Дождь прекратился, но небо по-прежнему было затянуто тучами, сквозь которые иногда пробивался тусклый лунный свет. Вскоре мы вышли к высокому деревянному забору, поверх которого была протянута колючая проволока.
— Ну вот, мы на месте! — Сова остановился и повернулся ко мне. — Дальше действуем, как условились.
Он прошел метров сорок вдоль забора, потом ухватился за одну из досок и сдвинул с места. Заглянув в образовавшуюся дыру, Михаил бросил туда вещмешок и затем пролез сам: через некоторое время по его сигналу я подал ему чемодан, потом протиснулся следом. Минут пятнадцать, стараясь не шуметь, мы пробирались среди штабелей из пустых бочек, досок, мимо каких-то деревянных строений — то ли складов, то ли гаражей. Наконец, Михаил придержал меня за углом небольшого сарайчика и жестом показал: «Выгляни!» Впереди, метрах в пятидесяти, при слабом лунном свете, пробивающемся сквозь рваные клочья плывущих по небу туч, я увидел ту самую караульную будку — о ней мне заранее рассказал Сова. Это был обычный, сколоченный из неструганых досок сарай, именовавшийся «караульным помещением». Над плоской крышей дымилась труба: внутри была печка-буржуйка, и она топилась — значит, сторож был там. Как объяснил Сова, тот обычно спал на лавке, укрывшись казенным полушубком, причем собаки с ним не было. Поэтому я мог абсолютно спокойно подойти к этой «караулке» и постучать в дверь. Далее, по нашему плану, на вопрос сторожа я должен был ответить что-то невнятное, вроде: «Свои, Петрович (так его все называли), открывай, холодно — у меня тут кое-чего имеется для сугрева!» Как пояснил Михаил, к старику иногда действительно наведывались шоферы пропустить стаканчик — в ремонтных боксах им частенько приходилось возиться с машинами даже по ночам. Тем более Петрович это дело очень даже уважал и всегда имел нехитрую закуску на такой слушай. Убивать его я не собирался — в этом не было никакой нужды. Следовало просто его «отключить», потом связать и уложить на лавку с кляпом во рту. Он бы даже не успел толком меня рассмотреть, а мы с Совой спокойно осуществили бы задуманный план.
На деле все вышло иначе: на мой стук никто не отзывался, хотя колотил в дверь я достаточно громко и долго. «Наверное, крепко спит и не слышит, — подумал я сначала, — тем более, если не дурак выпить, то, возможно, „перебрал“». Но, когда я посильнее надавил на дверь, к моему удивлению, она со скрипом начала открываться (а Михаил говорил, что сторож всегда запирается на засов). Я оглянулся на своего напарника, который осторожно выглядывал из-за сарая, потом указал жестом, что захожу внутрь, и переступил порог. Конечно, нервы были напряжены до предела: из кармана шинели я достал пистолет, в другом сжимал гранату — вдруг засада! В сторожку я пошел «налегке», оставив чемодан около Михаила, и был готов к любым неожиданностям — но, похоже, на этот раз все обошлось благополучно. Внутри тесного помещения никого не было: пустая лавка, стол у окна, две тумбочки и железная печка в углу — вот все, что я увидел.
Но печка топилась, значит, этот Петрович был где-то неподалеку! Михаил говорил, что время от времени он делает обходы и, возможно, как раз сейчас шатается по территории, а это «Не есть карашо!» — как любил повторять мой инструктор — немец во Фридентале, который обучал нас парашютному делу. Я даже фамилию его вспомнил: «Крафт. Унтер-шарфюрер СС Питер Крафт… Ну, да черт с ним — сейчас о другом надо думать: необходимо срочно найти и нейтрализовать сторожа!» Аккуратно прикрыв дверь, я направился к Михаилу. Когда до угла сарая, за которым он ждал, оставалось не более десяти метров, оттуда донесся незнакомый голос. Говорившего, как и напарника, я пока не видел и в первый момент, на какие-то доли секунды, буквально остолбенел — в голове молниеносно начали «прокручиваться» всевозможные варианты: Чекисты?.. Сторож?.. Случайные работяги?.. Или ночные налетчики-бандиты?.. В правой руке, как бы само собой, у меня появился «ТТ», готовый к бою — крадучись, я начал подбираться к сараю. Мысль о появлении чекистов-смершевцев, мелькнувшую в голове в первые мгновения, я начисто отбросил — не их почерк. При наличии здесь засады нас, во-первых, захватили бы одновременно. Во-вторых, они это делают без шума и пустой болтовни: никаких голосов до меня сейчас не доносилось бы. Я обошел сарайчик с противоположной стороны с тем, чтобы зайти — так мне казалось — неизвестному в тыл. «Или неизвестным? Сколько их там: один, два, несколько…» — лихорадочно соображал я.
Осторожно заглянув за угол, я наконец увидел говорившего: он был один, стоял ко мне спиной и громко отчитывал Михаила. Даже не вслушиваясь в смысл его слов, я сразу решил, что это и есть тот самый сторож — догадался по внешнему виду. На нем был расстегнутый овчинный тулуп и зимняя шапка-ушанка с одним торчащим «ухом», а в руках он держал ту самую берданку, о которой упоминал Сова, — сторож как-то странно водил своим ружьем в разные стороны, и потому я хорошо разглядел ствол, даже находясь позади.
Легкий ветерок донес до меня запах винного перегара, и я понял, отчего этот Петрович так размахался вверенным ему оружием, — он был изрядно пьян. Когда я вслушался в его речь, то понял: Михаила он узнал, да и как он мог не узнать кладовщика, проработавшего здесь целый год!
— Мишка, да нешто ты не слыхал про Витьку Черепанова, шофера нашего?! — доносились до меня его пьяные разглагольствования. — Говорят, он на бомбе подорвался!
«Все это было бы смешно, если бы не было грустно, — вспомнилась мне где-то вычитанная фраза. — Анекдотичный сторож в треухе и с берданкой, а между тем ситуация весьма серьезная — он узнал Сову!»
— Да не ори ты на всю округу, Петрович, я не глухой! — пытался между тем несколько утихомирить его Михаил. — Лучше объясни толком: кто подорвался и что тебе известно?
— А то известно, что этот самый Витька-Череп подорвался не один, а прихватил на тот свет с десяток чекистов! Днем они тут по автобазе шастали, ну которые из «органов», и, говорят, про тебя спрашивали!
— Кто спрашивал?
— Да чекисты эти, кто же еще! — После этой фразы сторож, чуть покачнувшись, вдруг отступил на шаг, и дальше в его голосе послышались агрессивные интонации. — Чегой-то ты темнишь, Михаил Петрович, ой темнишь! Какой такой у тебя сейчас выезд, да еще посреди ночи?! Мне никаких указаний насчет поездок не было — зато начальник автобазы насчет тебя дал указание — ежели, говорит, Спиридонов на базе появится, сразу звони, а его самого придержи! Во как! И телефончик дал! Ты что думаешь, сторож — он лапоть деревенский, ядрена вошь?! Ну-ка, заворачивай в караулку, а там разберутся!
С этими словами он направил на Сову свое допотопное ружье, и я понял, что мне пора действовать. «Медлить нельзя — а то этот пьяный болван еще пальнет сдуру! И орет так, что за километр слышно!» — подумал я, собравшись, словно сжатая пружина. Разведчик-диверсант на задании должен уметь устранять любые препятствия на пути к цели, не колеблясь ни секунды. Если начнешь комплексовать — проявлять жалость, сочувствие, доброту, благородство или иные христианские добродетели, — тебе конец! Здесь все диктует жесткая целесообразность и иезуитская логика: «Цель оправдывает средства!» Сейчас, по этой логике, сторож должен быть немедленно устранен — вот и все! Как говорят американцы: «Ничего личного — только бизнес!» Конечно, очень непросто вполне нормального человека (а психи или иные «патологические уроды» в разведке не нужны) «натаскать» так, чтобы он действовал в определенных обстоятельствах подобно бесчувственному боевому механизму. Но надо признать, в абвере и СС у меня были хорошие учителя: выхватив из сапога боевой нож-финку, я с силой метнул его в левую сторону широкой спины бедолаги-сторожа…
Труп сторожа оттащили внутрь сарая с метлами, около которого он случайно натолкнулся на моего напарника, — видимо, возвращаясь с обхода территории. Меня не удивил тот факт, что сей «доблестный страж» находился на посту в пьяном виде — даже суровые законы военного времени не останавливали русского человека перед неодолимым соблазном «заложить за воротник».
В караулке мы с Михаилом перевернули все «вверх дном» — якобы в поисках денег, выпивки, одежды или еды. Карманы убитого мы тоже вывернули наизнанку и даже сняли с трупа еще довольно приличные сапоги. Таким образом, мы решили хитро инсценировать бандитский налет с грабежом и убийством — все должно указывать на заурядную уголовщину. Конечно, истинных своих следов в виде отпечатков пальцев или других улик мы с Совой старались не оставлять. Михаил резво добежал до небольшого здания бытовки, где находились раздевалки и другие подсобные помещения, — от «караулки» до него было метров сто. Оттуда он вернулся с маленьким черным чемоданчиком в руках: до войны с такими обычно ходили в баню. Потом мы завесили небольшое окно сторожки одеялом, и я включил карманный фонарик, осветив стол, — Сова выложил туда бумаги, принесенные в чемоданчике.
