чувствовать людей и ситуацию, что крайне необходимо для выживания).
Мысль о том, что если у военного хирурга есть смысловая вертикаль, то он избегает заваливания в две тупиковые крайности, наглядно иллюстрируется опытом митрополита Антония (Блума). Когда он ещё был хирургом, однажды в его отделении умирал молодой солдат. Этот солдат знал, что умрёт, ему не было страшно, но ему было жалко, что он умрёт в одиночестве. И тогда митрополит Антоний сказал ему, что всю ночь будет сидеть с ним. Тогда солдат ответил, что даже если врач будет присутствовать в палате, то всё равно в какой-то момент с врачом будет потерян контакт, и он, солдат, уйдёт в одиночество, в котором умирать — страшно. Но митрополит Антоний сказал, что всё будет иначе. Сначала солдат даст адрес своей жены, чтобы ей можно было написать, потом он будет рассказывать о своей деревне. Когда он не сможет говорить, митрополит Антоний возьмёт его за руку, солдат будет чувствовать в своей руке руку врача или в руке врача — свою руку. «Постепенно ты будешь удаляться, — говорил ему митрополит Антоний, — и я это буду чувствовать, и периодически буду пожимать твою руку, чтобы ты чувствовал, что я не ушёл, я здесь. В какой-то момент ты на моё пожатие руки ответить не сможешь, потому что тебя здесь уже не будет. Твоя рука меня отпустит, я буду знать, что ты скончался. Но ты будешь знать, что до последней минуты не был один» [72].
Митрополит Антоний видел смерть лицом к лицу, но воспринимал её не как «натуралистическое царство тления», а как возможность проявить любовь к тому, кто совершает переход в вечность. Эта смысловая вертикаль [73] формировала иммунитет, предохраняла от сползания в ПТСР. (Этот же случай можно перенести и на высказывания одного бойца, который после гибели товарищей кричал. Он собирал их на штурм, а потом узнавал, что те, кого он видел совсем недавно, убиты).
Применительно к теме воинов, вопрос о смысловой вертикали иллюстрируют слова одного военного врача, который в своё время возглавлял военный госпиталь. Он говорил, что российские воины массово крестились во время войны в Афганистане.
Как известно, в Афганистане на стороне противника воевало много наёмников. Когда противник шёл в атаку, то бывало и такое, что в цепи наёмников находились бойцы, накачанные героином. Они шли, выкрикивая свои лозунги; если по ним била очередь из автомата, они шли дальше (в те годы калибр был такой, что очередь из автомата не отбрасывала назад наступающего вперёд человека).
Российские воины видели «фонтанчики» от пуль на халатах противника, видели эти страшные глаза со зрачками, сжатыми в точку после приёма героина, и видели, как цепь шла дальше. Это зрелище психологически ломало ребят. А что они могли противопоставить этому давлению? Слова «Слава КПСС!»? Когда они стали креститься, у них появилось что противопоставить.
Здесь же можно привести и рассказ одного снайпера о том, что происходило во время одного вооружённого противостояния. Отряд российских воинов (не очень опытных) находился в подвале дома, в это время по улице продвигался отряд противника, состоящий из опытных наёмников, — из тех, которые не испугаются выстрела. Кто-то из сидящих в подвале ребят предложил запеть «Христос воскресе» и начать действовать. Что произошло далее, никто толком не понял. Отряд наёмников, имеющий особое название, разбежался, бойцов этого отряда по одиночке отлавливали в укрытиях. Дело было настолько «из ряда вон выходящим», что специальная комиссия расследовала вопрос, как неопытным бойцам удалось одержать верх над частью отборных солдат.
Также можно привести историю одного человека, который был на перепутье и не знал, какой вере отдать своё сердце. Совет дал ему опытный военный. Он сказал, что русских много веков пытались уничтожить, и потому они должны были избрать то, что их поддержит. А на Востоке — перенаселение, и потому там избирают то, что сокращает численность людей. Конечно, этот военнослужащий — не религиовед, но человек его послушал и со временем пришёл к мысли, что что-то в его словах было правильное. Как говорил ещё один человек: «Русский народ — уникальный народ, он вот уже, казалось бы, распластан на земле, растоптан, побеждён. Но — нет! Встаёт и стряхивает с себя тех, кто искал его гибели».
Пока в народе жива память о Воскресении, пока мы можем отыскать слова «Христос воскресе!» в нашей исторической памяти, — и мы можем воскреснуть. Аналогию даёт образ медоеда: этот зверёк имеет иммунитет к яду кобры. Когда кобра кусает его, он падает и как бы умирает, но вследствие работы иммунитета через некоторое время встаёт [74].
По мысли преподобного Иустина (Поповича), когда мы с верой в воскресшего Христа живём по заповедям Евангелия и побеждаем в себе всё греховное и смертное, Господь даёт пережить человеку воскресение опытно, ещё при жизни. Тогда страх смерти отступает [75].
Действие смысловой вертикали, а также феномен победы над страхом и рывок из, казалось бы, намертво сжимающегося кольца ПТСР описал Даниил Гранин в своей автобиографической книге «Мой лейтенант». С началом Великой Отечественной войны он, имея возможность остаться в тылу, пошёл в ополчение. Одетый в какие-то тряпки, так как обмундирования не было, снабжённый только противогазом и бутылкой с зажигательной смесью, так как оружия тоже не было, он почти сразу вместе с другими военнослужащими попал на вокзале под удар штурмовой авиации.
От самолётов потемнело небо. Они выли, бомбы завывали ещё истошнее. «Вопль ввинчивался в мозг, проникал в грудь, в живот, разворачивал внутренности. Злобный крик летящих бомб заполнял всё пространство, не оставляя места воплю». Ужас поглотил Гранина целиком, звук пикирующего бомбардировщика расплющивал его. Он никогда не верил в Бога. «Знал, — рассказывал он, — всем своим новеньким высшим образованием, всей астрономией, дивными законами физики, что Бога нет, и тем не менее я молился». Его запёкшиеся губы шептали: «Господи, помилуй! Спаси меня, не дай погибнуть, прошу тебя, чтобы мимо, чтобы не попала, Господи, помилуй!» Ему вдруг открылся смысл этих слов — «Господи… помилуй!..» В неведомой для него глубине что-то приоткрылось, и оттуда горячо хлынули слова молитвы.
Рядом разорвалось чьё-то тело, высокая водокачка стала падать на железнодорожный состав, взрывы корёжили пути, взлетали шпалы, опрокидывались вагоны. Но он смотрел не туда, а на зелёные стебли, где полз
