золотистых пышек. Василь взял всю тарелку, пододвинул к себе и, наклонившись, понюхал.
— Ну, всё, я дома.
Он с жадностью откусил кусочек и запил свежим прохладным молоком.
— Чего же это я? — всплеснула руками София. — У меня для такого случая медок припасён.
Она достала из буфета небольшую баночку, покрытую сверху материей, открыла и поставила перед Василём.
— Ну, вот. Теперь вкуснее будет, кушай. Я пойду во двор, кур так и не покормила.
Женщина поспешно вышла, оставив сына одного. Он жевал и оглядывался по сторонам. Всё вокруг знакомое, родное, всё, как и раньше, на своих местах. Не хватает только отца с братом. Ничего, вернутся скоро.
Хозяйка торопилась в дом, придерживая в руках передник.
— Вот яичек собрала. Давай пожарю.
— Угу, — ответил Василь с набитым ртом.
София разожгла керогаз и поставила на него сковородку.
— Надо было, наверное, сначала яичницу, а потом уже пышки с молоком.
— Ничего, — отвечал не перестававший жевать Василь, — я и после яичницы молочка попью. Надо на мехток сходить, у парторга отметиться.
София поставила на стол сковородку.
— Ешь, днём сходишь, отдохни с дороги.
— Я лучше сразу.
— А ну, цыц, — отрезала София и несильно стукнула ладонью по столу, — сказала днём, значит, днём. Не успел домой вернуться, а уже убегаешь. Я сейчас на ферму пойду и скажу, что ты вернулся, — она задумалась на секунду, опустив глаза и смахивая рукой крошки со стола, — успеешь ещё. С пальцами что у тебя?
— Ударился, теперь не разгибаются.
— Я им ещё выскажу, сына калекой сделали.
— Не надо, мам, — попытался возразить Василь.
— Женой будешь командовать, — строго ответила София, но тут же оттаяла и, встав из-за стола, со спины подошла к сидящему на табуретке сыну и погладила его по голове и плечам, — отдыхай, я пойду. Не раньше полудня из дома выйдешь. Понял?
— Понял, — ответил Василь, снизу вверх посмотрев на мать.
В полдень работа на мехтоку шла полным ходом. Женщины, от пыли подвязав волосы косынками, подкидывали зерно деревянными, похожими на весло лопатами. Санька возился со стоящей неподалёку прицепной сеялкой.
На лавочке, спрятавшись от солнца под камышовым навесом, расположился парторг. Он расстегнул ворот рубахи и обмахивал кепкой потное лицо. Он постоянно поглядывал на Нину, работающую вместе со всеми, нехотя встал и, прищурившись, поднял голову к небу.
— Нина, пойдём, поможешь мне, — он сделал несколько шагов в сторону и обернулся.
Девушка, пряча глаза, делала вид, что не слышала.
— Нина, — прикрикнул парторг.
— Да, — неуверенно отозвалась она.
— Пойдём, говорю, поможешь.
С этими словами он не спеша последовал к дальнему складу. Нина, опустив голову, шла за ним, как бычок на бойню.
К работающим подошёл Василь. Он был в белой рубашке, брюках и новой кепке.
— Здравствуйте, кого не видел.
— Ты посмотри, фронтовик наш вернулся, — радостно вскрикнула тётя Аня, — знаем, знаем. Мать твоя с утра уже хвасталась, что ты приехал.
Девушки остановили работу и, улыбаясь, смотрели на повзрослевшего парня.
— Ты насовсем или как?
— Насовсем, — чуть высокомерно ответил Василь.
Подошёл к Саньке, протянул ему руку для приветствия. Тот поздоровался и сказал с брезгливым видом:
— Какая у тебя кривулька жёсткая. Фу.
— Вот, вот, имей в виду, — Василь огляделся, — а где парторг? Ты же говорил, что он с вами будет.
— Здесь он, к новым сараям с Ниной пошёл.
— Куда?
— Пойдём, провожу, — Санька вытер руки тряпочкой, — тут у нас ударно всё. Война кончится, точно в миллионники выйдем.
Парни не спеша пошли в ту сторону, куда пару минут назад прошли Нина с парторгом. Санька продолжал нахваливать хозяйство.
— Видал, чего строить будем? Конюшню, коровник. Теперь и ты нам в помощь.
— Погоди ты, — перебил его друг, — слышишь?
— Что? — не понял сначала Санька и тоже стал прислушиваться, — вроде плачет кто-то.
— Пошли, — позвал Василь и поспешил к самому дальнему сараю.
Чем ближе они подходили, тем яснее слышали, как Нина причитает сквозь слёзы:
— Не надо, ну, не надо, отпустите.
И тут же приглушённый бас парторга:
— Тихо, тихо, не шуми. Я тебе харчей подкину, успокойся.
Парни резко открыли дверь. На усыпанном соломой полу лежал парторг, навалившись грузным телом на хрупкую девушку, и пытался залезть руками ей под юбку.
— Ах, ты, паскуда, — вскрикнул Василь.
Парторг, спотыкаясь, попытался встать, попутно подтягивая штаны и заправляя рубаху. Нина вскочила и убежала в открытую дверь.
— Вы чего сюда припёрлись, ублюдки? — стал напирать парторг, — если кому хоть слово скажете, я вас в лагерях сгною, недоноски.
Санька двинулся на него.
— А ну, иди сюда, тварина.
Тот выхватил из кармана наган.
— Стоять! Только попробуйте ещё шаг сделать. Оперились? Я вас быстро ощиплю.
На шум прибежали женщины с деревянными лопатами в руках.
— Что у вас тут, почему Нина убежала в слезах? — спросила тётя Аня.
— Вот этот валял её здесь, на полу, — ответил Санька, — под юбку лез.
— Прибежали они, — с издёвкой в голосе вскрикнул парторг, — дело молодое. Она одна, я один, вот и сговорились.
— Только не надо мне брехать, что любовь у вас, — продолжила тётя Аня, — ты себя видел? Старый хрен.
— Ничего страшного, с неё не убудет.
— Ты из ума выжил что ли?
— Да я вас всех тут… — начал парторг, но одумавшись, спросил с ехидной улыбкой, — или тебе завидно? А то смотри, я же не только к ним, я и к тебе могу вечерком зайти. Ты ещё ничего такая, в соку.
Тётя Аня переменилась в лице, догадавшись, о чем тот говорит. Обернулась к стоящим у неё за спиной девушкам.
— Кого ещё из вас он вот так же в сторонку отводил?
Те опустили глаза. Тётя Аня снова посмотрела на ехидно улыбающегося парторга.
— Ну, чего ты, Анна? Соглашайся, все понятливые.
В тот же момент она, не задумываясь, ударила парторга лопатой по голове, тот вскрикнул и упал. Остальные девушки тоже набросились, избивая кто ногами, кто лопатой. Они с остервенением втаптывали в землю упавшего, будто это он, именно он виноват во всём, что творится вокруг. В том, что мужики на войне, в том, что пашут они как лошади, в том, что дети сиротами растут, во всём виноват вот он.
Санька с Василём, никак не ожидавшие такого развития, стояли в оцепенении, не понимая, что происходит, так быстро всё случилось. Парторг сначала вскрикивал под ударами, пытался просить, но потом затих.
Вбежал председатель.
— Бабы, бросьте! — он кинулся в толпу, пытаясь растолкать женщин. — Хлопцы, помогайте! Чего стоите? Они же его угробят. Пересажают всех, дуры!
Когда с трудом всех разняли, парторг лежал на полу, раскинув руки в стороны. Лицо его представляло
