Много дней и на работе не появлялась, даже когда директор за ней посылал, телефон отключила. Только через неделю она пришла: исхудала, даже почернела, в глазах тоска, а на лице — эта странная непроницаемая улыбка-ухмылка, и она говорит:
— Их не ваша машина интересовала… Простые бандиты не догадались бы в подвал пойти, и не разбили бы так варварски оборудование.
— Но машину-то угнали, — нервничает директор.
— Видимо, как гонорар за труд.
— Что ты хочешь сказать?
— А то, что вы на весь мир об эксперименте говорили… В интернете только об этом и говорят.
— Ну и что?
— Как что?! Как может быть у чеченцев-дикарей наука? Чеченцы могут и должны только грабить и воевать.
— Ты думаешь, что… — Цанаев даже побоялся продолжить.
— Я уверена, — твердо говорит Аврора. — Их интересовала только лаборатория, а остальное — для отвода глаз.
— Бидаев? — вырвалось у Цанаева.
— Бидаев — пешка…. Хотя мог получить приказ.
— Аврора! — воскликнул Цанаев. Он хотел сказать «Ты дура!» но сказал: — Ты всегда неординарно мыслишь. Кому нужна наша лаборатория?
— Мне нужна! Нам нужна! А тем, кто с нами воюет, мешала… Да, я знаю, что дура. Но это понять не трудно, — она, не прощаясь, ушла.
Эта версия Авроры некоторое время не давала покоя Цанаеву, но потом он понял, что в Грозном, где вроде бы линии фронта нигде нет и она же везде есть, грабеж — дело заурядное, повседневное, как к нему позвонил следователь:
— Поедете на опознание? Вашу машину нашли. Сожжена.
— Зачем мне сожженную машину видеть?
— Там же компьютеры ваши, инвентарные номера надо сверить для бухгалтерии.
— Я пришлю бухгалтера, — сказал Цанаев, но подумав, все же поехал.
Свалка за городом. Остов его машины или нет — ему не понять. А вот рядом грудой валяются их перебитые и уже разобранные кем-то компьютеры: так обыкновенные грабители явно не поступили бы.
— Что будем делать? — прибыв на работу, Цанаев вызвал к себе Аврору. Она, вроде, уже пришла в себя, правда, печальна, уныла. — Может, из Норвегии нам еще раз помогут?
— Я им уже обо всем доложила… Соболезнуют.
— Оборудование пришлют?
— Категорично — нет… Правда, меня для продолжения опыта зовут к себе, даже визу открыли.
— А ты? — насторожился Цанаев.
— Как я поеду? Отец, племянники.
— А может, поедешь? Как командировка от института, грант ведь сгорит.
— Отца таким не брошу.
— А мы няньку наймем, врача.
— Нет, — тверд голос Авроры. — Если что с отцом случись, а я в Европе, век себе не прощу… И как я там ему в глаза посмотрю?
— Где это там? — не понял Цанаев.
— В загробной жизни, в раю.
— А ты уверена, что в рай попадешь?
— Живу, вроде, верно.
— Вроде, — съязвил Цанаев. — Ладно, прости… Но ведь деньги, чтобы жить, операцию отцу сделать, здесь нужны?
— Суждено, деньги будут.
— Хм, — усмехнулся Цанаев, — зарплата ученого?
— У многих и этого нет… Просто грант нам немного мировоззрение поменял. Надежду дал. Будем на Бога надеяться, — и тут она выдала: — Гал Аладович, вам молиться надо.
— Ты за меня молись, — обиделся Цанаев.
— А я за вас молюсь, — спокойно ответила Аврора.
— А что это ты за меня молишься?
— А как же! Вы мой работодатель, благодетель. С ваших рук я зарплату имею. И вам молиться бы надобно.
— Иди-иди, — вскочил Цанаев, — твоих молитв нам будет предостаточно, — и вдогонку, думая, что она не слышит. — Что-то от твоих молитв у тебя самой-то ничего не улучшается…
* * *
Цанаев — вновь директор провинциального института; науки практически никакой нет, тем более, на фоне былого всплеска. И он даже не знает, какой научный отчет в Москву везти, как вновь письмо из Норвегии, уже не по Интернету, а официальное, на бланке. «Приглашается доктор Таусова для продолжения исследования и написания диссертации. Проезд, проживание, питание — за счет норвежского научного центра. Тут же оговорена понедельная зарплата в евро (для ученого Грозного — мечта!) Это помимо контракта — обещают еще один грант, учитывая интересы грозненского НИИ. И в конце примечание: срочно дайте ответ, в случае вашего отказа мы вынуждены привлечь иного специалиста».
Все обозвали Аврору дурой, даже Цанаев на таких условиях хоть куда бы поехал, но он в установке не разбирается.
А Аврора сказала:
— Отца не брошу.
— Тебе ведь вечно деньги нужны, — возмущается директор. — А институту — наука, тоже деньги.
— Все будет, как Бог даст.
— Ну и иди, моли у Бога деньги.
— Я у Бога деньги не молю, — она быстро ушла, вся сгорбленная, тихая и подавленная.
А Цанаев тут же подумал: что за кощунство он несет, тем более, с ней.
— Остопирла, остопирла,[5] — прошептал он, чуть погодя добавил: — Пошли ей, Бог, удачу, хорошая она девушка.
Весь день он почему-то думал о ней, а вечером секретарь занесла документы и среди них заявление Таусовой — просит недельный отпуск без содержания.
Цанаев тут же вызвал Аврору к себе:
— Зачем тебе отпуск?
— По семейным делам.
— Занимайся, чем хочешь, — он заявление порвал. — Вон другие в месяц раз только за зарплатой приходят, ничего не делают. Так что зарплату сохраним, но ты забегай, когда время будет — дела, — это на самом деле так — без Авроры работа не идет.
А Аврора стала подавленной, совсем немногословной и незаметной, а тут явилась как-то поутру — и некий огонек в глазах:
— Гал Аладович, можно к вам обратиться не как к директору, а как к советнику Президента и члену комиссии?
— Говори прямо и по существу.
— Вы член комиссии по компенсационным выплатам.
— У-у, — выдал Цанаев, словно зуб заболел.
Это, действительно, очень больной, а для кого-то очень прибыльный, вопрос. Дело в том, что, как жест доброй воли, правительство России «за утраченное во время военных действий жилье» выплачивает компенсацию по триста пятьдесят тысяч рублей семье — то есть, десять тысяч долларов — гроши. Но и это не дают. Только половину — какие-то откаты. При этом надо собрать массу справок для комиссии.
Из-за неких соображений, а также, чтобы хоть как-то уменьшить коррупцию, Президент своим указом ввел в состав комиссии и Цанаева.
Пару раз Цанаев поучаствовал в работе комиссии, понял, что он эту систему не переделает, пачкаться не хотелось, и он попросил исключить его из комиссии, заявление написал. Об этом он сообщил Авроре, а она:
— Но вы до сих пор в списке, как член комиссии.
— Не может быть, — Цанаев тут же позвонил председателю «Временного комитета по компенсационным выплатам».
— Вы, как член комиссии, утверждены Москвой, — отвечает председатель, — и процедура вашего выхода не проста, должна быть резолюция Президента.
— У-у, — еще хуже стало Цанаеву, отключил телефон и Авроре: — Что у тебя?
— Я вам рассказывала, мои братья еще до первой войны законно купили в Грозном пять домов — ныне одни руины. Я отдала все свои сбережения — пятьдесят тысяч, восстановила документы и подала на комиссию, неделю в очереди стояла.
— Ну и что? — перебил Цанаев.
— Сказали, получу половину, но и это, если повезет, через месяц, а может, полгода. Посредники просят сто тысяч сразу — процесс ускорят. У меня больше денег нет. А деньги нужны, отца на операцию надо везти. Каждый день его губит, у него адские боли. Он и дети на уколах. Я вся вновь в долгах. Помогите.
Не в тот же день, а сразу же, Цанаев направился в комитет по компенсациям. Столпотворение — словно базар.
— Брат, брат, тебе помочь? — пристал к Цанаеву один обросший, с отталкивающей внешностью молодой человек. — Все, что хочешь, любой документ, любую улицу, любой адрес — все сделаем, — чересчур навязчив он.
