— они лежали рядом. Они чувствовали себя совсем молодыми, они не догадывались, что это радость, а не юность забила в них ключом, и что Зуеву на деле не тридцать лет, а гораздо больше, и что Крылову не двадцать, а больше, гораздо больше…
Они честно исполнили свой долг перед родиной и соотечественниками и чувствовали глубокое удовлетворение собой. Но в эти минуты они о многом не догадывались.
Они не знали, что для себя лично они приобрели на войне только раны, усталость и такой опыт, который будет лишь отягощать им жизнь;
что после войны произойдет переоценка человеческих ценностей, по официальному курсу которой их мужеству, самоотверженности и патриотизму будет грош цена, а героем дня станет расчетливый беспринципный приспособленец;
что они окажутся в до возмущения невыгодном положении по сравнению с избежавшими фронта и службы в армии преуспевающими обывателями, чуждыми гражданской совести и высокомерно взирающими на израненных фронтовиков;
что государство, устои которого они четыре года отстаивали в жесточайших боях с врагами, не только ничем не компенсирует им ранения и растраченное здоровье, но и отнимет у них те малые льготы, которые полагались награжденным боевыми орденами;
что официальный авторитет и материальное положение человека будут зависеть не от его нравственных достоинств, а от бездумного послушания властям, от связей, от умения приспосабливаться к переменчивой политической конъюнктуре или просто от способности любыми средствами урвать для себя звание, должность и привилегии;
что плодами Победы воспользуются партийно-государственные бюрократические круги, которые отнимут у народа главную заслугу в разгроме гитлеризма и присвоят себе;
что даже великий полководец, гордость русского народа маршал Жуков станет неугоден послевоенным властям и подвергнется опале;
что послевоенные власти, преследуя свои узкополитические корыстные цели, сведут на нет всенародное торжество Победы, подменив его прославлением своей «руководящей роли»;
что партийные идеологи и разного рода «обществоведы» будут систематически утаивать подлинную историю минувшей войны, а действительный опыт фронтовиков поставят «вне закона»…
Они не предполагали также, что Отечественная война была не только героической эпохой в жизни советских народов, но и исходным пунктом новых, неведомых еще зол, потому что в ходе ее окончательно отмобилизовались антинациональные, антирусские силы с их демагогией, алчностью, абсолютным пренебрежением к потребностям народа-победителя, массовым террором, продажностью и преступностью…
Не подозревали они и о том, что их роль в войне была глубоко трагична: вынужденные защищать свободу и независимость своей родины, они невольно способствовали укоренению антинациональных общественных сил, которые, захватив всю полноту власти, лишат их многих элементарных человеческих прав…
Они многого еще не знали и не могли знать. Но они и не поверили бы, что после войны, десятилетия спустя, будет так. Великая Победа придавала событиям оптимистический колорит. Разве можно было тогда предполагать что-либо иное!
Рана у Крылова быстро затягивалась, в госпитале ему уже не сиделось, он жаждал выйти за его стены, ощутить это необычное для зрения и слуха «после войны».
Через две недели он расстался с Зуевым и на попутной машине уехал в батальон. Как там ребята? Что делают? Как пережили победный миг?
Крылов сошел на перекрестке, повернул на проселочную дорогу. В небе, радуясь тишине, совсем по-русски заливался жаворонок. Крылов миновал хуторок среди поля и увидел на лесной опушке тридцатьчетверки. Они стояли по-особому, — торжественно, молча. Около них не было привычной суеты.
«Вот мы и дома…» — подумал он, и ему стало чего-то жаль. Он не успел разобраться в этом мимолетном чувстве: его заметили. Исакян издали приветливо махал рукой.
Ровно через пять лет, в такой же солнечный майский день, Крылов подъезжал на пригородном поезде к Покровке. Он стоял у окна и смотрел, как она наплывала на него. Все здесь осталось прежним: так же выглядел окраинный монастырь, так же вилась лента Москвы-реки, так же свистел паровоз, въезжая на железнодорожный мост. Потом мимо поплыли скученные деревянные дома, утопающие в зелени садов. Все здесь было когда-то исхожено им вдоль и поперек и теперь возвращалось к нему, оживало в его памяти, будто он лишь ненадолго отлучался из этих мест.
Мастерские, кинотеатр, переезд. Крылов снял с полки чемодан, прошел в тамбур. Поезд подполз к вокзалу, вагон качнулся и замер.
Крылов спустился на перрон, сделал несколько шагов, стал. Ноги будто не принадлежали ему. Странная нерешительность охватила его. Потом перед ним выросла девушка с поразительно знакомыми глазами.
— Шура?.. Ты?
— Женька! — сестра бросилась к нему. Потом, будто опомнившись, оторвалась от него, подняла руку. — Мама!.. Ма-ма!
Крылов взглянул в ту сторону и увидел мать. Она спешила к нему, но ей не удавалось идти быстро, и он шагнул ей навстречу.
1960–1994 гг., г. Коломна
Трудно писать об отце в прошедшем времени. Хотя его уже нет с нами на этой земле, для меня отец всегда живой, и, кажется, что он лишь уехал в длительную командировку, и близка радостная встреча.
Мой папа, Маношкин Михаил Павлович, родился 9 мая 1925 г. в деревне Орешково Малинского (ныне — Ступинского) района Московской области в крестьянской семье. С детством в деревне под покровительством любимой бабушки Екатерины Егоровны Михеевой у папы связаны самые счастливые и безмятежные годы жизни.
В 1933 году семья переехала в Коломну, здесь папа учился в школе и отсюда в неполные 17 лет в марте 1942 г. ушел добровольцем в авиадесантные войска вместе со своим одноклассником и товарищем Володей Митиным. Друзья вошли в состав 10-ой воздушно-десантной бригады 5-го воздушно-десантного корпуса, формировавшейся в г. Раменское.
В связи с резким ухудшением фронтовой обстановки на юге России 5-й воздушно-десантный корпус в конце июля 1942 г. был переименован в 39-ю гвардейскую стрелковую дивизию и срочно направлен на Сталинградский фронт. Теперь уже в составе 2-го батальона 117-го стрелкового полка в первых числах августа 1942 г. папа прибыл на фронт. Батальон выгружался на ст. Иловля приблизительно в 70 км от Сталинграда. В это время фронт за Доном был открыт. Батальон, не задерживаясь, отправился навстречу врагу и в неравном и трагическом бою с немецкими танками погиб.
Выходя с остатками батальона из окружения, папа попал в плен. С колонной военнопленных-смертников он оказался на железнодорожной станции Чир, откуда на десятый день плена бежал вместе с Володей Митиным. Не имея возможности идти открытыми степями на восток и перейти линию фронта, друзья отправились на поиски партизан в немецком тылу и, преодолев множество трудностей и препятствий, 15 декабря 1942 г. пришли в партизанскую столицу Хинель Брянской области, где вступили во 2-й Севский партизанский отряд им. А.
