«Капитан» увидел бикфордов шнур, тянущийся от блиндажа к мосту, и две пары проводов в желтой и зеленой изоляции, уходящих в землю. Видимо, для них была вырыта канавка, которую затем забросали землей — саперы боялись, что осколки снарядов или авиабомб могут повредить провода. Они застраховали себя от всех случайностей...
— О! — одобрительно произнес «капитан». — Я вижу, вы приготовились, как надо!
— Конечно, — ответил польщенный младший лейтенант и махнул рукой в сторону бежавших к блиндажу бойцов. — Дублировали на всякий случай.
Я не понял, что означал взмах руки сапера, а «капитан», кажется, этот жест вообще не заметил. «Сверхчеловек» поглядывал вверх на небо, но, как я догадался, делал это он для отвода глаз, а в действительности прислушивался к стихающей за станицей пушечной пальбе. Кажется, танки прорвали оборону и уже шли без выстрелов.
— Авиация вас не беспокоит? Странно...
— Да, — ответил младший лейтенант. — Мост не трогают. Начинайте, товарищ капитан. Все в сборе.
Восемь против неполных девяти... Все равно сомнут, срежут — преимущество внезапного нападения. Саперы растеряются, сразу не поверят мне. А стрельбы пушек уже не слышно, танки прорвались. Колонны спешащих сюда советских войск, посланный защищать водный рубеж, растянулись на марше... Грозный, нефть... Стрелы гитлеровского наступления нацелены туда. Я видел воображаемую карту с этими стрелами, и я видел вход в блиндаж. Там машинки. Я знаю все системы, умею пользоваться. Учили! Пусть свои же убьют, растерзают, но мост будет взорван.
Решение было принято. Может, это последние секунды моей жизни... Но я не испытывал особого страха. Я думал только о взрыве, только о мосте, который взметнется в воздух перед самым носом гитлеровских танков. Больше я ничего не желал.
— Товарищи... — начал «капитан».
Все взоры устремились к нему. «Ну! Вот твой последний шанс на победу... Действуй! Наноси удар псу-рыцарю!» Сильным толчком плеча я сбил с ног стоящего рядом со мной «старшего сержанта», ринулся в блиндаж и... столкнулся грудь с грудью с бойцом, появившимся в проеме входа. Не пытаясь понять, откуда и почему появился еще один сапер, я хотел перескочить, перевались через него, проникнуть в блиндаж, но чья-то сильная рука сгребла меня за ворот, потащила назад. Володька подоспел...
— Это немцы! — в отчаянии, сознавая, что теряю последнюю надежду на победу, закричал я. — Переодетые немцы. Взрывайте мост! Товарищи, немцы, говорю вам. Они захватят... Взрывайте! Я — советский разведчик. Капитан тоже немец. Взрывайте!
Обезумев, я продолжал выкрикивать отрывочные фразы, торопясь, ожидая, что вот-вот меня собьют с ног, заткнут рот ударом приклада. Но если не считать Володьки, по-прежнему державшего меня за ворот, ко мне никто и пальцем не прикоснулся.
И тут я увидел во всей красе бесподобную улыбочку «капитана Павлова». Он улыбался пренебрежительно, одной стороной лица, точно считая, что я недостоин полной улыбки, что для меня хватит и половинки.
— Это тот гитлеровский диверсант, о котором я говорил, — спокойно сказал «капитан» встревоженному, не понимающему, что происходит, командиру саперов и ткнул пальцем в грудь Володьке: — Скажи, артиллерист, что это за человек? Кто он?
Володька понял, ответил:
— Темный... Говорит — диверсант. Теперь ясное дело. Ехал на мотоцикле с немецкой стороны.
— Слышите? — торжествовал гитлеровец. — Этот боец с передовой, конвоир.
— Я советский разведчик, товарищи! Немедленно взрывайте мост! Танки близко... Это переодетый гитлеровский офицер. Весь отряд переодет в советскую форму. У них задание захватить мост. Поверьте... Я вез сообщение нашей разведки, — кричал я, задыхаясь, ловя открытым ртом воздух.
— Посмотрите на его сапоги и брюки... — саркастически произнес «капитан».
— Слышите?... Только капитан и старший сержант говорят по-русски, остальные не знают ни слова! Проверьте!
Я ошибся, знали еще двое. Один сказал: «Сволочь!», другой добавил: «Вот дает!» «Капитан Павлов» взмахнул рукой, щелкнул пальцами, и остальные волкодавы дружно засмеялись.
— Спросите что-нибудь у других, — настаивал я, напрягая сорванные голосовые связки. — Ну, спросите!
Лицо командира саперов взялось красными пятнами, он посмотрел на мои ноги, затем на мост. По мосту на нашу сторону ехало несколько повозок, брели легко раненные, женщины с детьми. Где-то недалеко за бугром раздались взрывы бомб и треск зенитных пулеметов. Смуглолицый сапер с выбившимся из-под пилотки черным курчавым чубом, тот, что прибежал от окопчика (кажется, это был Гургинидзе), что-то сказал своему товарищу, видимо, по-грузински. Я понял только два слова — «кацо», «дубль».
— Товарищ капитан, ваши документы, — тревожно озираясь на своих подчиненных, потребовал младший лейтенант.
— Ну и ну... — обиженно качнул головой гитлеровец, расстегивая карман гимнастерки. — С этого надо было начинать, товарищ младший лейтенант. — Он вытащил несколько книжечек, подал одну, очевидно, удостоверение личности, и спросил с благородным негодованием: — Орденскую книжку? Партбилет? Справку о ранении?
Младший лейтенант взял все документы, торопливо, с суровым видом полистал их, сверяя записи, печати и поглядывал то на фотографии, то на лицо «капитана».
— Это липа! — кричал я хриплым голосом. — Что вы делаете, лейтенант! Гоните их, взрывайте мост, пока не поздно. Танки близко.
— Товарищ старший сержант, успокойте мерзавца, наконец, — даже не удостаивая меня взглядом, небрежно бросил через плечо «сверхчеловек».
— Гоните их! Они убьют вас! Взрывайте...
«Старший сержант» ударил меня прикладом в живот, выше пряжки ремня, и хриплый голос мой оборвался на полуслове.
Младший лейтенант вернул гитлеровцу документы, козырнул.
— Товарищ капитан, попрошу вас удалиться отсюда. Я не имею права... Идите к своим людям, занимайте оборону.
Я стоял, едва держась на ногах, и не в силах произнести ни слова, кивал, мотал головой, давая понять саперам, чтобы они не верили «капитану».
— Ш-што?! — изумился гитлеровец, бледнея и переходя на громкий шепот. — Вы доверяете фашистскому диверсанту больше, чем мне? Там, на той стороне, тысячи наших... Вы хотите погубить их, бросить в лапы фашистам?
— Прошу удалиться! — закричал командир саперов, отступая шаг назад. Лицо его было красным от прилива крови. — Немедленно! Иначе вынужден буду применить оружие. — Оглядываясь на своих, он приказал: — Занять места, приготовиться к взрыву!
— Стой!! — гневно и властно махнул рукой «сверхчеловек».
В то же мгновение «старший сержант» нагнулся и двумя ударами кинжала перерезал провода. Саперы застыли, не веря своим глазам.
— Родину прродаете? — едва сдерживая бешенство, выкрикнул «капитан». Рысьи глаза его сверкали неподдельным негодованием. — Смотрите! Там женщины, дети. — Он выбросил в сторону моста руку с растопыренной пятерней.
Это был обусловленный знак, приказ к нападению. Волкодавы бросились на саперов, молниеносно сбили их с ног, смяли, обезоружили, свалили в воронку.
— Что ты делаешь, капитан? — Володька с открытым ртом, расширенными глазами, обеими руками схватил гитлеровца за грудь, рванул к себе так, что гимнастерка затрещала и лопнула у карманов. Он бы смял его в своих лапах, если бы не подоспел «старший сержант»... Гитлеровец всадил кинжал Володьке в спину, под левую лопатку. Глухой богатырь изумленно оглянулся и рухнул на землю мне под ноги.
— Родину продавать?.. — повторил «капитан» непонимающе, белыми от ярости глазами рассматривая оборванный, повисший как нелепый фартук широкий лоскут своей коверкотовой гимнастерки. — Я покажу! Я доложу генералу...
Он все еще играл, играл по инерции, не мог выйти из созданного им образа капитана Павлова, все еще боялся открыть свое настоящее лицо. Ему нужно было оттянуть начало боя до предела. Он уже заметил, что на бугре появилось какое-то, только что прибывшее подразделение, поспешно занимающее оборону, и не хотел терять своих людей понапрасну. Это ведь тоже льстило его самолюбию — чистая работа, без потерь в личном составе.
Вдруг его бешеные глаза остановились на мне, и он заорал:
— Ложись, гад! Лицом вниз, руки за спину. Советский разведчик... Кого обмануть захотел, ублюдок!
«Капитан» толкнул меня в плечо и, когда я валился на землю, увидел бегущую к нам Зульфию.
— Товарищ капитан! — закричала она еще издали. — У меня готово, обе машины заполнены ранеными. Где шоферы? Прикажите шоферам... — Тут голос ее умолк. Я услышал шаги и удивленный возглас: — Товарищ капитан... Ой! Что тут? Что случилось?
Зульфия увидела мертвого Володьку... Последние, полные тревоги слова девушки раздались близко, почти надо мной. Я приподнял голову и увидел покрытые пылью сапоги и тонкие ноги в грязных чулках. Один чулок был разорван ниже колена, и на смуглой коже виднелась большая запекшаяся ссадина.
