...Капитан Попов, работавший в паре с капитаном Шимаевым, летел за ним следом на расстоянии двухсот метров и видел все. Он видел белую струйку дыма от ракеты, видел яркую вспышку в грузовом отсеке вертолета капитана Шимаева, видел, как покинув вертолет, запутался в стропах и погиб под лопастями винта старший лейтенант Щербаков, видел, как выбросился из горящего вертолета капитан Шимаев. Он видел, как, оставляя за собой шлейф черного дыма, упал на землю и взорвался вертолет ведомого, видел он и бегущих к приземлившемуся Шимаеву моджахедов. И Валерий Попов - опытный летчик с семилетним стажем войны в Афганистане, не раздумывая ни минуты, бросился спасать своего боевого товарища.
"К бою!", - срывающимся голосом скомандовал он своему экипажу. Тут же заложив вертолет в глубокий вираж, он развернул его и тот лег на боевой курс.
На сверхмалой высоте, чуть ли не цепляясь за кроны деревьев и камни, вертолет капитана Попова выскочил из-за сопки в нескольких сотнях метров от бегущих к Шимаеву душманов, и ракеты тут же со всей своей мощью и беспощадностью обрушились на их головы. Потом был еще один заход, потом еще... Несущийся с грохотом над самой землей вертолет, поднявшееся облако непроницаемой пыли и дыма, ракетные залпы, вздыбленная взрывами земля, шквальный огонь душманов по несущемуся над их головами вертолету, все кружилось в смертельном танце.
И ошеломленные дерзким маневром бесстрашного летчика, душманы вынуждены были остановиться. А капитан Попов, воспользовавшись замешательством противника, буквально на грани смертельного риска, опустил свой вертолет в пятидесяти метрах от бегущего к нему капитана Шимаева. Тут же трое членов экипажа, вооруженных автоматами, выпрыгнули на землю и стали прикрывать огнем приближающегося к вертолету офицера.
Спустя минуту, опомнившиеся душманы открыли шквальный огонь по стоящему в ста метрах прямо перед ними вертолету.
В какой-то момент капитан Попов вдруг почувствовал распространяющийся по кабине резкий запах керосина.
"Неужели, топливопровод повредили?..", со злостью пронеслось в его голове, тут же представив, что может произойти в любую минуту: или заглохнут двигатели, или пожар...
А гранаты рвались уже совсем рядом, пули и осколки шлепались по обшивке, и казалось, что еще мгновенье - и вертолет будет уничтожен. Нервы у всех были напряжены до предела, а секунды ожидания тянулись нестерпимо долго.
Наконец, судорожно хватая окровавленным ртом воздух и с трудом переставляя ватные ноги, капитан Шимаев подбежал к вертолету. Его сердце бешено колотилось, иссеченное осколками стекла лицо горело, а во всем теле после удара вертолетом в позвоночник ощущалась неугасимая тупая боль.
Борттехник вертолета капитан Гиреев помог обессиленному Ильгизу взобраться в вертолет, а сам, присоединившись к майору Шестакову и прапорщику Кивалову, побежал в направлении упавшей машины, горевшей на пригорке метрах в трехстах от них. В горячке боя, не сообразив, что на вертолете можно туда долететь быстрее, чем добежать, офицеры, отстреливаясь на ходу, преодолели открытый участок и по склону ложбины стали подниматься на возвышенность. А вертолет капитана Попова, оторвавшись от земли, сначала сделал по душманам еще один ракетный залп, а затем полетел за ними следом. Летчик маневрировал, бросал машину то вправо, то влево, то уходя вверх, то резко опускаясь вниз, укрываясь за облаком клубящейся вокруг пыли, а пули, несмотря на это, по-прежнему вонзались в обшивку, взрывной волной разорвавшихся рядом гранат машину бросало то в одну сторону, то в другую.
Правый летчик старший лейтенант Рыжиков, открыв блистер и высунув туда пулемет, стал огнем прикрывать вертолет. Чуть придя в себя, и капитан Шимаев через иллюминатор в грузовой кабине тоже открыл огонь из пулемета. Выстрелы длинными очередями грохотали в кабине глухо и громко, гильзы со звоном разлетались по металлическому полу, а духи, не смотря на поредевшие их ряды, упорно, наперекор огню, продолжали двигаться вперед. От вертолета их отделяли не более пятидесяти метров, пригнувшись, они бежали, падали, затем, вскакивая, вновь бежали, что-то по-своему крича, размахивая руками и стреляя. Ильгиз отчетливо видел, как получив свою пулю, падали убитые, как при стрельбе в руках душманов злобно дрожат автоматы, а у некоторых из них, он видел в руках автоматы с подствольными гранатометами, и не мог понять, как до сих пор вертолет не был ними уничтожен, ведь им достаточно было только одного выстрела.
В памяти у него уже был такой случай. Тогда, высадив десант на окраине кишлака в провинции Имам-Сахиб, его вертолет, находясь в готовности прикрыть огнем продвигавшихся по кишлаку пограничников, стал медленно двигаться за ними вслед. Вдруг справа, метрах в двадцать от вертолета, среди глинобитных стен промелькнула фигура человека в черной чалме - в его руках было оружие. Не раздумывая, Ильгиз тут же направил свой вертолет туда. Зависнув метрах в пяти от земли, его вертолет медленно "плыл" над узкими проходами и строениями, разыскивая спрятавшегося душмана. Вдруг какое-то неопределенное чувство опасности заставило его взглянуть влево. Он повернул туда голову, и сквозь открытый блистер его взгляд тут же наткнулся на дуло "бура"** и наполненный ненавистью решительный взгляд того афганца. Лет сорока, одетый в изодранный пиджак, короткие, до щиколоток, полотняные штаны и в резиновые калоши на босу ногу, он стоял, прислонившись спиной к глинобитной стене, метрах в пяти от пилотской кабины вертолета и целился Ильгизу прямо в лицо. Несколько секунд они, не моргая, смотрели друг другу в глаза. И неподконтрольное разуму омерзительное ощущение надвигающейся смерти буквально за доли секунды охватило тогда все его существо.
В паническом ужасе резко потянув рычаг управления на себя, Ильгиз бросил машину в сторону и вверх, и только тогда, когда вертолет оказался в стороне от того места, он, вытирая ладонью вспотевший лоб, дрожащим голосом чуть слышно пробормотал: "А я уж подумал, что час мой пробил"...
Та бессмысленная и чудовищная, тянувшаяся годами кровопролитная война, выкорчевывала в людях все человеческое, в яростной ненависти они безжалостно убивали друг друга, жгли и разрушали, души их ожесточались, и что остановило тогда того афганца от желания нажать на курок, одному только Богу известно. А Ильгиз потом еще долго не мог забыть те роковые мгновенья и избавиться от навязчиво стоящей картинки перед глазами.
Наконец, группа офицеров добралась до горящей машины. Осмотрев все вокруг и то, что осталось от вертолета, они пришли к горькому выводу: "Живых членов экипажа в вертолете нет".
Не теряя более ни минуты, они, прикрывая друг друга огнем, поднялись в опустившийся рядом вертолет. Тут же рев двигателей усилился и машина, оторвавшись от земли, сначала, словно падающая птица, камнем понеслась с пригорка вниз, прямо на взбиравшихся к ней по склону душманов. Затем, набрав скорость и заложив крутой вираж, вертолет стремительно пошел вверх. А озлобленные духи, пораженные невероятной живучестью вертолета, продолжали стрелять вслед уносящейся в небо машины.
Вдруг, просвистев у самого уха и издав неприятный звон, в приборы, прямо напротив головы капитана Попова, врезалась пуля.
- Ну, суки, когда же вы уже уйметесь?!! - вырвалось у всегда спокойного и собранного правого летчика, старшего лейтенанта Рыжикова, с взбешенным выражением лица наблюдая за разлетающимися по кабине осколками стекла.
- Только бы они и в нас ракету не запустили, - инстинктивно пригнувшись, хрипло выдавил капитан Попов. Тут же открыв левый блистер, он сосредоточенным взглядом посмотрел вниз: место боя стремительно удалялось, уже неслышно было выстрелов, но сверкающие трассы продолжали тянуться к вертолету, свинцовым градом стуча по обшивке.
Наконец, войдя в облака, вертолет оказался в безопасной зоне.
- Мы возвращаемся,... - с облегчением глубоко вздохнув, подрагивающим от напряжения голосом сообщил капитан Попов на аэродром.
А в грузовой кабине царило полное безмолвие. Прапорщик Кивалов, не в силах преодолеть невыносимый запах керосина, вытекавшего прямо на пол из многочисленных пробоин в бензобаке, высунув голову в блистер, пытался надышаться, а ошеломленный пережитым, капитан Шимаев сидел, прикрыв голову руками. Его затуманенные плотным маревом глаза были сфокусированы на одной точке, а разум, не подчиняясь сознанию, был унесен туда, где не было никаких мыслей, только физическое ощущение страшной реальности.
Через какое-то время Ильгиз почувствовал на своем плече чью-то крепкую руку. Он поднял голову и тут же встретился с взглядом майора Шестакова, в нем было столько боли и сочувствия, что на глаза Ильгиза навернулись слезы. Едва шевеля иссеченными стеклом окровавленными губами, он дрожащим голосом произнес:
