Ошибается тот, кто думает, будто хороший солдат идет на смерть не раздумывая. Не думает ни о чем только вдребезги пьяный. Остальные думают. У кого семья — семью вспоминают, мать, отца, братьев. О любимых вспоминают, кому есть что вспомнить, письма домой прощальные пишут.
У Стрекалова на гражданке осталась одна тетка. Ей он иногда писал, но и то как на Луну: тетка была неграмотной. Не было у него и «заочниц». Не уважал сержант Стрекалов такой самообман. А может, это вовсе и не девушка пишет, а чья-нибудь мамаша или даже бабушка…
Когда посторонние мысли покинули голову Стрекалова, он проверил автомат и сказал:
— Завтра со мной пойдет ефрейтор Богданов. Ты, Карцев, сменишь Зябликова в двенадцать.
Послышался стук по стволу вяза — сигнал опасности. Разведчики схватились за оружие. Изнутри имелись небольшие щели, нарочно оставленные для наблюдения. Стрекалов припал к одной из них. Наблюдатель повторил стук: противник приближался. Посыпалась сверху гнилая древесина — это боец изготавливался для стрельбы.
— Без команды не стрелять! — шепотом напомнил Стрекалов и увидел немцев. Две темные фигуры в касках с автоматами на груди не торопясь прошли метрах в двадцати от вяза, под которым скрывались разведчики, и исчезли за деревьями. Но прежде чем уйти, один из них покосился на вяз — Стрекалов это видел ясно. И еще услышал приглушенный смех и несколько слов, сказанных довольно громко. Он толкнул ногой Карцева, сидевшего ниже.
Когда немцы скрылись, Карцев сказал:
— По-моему, это какая-то чепуха. Перевести ее можно так: большая рыба не дает спать маленькой…
— На то и щука в море, чтобы карась не дремал? — сердито засмеялся Богданов. — Такое и я, пожалуй, переведу. Это ж наша русская пословица! Шляпа ты, а не переводчик.
Стрекалов промолчал.
Визит немцев повторился во втором часу ночи, когда на посту стоял Сергей Карцев. На этот раз новички держались спокойнее, и Стрекалову не пришлось напоминать Сергею о его обязанностях. Впрочем, переводить было нечего — немцы прошли молча, и Стрекалову снова показалось, что прежде, чем скрыться за деревьями, один из патрулей незаметно повернул голову и взглянул Сашке прямо в глаза…
— Что будем передавать, командир? — спросил Федя, когда опасность миновала. — Можно микрофоном, покуда расстояние позволяет.
Стрекалов ответил не сразу, перед ним все еще маячили фигуры немецких патрулей. Зародившееся сомнение было еще неосознанным, интуитивным, но оно беспокоило, лихорадило мысли и требовало разъяснения.
— Ничего. Ничего передавать не будем.
На рассвете они с Глебом снова отправились на тот же бугор, с которого было так удобно наблюдать за развилкой. Дождавшись, когда регулировщик повернулся к ним спиной, они пересекли основную магистраль и устремились вдоль дороги, ведшей на склад. Минут через двадцать показались контуры больших цистерн, разрисованные камуфляжными пятнами. Возле огромных, похожих на цирковые шатры емкостей стояли баки меньшего размера. Цистерны, стоявшие на поверхности, перемежались с другими, врытыми в землю по самую горловину, но только к двум подъезжали машины, остальные бездействовали. Сначала разведчики не придали этому особого значения, но вот возле одной из действующих цистерн образовалась очередь. Однако никто не пошел открывать краны других баков, не предложил машинам рассредоточиться. Такое легкомыслие — склад был хорошо виден с воздуха, особенно подъездные пути к нему — не было свойственно немцам. У второй от края цистерны заправлялся уже знакомый Сашке средний танк и два тягача. Похоже было, что в этой емкости находилось дизтопливо. Что же тогда в остальных? Подозрение переросло в уверенность, когда солдат охраны, забравшись на одну из больших цистерн, откинул крышку и спустил вниз на веревке котелок. Через минуту он вытянул котелок обратно и все содержимое перелил в бутылку. Стрекалов начал внимательнее рассматривать в бинокль остальные цистерны. У большинства люки были закрыты неплотно.
— Вот это фокус! — сказал он Богданову. — Все баки пусты, за исключением этих двух. Айда к рации!
В своей передаче из Алексичей Стрекалов просил «Зарю» отменить приказ полковника Чернова. Он не хотел своевольничать, но обстоятельства сложились иначе.
Когда разбуженный часовым Стрекалов открыл глаза, красная трехзвездная ракета уже потухла. Сержант взглянул на часы. Было без трех минут два.
— Снова там же!
Он развернул карту. Богданов светил фонариком, Сашка водил по карте спичкой.
— В этом направлении находятся Бязичи, но до них, пожалуй, далековато. Ракета была… Серега, на каком расстоянии была ракета?
Карцев подумал.
— Километрах в десяти от нас.
— Понятно… Федор, давай «Зарю»!
Ему ответили сразу, хотя время было неурочное. По голосу Федя узнал своего однокашника по курсам радистов ефрейтора Степанчикова.
— Зябликов, ты? — обрадовался тот. — Вот здорово! У микрофона «Восьмой».
Разведчики переглянулись — это был позывной начальника штаба дивизии.
— Слушаю тебя, «Сокол», — скрипуче отозвалась трубка. Сашка молчал. — «Восьмой» у аппарата, говорите! — нетерпеливо повторил Чернов.
Стрекалов доложил о ракете.
— Знаем, — коротко перебил Чернов, — у вас все?
Набравшись смелости, Стрекалов попросил разрешения перейти в квадрат «4-а».
— Выполняйте задание, следите за объектом! — отрезал Чернов.
Передача закончилась. Стрекалов откинулся на спину, закрыл глаза. Полковник не хочет понять, что группе оставаться здесь дольше нельзя. Передатчик наверняка засекли, но дело даже не в этом. На кой черт торчать возле пустого склада, когда есть другой, более важный объект? Почему полковник не разрешает двигаться дальше? Почему круг задач неожиданно так сузился? Может, в штабе стало известно место прорыва? Стрекалов даже привстал на локте. Тогда зачем держать его группу здесь? И вдруг простая и ясная мысль пришла в голову. Дезинформация! Немцам надо, чтобы русские поверили, будто Шлауберг пойдет на прорыв здесь, и они нашли способ убедить их в этом. И снова сомнение. Ведь эта ракета вторая…
Он опять вызвал «Зарю». Дежуривший у аппарата капитан Ухов сказал, что «Двенадцатый» — майор Розин — в отъезде, а вся операция находится в ведении «Восьмого».
Стрекалов повторил просьбу. Ухов неожиданно рассердился.
— Умней всех хочешь быть? Так слушай сюда: тот мешочек, от которого ты хочешь улизнуть, битком набит — это уж точно. Не один ты в подворотню лазал. Так что делай что велят, тогда и твоя голова целей будет, и нам спокойней.
Он кончил. Подождав секунду, Федя щелкнул тумблером.
— Батарей жалко, товарищ сержант…
У Стрекалова опустились руки. Может быть, самое главное в его жизни дело ускользало от него, затягивалось пеленой недоверия и непонимания. Теперь по его маршруту будет послана другая группа разведчиков или даже несколько, а он будет сидеть здесь сложа руки возле пустого склада. Нет, не о таком мечтал сержант Стрекалов, отправляясь в путь!
— Кто им там намутил насчет склада? — спросил Богданов.
— Какой-нибудь пленный фриц, — уверенно ответил Сашка, — пленные врать умеют будь здоров.
— Может, наши с воздуха заметили цистерны?
— Нет, не то. Погода все это время была нелетной, да и что могут определить летчики? Только то, что тут стоят цистерны? А где их нет? От Бреста до Волги таких складов знаешь сколько? На всех бомб не хватит. Бомбят, когда получат донесение наземной разведки.
— Может, в самом деле мы тут не одни? Еще кто-то за складом следит?
— Вряд ли. Это наверняка пленный напутал. Или немцы подослали кого нарочно. Ведь не зря же вся эта показуха в Алексичах. Ты думаешь, почему нас фрицы до сих пор не обнаружили? Сидим под самым носом, а они не трогают.
— Может, мы так… хитро замаскировались? — сказал Карцев.
— Ерунда. Не хотели трогать, вот почему. Своими передачами мы играли им на руку. Сами дезинформировали своих, а теперь возмущаемся, что Чернов не разрешает бросить объект.
— Тогда пускай проверяют! — возмущенно воскликнул Карцев. — Как… мальчишек. Убедятся — самим же стыдно будет.
— Ты красную ракету видел? — спросил, посуровев, Стрекалов.
— Ну, видел, так что?
— А то, что медлить больше нельзя. Там главное.
— То самое, ради чего мы здесь, — подхватил Богданов.
Стрекалов благодарно тронул его плечо. Он попытался представить лица всех троих. В общем-то мальчишки. Зябликов месяц назад бриться начал, Карцев еще не начинал — так и ходит с цыплячьим пушком на подбородке. Понимают ли они, на какое дело собирается повести их командир? А если поймут до конца, струсят или нет? Похоже, нет. Школьная романтика еще не умерла в них, не вышла через шинель соленым потом, еще дует в головах ветер, и война для них все еще что-то вроде игры. И все-таки сказать надо.
