в восемь.
— А зарядка есть?
— Конечно! Вот такая! — «Дрозд» усердно трет кулаками глаза.
«Проза» хихикает:
— А отбой?
— Как получится.
Командир полка только что приехал с передового пункта управления (ППУ) на КП помыться, узнать тыловые новости. Позывной командира полка — «Аляска».
Когда в штабе заканчивается совещание, «Прозу» приглашают вниз познакомиться с «Аляской». Пока полковник общается с офицерами, «Проза» изучает его живое лицо, остатки чуба между залысин и несколько морщин на высоком лбу.
— И он чо? Слабонул? — Когда «Аляска» говорит, то и дело приподнимает правую бровь.
В центре подвального помещения стоят три стола, накрытые огромной картой. Комполка и начштаба склоняются над ней. Остальные столы выставлены в ряд лицом к стене. Спиной к командирам за компьютерами сидят связисты, секретчик и «Неон». Двое возятся с плоттером. На стенах схемы и два православных стяга: красный с изображением Спасителя и синий с изображением Казанской иконы Божией Матери.
Командир полка лучше всех понимает, зачем «Проза» приехал на фронт. Его ожидания от будущей книги самые высокие. «Проза» и «Аляска» говорят обо всем подряд, сбиваясь с одной темы на другую. «Аляска» живет войной. Осматривает выделенную ему кровать и стол в соседней комнатушке, вздыхает:
— Нет, не могу остаться. Сердце — там, за ребят болит.
«Проза» обещает записать и передать ему впечатления «человека со стороны», и «Аляска» уезжает обратно, на передок.
— Проблема одна — мух столько, что норовят унести штабные документы, — «Дрозд» показывает «Прозе» место для ночлега.
Но там душно, потому «Проза» выходит во двор, ищет, с кем познакомиться. Уже стемнело. Бойцы под руководством крепкого здоровяка, вдвое шире «Прозы» в плечах, заряжают ленту автоматического гранатомета. Сам АГС стоит здесь же — в кузове уазика-профи.
— Когда челябинские мужики падают лицом в асфальт, кровь идет из асфальта! — это замполит, подполковник «Пустельга».
В черном небе вспыхивает красный шарик. Он напоминает салют, только на большой высоте. Потом еще один и еще. Долетает звук первого взрыва. Это «панцири» сбивают HIMARSы. Кто-то за спиной «Прозы» считает разрывы:
— Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, — по голосу «Проза» узнает «Неона», старшего лейтенанта заместителя начальника штаба назначили его нянькой. — Эх!
«Неон» матерится:
— А вот теперь прилеты!
«Проза» оборачивается спросить, почему «Неон» считает не все звуки разрывов, но старлей уже догадался, о чем его хотят спросить:
— Прилетов четыре. Все, как всегда, восемь из двенадцати сбили, четыре попали.
— И вот же суки, всегда бьют в один и тот же пролет, — говорит кто-то из темноты.
— А как вы различаете звуки?
— У выхода звук одинарный — «бах», а у прилета сдвоенный — «бабах», — объясняет Неон.
— Но «бахов» было больше, — ворчит «Проза».
— Первый звук — взрыв в небе, второй — до нас доходит звук старта «панциря», если сдвоенный звук — то прилет.
Офицеры ужинают после солдат. Котел — общий. Каша, тушенка, нарезка из огурцов и помидоров. Обсуждают гуманитарку. «Проза» рассказывает:
— Грузил гуманитарку. Подогнал минивэн к пункту «Озона», багажник распахнул. «Озон» ящики «зажал», сотрудник сканирует каждую упаковку носков, футболок. Минут двадцать. Жарко, душно, кондиционера нет. Очередь собралась человек десять, молодые и старые, русские и нерусские, с детьми и без. Москвичи. И — верите? Никто не издал ни звука возмущения. Все все поняли. Пока я туда-сюда таскал груз, обсудили между собой защитный цвет футболок. Догадались, что не я буду носить 400 пар носков. И за коробками предложили сбегать. И погрузиться помогли, все, что уронил, — подобрали и поднесли. Что-то в атмосфере изменилось. А говорят — в Москве сплошь либералы и «нетвойняшки». Вас не парит, что кто-то в тылу не поддерживает спецоперацию?
«Проза» задает вопрос сразу всем, но отвечает зам по тылу «Синица». У него звонкий металлический голос, на правой руке он теребит браслет-четки с крестиком.
— А знаете, Андрей Владимирыч, а нам — похер. Без них победим. «Нетвойняшки» — тоже наша Родина, а Родину не выбирают. Сами справимся. В спину не стреляют, и слава Богу.
Начальство решило, что знакомство с десантниками лучше начать с дивизионного госпиталя, и отправило «Прозу» в Берислав отвезти заболевшего солдата.
Лицо Мурата одного цвета с листом направления, который он прижимает к груди ладонью. На сгибе локтя левой руки — рюкзак. Мурат садится в минивэн:
— Один вопрос — на-хе-ра?
Ругательство он произносит по слогам. Это не первый подобный вопрос, который «Проза» слышит от рядовых.
На перекрестке — указатель: налево — Херсон, направо — Берислав. «Проза» поворачивает направо.
— Для меня самым ярким эпизодом был проход через Чернобыльскую зону, — рассказывает Мурат, — такой драйв! Прямо «Безумный Макс» какой-то! Я увидал все! Даже о чем и мечтать не смел. И саркофаг, и брошенные дома, и рыжий лес!
— Не страшно было?
— Вы про радиацию? Нет, не страшно. Страшно было потом.
«Проза» молчит. А Мурат продолжает:
— Например, нам сказали, что у хохлов нет авиации, но потом прилетел вертолет с двумя полосками и обстрелял дорогу. Мой лучший друг погиб. Он в кабине сидел. Потом Буча, Ирпень…
Мурат замолкает. «Проза» взмахом руки приветствует солдат на блокпосту.
— Если бы мне предложили еще раз… Нет, ни за что! Война не имеет смысла. Никакая война не имеет смысла.
«Проза» с удивлением смотрит на собеседника. Лицо Мурата угрюмо.
Информационное обеспечение специальной военной операции полностью провалено. С рядовыми контрактниками никто не разговаривал ни тогда, ни сейчас. Зачем, почему мы пришли на Украину? С кем мы воюем? Никто нашим десантникам не объяснял. Они жили на учениях в палатках в белорусском лесу, собирались уже уезжать, когда поступил приказ… и они поехали на юг. Солдаты не видели ни Путина на Совете национальной безопасности, ни обращения Путина к нации — ничего. Ни одной мало-мальской политинформации. Для «Прозы», несостоявшегося советского офицера-политработника, это открытие неприятно. Рядовые видят перед собой только бруствер окопа и не видят цели войны.
— Но, с другой стороны, — говорит «Проза» Мурату, — вон, наш мэр Собянин. Хороший мэр, при нем город стал лучше. Но он же тоже с населением практически не общается. С низами. Он работает на президента, вверх. Ему лоялен. Печать времени.
Ответ не нравится самому «Прозе», но они уже приехали. «Проза» паркуется у главного входа дивизионного госпиталя, под который отведен один из корпусов городской больницы.
Начальник госпиталя, с позывным «Купол», стриженный наголо блондин со шрамом над левой бровью, сидит на лавочке у входа в приемный покой, тут есть тень от деревьев. «Купол» закуривает и говорит:
— А меня в эту войну преследуют кровати.
Сигарета то и дело исчезает в его огромных крепких ладонях.
— Еще в январе перед
