Первыми в Берлин ворвались передовые части 5-й ударной армии, входящей в 1-й Белорусский фронт. Они вошли в город с востока, вечером двадцать первого апреля. С юга, не сбавляя темпа, наступал 1-й Украинский. Солдаты 9-го стрелкового корпуса генерал-майора Рослого, входящего в армию Чуйкова, выбили немцев из Карлсхорста, из части Копеника и, выйдя к Шпрее, с ходу форсировали ее. Подавляя упорное сопротивление, танкисты Рыбалко в ночь на 21 апреля достигли внешнего берлинского оборонительного обвода. Механизированный корпус генерала Сухова и танковый корпус Митрофанова форсировали канал Нотте и к концу дня вышли на южный берег Тельтовканала, протекающего в юго-восточной части Берлина. Там их остановило хорошо организованное сопротивление. К исходу двадцать второго апреля войска 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов замкнули два кольца окружения. Первое – вокруг 9-й армии противника восточнее и юго-восточнее Берлина; второе – западнее Берлина, вокруг частей, оборонявшихся в городе. Танкисты Лелюшенко из 1-го Украинского фронта и части 47-й армии 1-го Белорусского встретились в западном районе Шпандау и поставили заслон на пути немцев, покидающих город, и западных союзников, желающих войти в Берлин. Генерал Казаков подтянул к восточным окраинам – на линию, ведущую к Силезскому вокзалу, – тяжелые осадные орудия и стрелял по центру Берлина снарядами весом в полтонны. К двадцать третьему апреля темп наступления снизился, но остановить его немцы уже не могли.
Самым странным было то, что остатки штрафного батальона оказались в расположении наступающих войск 1-го Украинского фронта, активно соперничающих с 1-м Белорусским, и вернуться в расположение своей дивизии уже не могли. 8-я армия Чуйкова входила в Берлин с юго-восточного направления, 27-я дивизия дралась неизвестно где. Раненых «трофимовцев» отправили в госпиталь механизированного корпуса генерала Сухова. Полковник Колпаков со скрипом выделил несколько грузовиков, чтобы вывезти способных к бою штрафников в район Темпау южнее Берлина, уже занятый войсками 1-го Украинского фронта.
– Товарищ полковник, я вас очень прошу, доложите в штаб 27-й гвардейской дивизии о том, что батальон с поставленной задачей справился, – донимал полковника Струкова, начштаба механизированной бригады, замполит батальона Кузин. – И примите, пожалуйста, срочные меры, чтобы доставить нас в расположение нашей части.
– Да как ты не понимаешь, капитан, – раздражался замороченный полковник. – Доложить я могу… скажу тебе больше – я уже доложил. Но переправить вас на 1-й Белорусский не могу, извини. Да и не хочу, если честно. Наступление идет, не видишь? Где я буду искать вашу дивизию? Есть у меня к тебе одно привлекательное предложение, капитан, – и нашим, как говорится, и вашим. Орлы Митрофанова вчера вышли к Тельтовканалу – это на юге Берлина. Форсировать, к сожалению, не смогли – фрицы там обороняются как проклятые. Подтягивается артиллерия, резервы – думаю, завтра там начнется заварушка, и мы уже по-настоящему ворвемся в Берлин, где нас ни одна тварь не остановит. Предложение такое: у Митрофанова практически нет пехоты. Ну, переправится он в город со своими танками… в общем, сам понимаешь, это город, повсюду баррикады, фрицы с фаустпатронами, завалы разбирать нужно. Пехота там край как нужна. Присовокупим твоих «уголовников» к танковому батальону, войдете с ним в Берлин, а дальше прорывайтесь на соединение со своим фронтом – армия Чуйкова как раз рядом будет. Договорились?
Замполит колебался. Он прекрасно понимал, что означает отсутствие части в нужное время в нужном месте и какие оргвыводы последуют за этим.
– Ты в чем-то сомневаешься, капитан? – наседал штабист. – Я же тебе не за немцев предлагаю повоевать, а на стороне нашей доблестной Красной армии. Какая разница, на каком ты фронте воюешь? Одно дело делаем, скоро все в Берлине встретимся!
– Я подчинюсь вашему распоряжению, капитан, – с достоинством произнес замполит. – Но только в одном случае: если вы сможете дозвониться до штаба моей дивизии, и полковник Вахрушев лично отдаст приказ воевать на вашем фронте. И моим людям нужно отдохнуть хотя бы несколько часов. Им нужно помыться, хорошенько поесть, переодеться – если есть во что – и пополнить боекомплект. В противном случае… вы же не хотите, чтобы я отправился в бой с толпой безоружных и умотанных голодранцев?
По-видимому, штаб 27-й дивизии одобрил план полковника Струкова – каких только казусов на войне не случается… Утром двадцать третьего апреля батальон выстроился на импровизированном плацу, подозрительно напоминающем разоренную детскую площадку. За восемь дней безостановочных боев батальон потерял три четверти личного состава, и рассчитывать на пополнение не приходилось. «Откуда у меня возьмутся для вас люди? – вполне доходчиво выразился Струков. – От сырости, что ли? Уж воюйте с тем, что есть». Бледный, осунувшийся, назойливо напоминающий протухшую селедку, замполит Кузин прохаживался перед строем и разглядывал людей с такой жалостью, что все понимали: жалеет он самого себя. На «отдохнувших» солдат было больно и страшно смотреть. Почерневшие, иссушенные, с трудом сохраняющие равновесие… Чтобы действительно восстановиться, им нужна была как минимум неделя – но такой роскоши командование не могло им позволить. Кому сейчас легко? Да и не люди они вроде, а так – штрафное мясо, им еще искупать да искупать…
– Внимание, батальон, – буркнул замполит, и в его тоне прозвучало что-то новенькое, отчего солдаты замерли. – С этого дня командовать батальоном буду я – представляться не стану, сами знаете… Не потому, что умею это делать, – капитан невесело усмехнулся, – а оттого, что больше некому. Ничего, справимся. Выражаться в превосходной степени отныне не буду, никаких патриотических бесед… отговорила роща золотая. Вы сами все прекрасно понимаете и будете сражаться с врагом до последнего. Выступаем немедленно, к вечеру мы должны быть в танковых войсках генерала Митрофанова, готового к взятию Тельтовканала – последней преграды перед городскими кварталами.
– Там порядок, товарищ капитан? – лениво поинтересовался кто-то.
– Где? – нахмурился замполит.
– Ну, так это, в танковых войсках.
Бойцы вяло захихикали.
– Гуськов, заткнись, – поморщился капитан. – Еще одно слово – и первым же плавсредством, на котором мы войдем в город, станешь ты. Понимаю, что эти каналы вас уже изрядно бесят, вызывая, хм, скажем так, неприятные видения, но делать нечего. Окрестности последнего оплота рейха – это реки и каналы, и ничего тут не изменишь. Желающие ознакомиться с картой Берлина могут сделать это в штабной палатке после построения. Из соображений логики и удобства командования подразделениями приказываю с этого дня упразднить третью роту и влить ее в остатки первой. Должности командира и замполита совмещаются…
– И поглощаются друг другом… – прошептал Бугаенко.
– Командиром первой роты назначается лейтенант Черемушкин. Командиром второй роты – лейтенант Лодырев. Всем ясно? Отныне они, и только они – ваши отцы-командиры. Командирам рот рекомендую под пули не лезть – где я вам еще офицеров возьму? Но этим только повышается их ответственность за судьбу вверенных людей и поставленной боевой задачи.
– Накладочка, товарищ капитан, – снова подал голос неугомонный Гуськов. – А взводами командовать кто будет? Ведь без взводных, сами понимаете – кто в лес, кто по дрова.
– Быть тебе плавсредством, Гуськов, – прошелестело по шеренге.
Но новоявленный ротный Кузин, как ни странно, не вышел из себя. Он исподлобья покосился на несдержанного солдата, нахмурился и задумался.
– Ну что ж, сложная обстановка и острая нехватка командного состава вынуждают меня пойти на это. Командиров взводов и отделений я назначу сам… – замполит помялся, – из присутствующих здесь военнослужащих. Надеюсь, вы еще не разучились командовать подразделениями в боевых условиях?
Форсировать с ходу Тельтовканал – южный периметр обороны Берлина – войска Конева не смогли. Прорыв к Берлину был стремительным, тылы отстали, пехота отвлекалась на разные мелочи – например, зачищала казармы в небольших городках. Выйдя вечером двадцать второго апреля к каналу, три корпуса танковой армии Рыбалко простояли на месте тридцать шесть часов, наращивая силы – подтягивая артиллерию, концентрируя пехоту. Тельтовканал был серьезным препятствием: широкий ров, заполненный водой, с высокими бетонированными берегами. Северный берег немцы качественно подготовили к обороне: заблаговременно вырыли траншеи, установили железобетонные доты, зарыли в землю танки и самоходные установки «Фердинанд». Над каналом возвышалась сплошная стена домов с толстыми стенами, каждый из которых был превращен в неприступную цитадель.
Весь день 3-я гвардейская танковая армия готовилась к штурму, подвозили орудия. К утру двадцать четвертого апреля на южном берегу Тельтовканала сосредоточилась мощная артиллерийская группировка плотностью 650 стволов на километр фронта. Немецкое командование лихорадочно укрепляло северный берег.
